А а у Криспина тоже такое бывает?
Нет. До этого еще не дошло. Но если он говорит, что ему, блин, нужно выпить ему это действительно нужно.
Именно поэтому в той бутылочке, которую я принес, сок был наполовину разбавлен джином.
Мы немного постояли во дворе, пока закатный свет медленно угасал над остывающими угольями конюшен.
О чем ты думаешь? спросила Софи.
Хм О том, что я бы с удовольствием сломал Фреду Смиту второй локоть. А также колени, пальцы, лодыжки и шею.
Именно в таком порядке, кивнула она.
Я рассмеялся, но в душе по-прежнему пылал гневом. На этот раз это уже чересчур. Мелкие стычки переросли в открытые военные действия. Если Паули Текса все-таки прав и Вик или кто-то еще пытается запугать меня и заставить выйти из игры что ж, они добились как раз противоположного. Им не удалось заставить меня играть по правилам Вика напротив, они убили во мне терпимость, с которой я относился к ним раньше. Я по-своему не менее упрям, чем этот кучерявый Фред Смит. Вик еще пожалеет, что не оставил меня в покое!
Я отвернулся от руин. Я отстрою то, что погибло. Как можно скорее, и еще лучше, чем было раньше!
А где ты собираешься ночевать? спросила Софи.
Я посмотрел на нее в темноте. Гладкие серебристые волосы. Спокойные глаза, в которых отражается небо. Ничего, кроме дружеского интереса.
Для того, чтобы я поехал ночевать к ней, мне нужно что-то более серьезное
Нельзя ли воспользоваться твоим диваном? спросил я.
Она помолчала.
Диван короткий, сказала она. И снова замолчала. Я смотрел на нее и ждал.
Наконец ее глаза улыбнулись.
Ну ладно. Ты уступил мне свою постель Я уступлю тебе свою.
Вместе с тобой?
Я надеюсь, ты не затем спалил свою спальню, чтобы оказаться в моей постели?
Я хотел бы ответить «да».
Ничего, ты и так выглядишь достаточно самодовольным! сказала она.
И мы мирно отправились в Ишер, она на своей машине, я на своей. Мирно поужинали тем, что нашлось у нее в морозилке, посмотрели мирное старое кино по телевизору.
И в постели она тоже была удивительно мирной и спокойной. Ее внутренняя сдержанность никуда не делась. Казалось, она насмешливо вскидывает брови при мысли о том, как забавно это выглядит со стороны. Она была тихой и пассивной.
И в постели она тоже была удивительно мирной и спокойной. Ее внутренняя сдержанность никуда не делась. Казалось, она насмешливо вскидывает брови при мысли о том, как забавно это выглядит со стороны. Она была тихой и пассивной.
С другой стороны, она недвусмысленно дала мне понять, что я доставляю ей удовольствие. И удовольствие было взаимным.
Мы занимались любовью страстно и нежно. Это был не спорт, а легкие прикосновения. Восхитительные ощущения, остающиеся надолго. И она тоже не смущалась.
Потом она лежала, положив голову мне на плечо.
Мне к шести надо в Хитроу на дежурство, наконец сказала она.
Нашла время об этом говорить!
Я почувствовал, что она улыбается.
Ты предпочел бы, чтобы я сказала об этом десять минут назад?
Я хмыкнул:
Велика разница!
Она лениво погладила мою грудь.
Я об этом подумаю, когда буду в диспетчерской.
Да ты же все самолеты посадишь не туда!
Не бойся. Она поцеловала меня в плечо. Я распоряжаюсь взлетами. Говорю им, когда взлетать.
Когда?
И где. Но не как. Это они уж сами.
Я улыбнулся и закрыл глаза в теплой темноте.
А ты не снимаешь бандаж, даже когда занимаешься любовью, сказала она, водя пальцами по внутренней стороне мягкого бандажа, в котором я спал.
Когда занимаешься любовью, бандаж особенно необходим, сказал я. Очень высокий риск вывихнуть сустав.
Это по личному опыту?
Ну, можно сказать, что да.
Так тебе и надо!
И мы, удовлетворенные, медленно погрузились в сон.
Глава 11
В среду, на аукционе в Аскоте, Вик и его дружки, завидев меня, тут же сомкнули ряды и стройными колоннами двинулись в мою сторону.
Я встретил их на полдороге. «Прямо как на Диком Западе! насмешливо подумал я. Не хватает только «кольтов» и звезды шерифа!»
Я тебя предупреждал, сказал Вик.
Все смотрели на меня. Я смерил их взглядом одного за другим. Вик держался откровенно агрессивно, прочие излучали широкий спектр эмоций, от самодовольного презрения до легкого беспокойства.
Играя с огнем, можно обжечься, ответил я.
Это не мы, сказал Вик.
Верно. Это сделал Фред Смит. И он не говорит, кто ему заплатил. Но мы-то знаем, да, Вик?
Ты? вскинулся он. Откуда? Он поразмыслил и покачал головой. Да нет, ты не знаешь.
Но ты знаешь, медленно сказал я. А если не ты то кто же?
Вик захлопнулся, как улитка.
Делай то, что мы говорим, и ничего больше не случится, сказал он.
Ты плохо разбираешься в людях, сказал я. Когда меня бьют, я даю сдачи.
Я же тебе говорил! заметил Джимини Белл, обращаясь к Вику.
Вик посмотрел на него, как удав на кролика. Джимини совершенно не умеет обращаться с людьми зато ему замечательно удается терять друзей.
По одну сторону от вожака стоял Ронни Норт, по другую рыжий Файндейл. Похоже, мои смутные угрозы не произвели особого впечатления ни на того, ни на другого.
Почему бы нам не заключить соглашение? предложил я. Вы оставите меня в покое, а я оставлю в покое вас.
Все шестеро одновременно усмехнулись.
Да что ты нам можешь сделать? фыркнул Вик.
Я купил четырех лошадей для разных клиентов без вмешательства Вика и отправился домой. Криспин, трезвый и угрюмый, провел день, глядя на то, как рабочие загружают угли конюшни в грузовики. Во дворе по-прежнему воняло гарью, и в воздухе висели пыль и пепел, но бетонный фундамент местами был уже расчищен, и на месте пожарища проступали очертания будущей новой конюшни.
Криспин сидел в кабинете, пил шипучий лимонад и смотрел по телевизору детскую передачу. За два дня электрики успели по-быстрому заменить сгоревшую проводку и включить ток, а телефонисты восстановили мою связь с внешним миром. С помощью соседей я вычистил кабинет и кухню и одолжил у них же сухое постельное белье, так что я по-прежнему жил у себя дома, несмотря на то что часть крыши была затянута брезентом и внутри было сыро, как в ирландском болоте.
Тебе человек двадцать звонили, сказал Криспин. Целый день только и делаю, что на звонки отвечаю.
А что они просили передать?
Ты думаешь, я помню? Я всем говорил, чтобы перезвонили вечером.
Ты ел что-нибудь?
Тут тебе из деревни пирог яблочный прислали. Я его съел.
Тут тебе из деревни пирог яблочный прислали. Я его съел.
Я сел за стол и взялся за обычную бумажную работу.
Ты мне лимонаду не принесешь? окликнул я Криспина.
Обойдешься.
Сам я за лимонадом не пошел, и через некоторое время Криспин, тяжко вздохнув, отправился на кухню и налил-таки мне лимонаду. Прозрачная шипучка с синтетическим вкусом по крайней мере отбила стоявший во рту привкус кирпичной пыли и пепла, хотя я снова, уже в который раз, пожалел, что никто не изобрел безалкогольного напитка со вкусом сухого белого вина. Почему-то все безалкогольные напитки непременно приторно-сладкие.
За этот вечер, помимо того, что я отвечал на отложенные звонки и обсуждал детали сделок, я позвонил в три места по личному делу.
Бывшему владельцу жеребенка от Транспортера, которого Вик купил за тридцать тысяч и сплавил Уилтону Янгу за семьдесят пять. Николю Бреветту. И самому Уилтону Янгу.
В результате на следующий день владелец жеребенка встретился с Николем в Глостере, а утром в пятницу я вместе с ними отправился в Йоркшир, на свидание с почтовым магнатом.
Свара между Уилтоном Янгом и его рыжим барышником, имевшая место быть на скачках в Донкастере в ту субботу, была слышна, наверно, на пол-Англии. Я, как и все прочие присутствующие, жадно внимал их перебранке, более чем удовлетворенный.
Уилтон Янг долго не хотел поверить, что его обвели вокруг пальца. Ну, еще бы! Кому же хочется оказаться в дураках? Он говорил, что я ошибаюсь. Что его барышник Файндейл никогда бы не стал сговариваться с Виком Винсентом и вздувать цену на жеребчика, чтобы потом поделить между собой вытянутые из него, Уилтона Янга, денежки.
Я во время этой беседы почти не раскрывал рта. Говорить я предоставил владельцу жеребчика. Негодование, которым он кипел в Ньюмаркете, постепенно переросло в горестные сожаления, и, узнав о возможности подложить Вику крупную свинью, он ухватился за это предложение, как голодный кот за кусок мяса.
Николь тоже был ошеломлен и разгневан за отца. По дороге в Йоркшир он сидел рядом со мной и периодически повторял, что «это невозможно!». Я был уверен, что изумление Николя вполне искренне, но про себя сомневался, что Константин тоже будет удивлен. Отец Николя был достаточно ловок и хитер, чтобы заставить Уилтона Янга снова и снова платить за привилегию обойти на торгах «этого Бреветта». Хотя, с другой стороны, я не знал, доставила ли бы ему удовольствие такая, тайная, победа. Константин был слишком горд для тайных триумфов.
Уилтон Янг и Файндейл стояли на газоне перед весовой и орали друг на друга, не обращая внимания на окружавшую их аудиторию в пять тысяч человек. Уилтон Янг наскакивал на барышника, точно фокстерьер, а Файндейл полыхал ярким пламенем, как его шевелюра. На краю газона неуверенно топтались двое распорядителей видимо, боялись, что спорящих придется разнимать, а проходящие мимо жокеи поглядывали в их сторону и ухмылялись от уха до уха.
Бесстыжий ублюдок! орал Уилтон Янг со смачным йоркширским выговором. Я те прямо говорю, я не позволю, чтобы всякая тварь безнаказанно дурила мне мозги! Я те прямо говорю, больше ты для меня лошадей не покупаешь! И я вытрясу из тебя все деньги, что ты у меня награбил за эти два года, все до единого пенни!
А вот хрен тебе! орал в ответ Файндейл, усердно заколачивая гвозди в собственный гроб, как это свойственно всем горячим головам. Ты купил этих лошадей за настоящую цену, а если тебе это не нравится, так можешь удавиться!
Для тебя и твоего проклятого Вика Винсента «настоящая цена» это каждый пенни, который вы можете вытянуть из доверчивых простаков! Ладно, я и сам оказался в дураках, но теперь с этим покончено, я те прямо говорю! Уилтон Янг потрясал в воздухе пальцем, как бы выделяя каждое слово. Я на тебя в суд подам, вот увидишь!
Попробуй! Все равно ни хрена не получишь!
Зато заляпаю тебя грязью так, что вовек не отмоешься, чтобы всякие лопухи не доверяли тебе свои деньги! Я тебе прямо говорю, сударь, я позабочусь, чтобы вся Англия знала: поручать тебе покупать лошадей все равно что выбрасывать деньги в сточную канаву!