В последний раз они виделись в Сочи, кажется, в тридцать пятом году. Это была короткая, почти мимолетная встреча. Сталин смутно догадывался, что начальник его охраны заботится о том, чтобы ему «не надоедали» бывшие друзья. Да и сам Сталин старался теперь избегать их. С тех пор прошло много лет, и он забыл Реваза, как забыл многих, кого знал в те далекие годы
Сталин прислушался. Ему показалось, что откуда-то доносится чей-то приглушенный голос.
Он не сразу понял, что голос звучал в телефонной трубке, которую он по-прежнему держал в руке.
Резким движением поднес трубку к уху, сказал:
Да?..
Это я, Иосиф Виссарионович, услышал он голос Поскребышева.
Что тебе надо? недовольно спросил Сталин.
Мне показалось, что вы не повесили трубку.
Тогда повесь ее ты и занимайся делом! грубо сказал Сталин. Но тут же добавил: Нет, подожди! Привезите ко мне Баканидзе. Сюда. На квартиру.
Но, товарищ Сталин, раздался неуверенный бас, я же не знаю, где его искать! По телефону он говорил, что находится под Москвой со своей частью на переформировании и дня через три направится на фронт
Найти и привезти! повторил Сталин. Ясно?
И, не дожидаясь ответа, повесил трубку.
Был четвертый час утра, когда он поднялся на второй этаж. Прошел в свой кабинет через особую дверь, минуя приемную, в которой сидел Поскребышев. Но на столе у Поскребышева тотчас же зажглась и погасла лампочка: сотрудник охраны на первом этаже нажал сигнальную кнопку.
Все мысли Сталина вновь были сосредоточены на ожидании сообщений о результатах воздушной разведки. Про Баканидзе он снова забыл, но если бы и помнил, то не стал бы спрашивать, выполняется ли его распоряжение: Сталин никогда не повторял распоряжений дважды.
Артемьева! приказал он вошедшему по звонку Поскребышеву.
Через минуту тот снова появился в кабинете и доложил, что Артемьев выехал в Тулу. У аппарата его заместитель.
Сняв телефонную трубку, Сталин спросил:
Есть результаты воздушной разведки?
Так точно, товарищ Сталин, услышал он торопливый ответ, мы только что доложили Генштабу.
Что видели на этот раз ваши летчики?
Он уже был прежним Сталиным и задавал вопросы спокойно и не спеша.
То же самое, что и в прошлый, товарищ Сталин, ответил генерал на другом конце провода, тщетно стараясь подавить волнение, звучащее в его голосе. По шоссе движется колонна танков и мотопехоты противника.
Откуда и куда?
Со стороны Спас-Деменска на Юхнов.
Какова длина колонны?
Примерно двадцать пять километров, товарищ Верховный главнокомандующий, поспешно ответил генерал и тихо добавил: Наших войск перед ней не обнаружено.
Какие вы приняли меры? спросил Сталин после короткого молчания.
В Подольск выехал помощник командующего комбриг Елисеев для быстрейшего приведения в боевую готовность пехотного и артиллерийского училищ. Ему дано задание вывести курсантов на рубеж Малоярославецкого укрепрайона, чтобы любой ценой задержать противника. Кроме того, приказано поднять по тревоге училище имени Верховного Совета и Военно-политическую академию. Они находятся сейчас в подмосковных лагерях. Кроме того
Подождите, сказал Сталин. Он положил на стол телефонную трубку, взял карандаш и что-то записал на листке бумаги. Затем встал, подошел к столу заседаний. Карты, убиравшиеся на время совещаний с иностранцами, теперь вновь были разложены по всей длине стола.
Сталин выбрал одну из них, сделал на ней пометку карандашом, вернулся к письменному столу, не опускаясь в кресло, снова взял трубку и, услышав в ней частое и шумное дыхание, сказал:
Продолжайте.
Помимо частей, о которых я только что доложил, раздалось в трубке, по боевой тревоге поднимается Военно-политическое училище и части тридцать третьей запасной стрелковой бригады.
У вас все? спросил Сталин.
У вас все? спросил Сталин.
Да, товарищ Верховный главнокомандующий, ответил генерал после короткой паузы.
Именно эта пауза насторожила Сталина. Вместо того чтобы повесить трубку, он сказал, произнося слова медленно, почти по слогам:
Я спрашиваю: это все, что вы можете доложить? И, не дожидаясь ответа, добавил: Я хочу знать все.
Товарищ Сталин, нерешительно, с явно ощутимой робостью в голосе произнес генерал, если верить командиру эскадрильи и летчикам, вылетавшим для проверки первоначальных данных воздушной разведки, танки противника уже вошли в Юхнов.
Какое-то мгновение Сталин молчал. Он почувствовал вдруг, как во рту у него пересохло. Немцы в Юхнове! Значит, Ржевско-Вяземский оборонительный рубеж обойден противником
Товарищ Сталин, разрешите доложить, снова заговорил генерал, мы только что сообщили данные разведки в Генштаб, но там о прорыве ничего не известно. Командующего ВВС округа полковника Сбытова вызвал в НКВД Абакумов, и Сбытов не возвращается уже более двух часов!
Генерал говорил все торопливее, точно опасаясь, что его не выслушают до конца. И внезапно умолк, будто испугавшись собственных слов.
Вы поступили правильно, что доложили. Нам нужна правда, произнес Сталин еще спокойнее, чем прежде. И меры приняли правильные. Надо во что бы то ни стало задержать врага перед Можайским рубежом. Вы понимаете меня? Собрать все, что есть, и задержать во что бы то ни стало. Необходимо выиграть пять семь дней, пока не подойдут резервы Ставки. Вы меня поняли?
Так точно, товарищ Сталин! громко ответил генерал.
И еще. Передайте Артемьеву мое указание, чтобы возвращался в Москву. Товарищи в Туле сами знают, что надо делать. И Сбытову передайте, чтобы возвращался на свой КП. Сейчас не время для бесед с Абакумовым.
Но, товарищ Сталин, ведь его
Передайте, чтобы возвращался! чуть повысив голос, сказал Сталин и повесил трубку.
Затем он снял трубку другого, без наборного диска телефона и, не называя себя, резко произнес:
Где Сбытов?
Несколько мгновений он слушал знакомый голос. Затем сухо сказал:
Пусть Абакумов занимается своими делами. И уже гневно, с нескрываемым упреком бросил: Немцы в Юхнове!
Положив трубку, вызвал Поскребышева и приказал ему еще раз попытаться соединиться с командующими Западным и Резервным фронтами.
Однако Поскребышев почти тотчас же вернулся и доложил, что связи с Коневым и Буденным по-прежнему нет.
Несколько минут Сталин молча ходил по кабинету. В ушах его все еще звучали слова: «Танки противника уже вошли в Юхнов».
Ему не надо было снова смотреть на карту для того, чтобы оценить значение происшедшего. И хотя около ста километров еще отделяло Юхнов от Можайской линии обороны и свыше двухсот от Москвы, Сталин не утешал себя этим: ведь и от Спас-Деменска до Юхнова было почти сто километров.
Он позвонил в Генеральный штаб. Несмотря на раннее утро, Шапошников был на месте.
Вам известно, что немцы в Юхнове? сухо спросил Сталин.
Да, Иосиф Виссарионович, ответил начальник Генерального штаба, и в этом коротком его ответе содержалось все: и признание катастрофичности случившегося, и чувство личной вины, и страшная усталость уже далеко не молодого и не крепкого здоровьем человека.
Как вы расцениваете ситуацию?
Полагаю, что противнику удалось прорвать фронт Конева. Видимо, Конев этого и опасался, когда настаивал на отводе его войск на новые рубежи.
Он вам звонил?
Никак нет. Разговор состоялся по «Бодо». Однако я, зная, что подобного разрешения от Ставки не поступало, определенного ответа не дал. После этого прервалась и телеграфная связь.
Борис Михайлович, ответьте на один вопрос, медленно, чувствуя, что ему все труднее говорить спокойно, произнес Сталин, вы можете мне сообщить хотя бы приблизительно, где в настоящее время находятся командные пункты Конева и Буденного?
То напряжение воли, на которое был способен Сталин, понимающий, что обязан во что бы то ни стало сохранять спокойствие, было не под силу Шапошникову.
Нет, Иосиф Виссарионович, глухо ответил он. В настоящую минуту я не знаю Я не могу доложить вам об этом У нас все еще нет связи с командными пунктами этих фронтов.
Сталин повесил трубку. Потом подошел к столику у стены, на котором стоял графин, налил воды и сделал несколько глотков. Глотать было нестерпимо больно. Только сейчас ощутил жар и легкий озноб. Очевидно, он заболевал.
Сталин повесил трубку. Потом подошел к столику у стены, на котором стоял графин, налил воды и сделал несколько глотков. Глотать было нестерпимо больно. Только сейчас ощутил жар и легкий озноб. Очевидно, он заболевал.
Передернул плечами и провел рукой по лицу, как бы пытаясь сбросить с себя так не ко времени начинающуюся болезнь. Снял трубку аппарата междугородной правительственной связи, вызвал к телефону командующего Забайкальским военным округом Ковалева и сказал:
Прикажите поднять по боевой тревоге дивизии, намеченные для отправки в Москву, и срочно начинайте погрузку.
Взял со стола большую лупу и линейку и склонился над картами. Через несколько минут выпрямился, сделал несколько медленных шагов взад и вперед по кабинету, нажал кнопку звонка и снова вернулся к картам. Не оборачиваясь, приказал вошедшему Поскребышеву:
Ленинград. Жукова. Если нет на месте, предупредить, чтобы был у аппарата через два часа.
Будет сделано, товарищ Сталин, сказал Поскребышев.
Что еще? недовольно спросил Сталин, почувствовав, что тот не уходит, и на этот раз обернулся.
Товарищ Баканидзе у вас на квартире, ответил Поскребышев.
Несколько мгновений Сталин пристально глядел на стоявшего перед ним уже немолодого, но еще черноволосого, без проблеска седины, начинающего полнеть человека. Тот был в военной форме с полевыми, защитного цвета петлицами без окантовки.
Ни бурные встречи, ни долгие прощания не были в характере Сталина. Случалось, что с людьми, с которыми не виделся уже давно, он встречался так, будто продолжал только что прерванный разговор. А прощаясь с собеседником, особенно если тот принадлежал к его ближайшему окружению, обычно лишь кивал головой или попросту переходил к другим, очередным делам.
Однако сейчас в лице Сталина что-то дрогнуло, и он глухо проговорил:
Ну Здравствуй, Резо!
Здравствуй, Коба! негромко, с чуть заметной улыбкой на смуглом, уже изрезанном морщинами лице отозвался Баканидзе.
Он было протянул Сталину руку, но тот подошел и обнял его.
Мы давно не виделись, сказал Сталин. Очень давно.
Да. Давно.
Может, поужинаем или, точнее, усмехнулся Сталин, позавтракаем? Ты, наверное, голоден?
Баканидзе покачал головой:
Через сорок минут я должен быть на Белорусском вокзале. Начнется погрузка моей дивизии.