- Что ты будешь теперь делать? - спросил он. - Что я могу сделать для тебя?
- Сейчас к жене, - сообщил Демьян. - Ночь буду с ней, а завтра отвезешь меня к Тайкахе. Хочу поговорить с ним.
Эту ночь он не спал слушал биение сердца и сиплое дыхание своей медведицы, устроившись рядом и глядя на мерцающую поверхность пруда, мягко тыкал ее носом, когда она начинала едва слышно поскуливать, подпихивал к пасти мясо. Наутро силой напоил ее водой с медом, залечил укусы на себе и улетел в тундру.
Старый шаман на морозе, при свете короткого дня еще немного на север, и начнется долгая полярная ночь, под трепещущими занавесями северного сияния свежевал оленя. И на запах крови прибежали и крутившиеся неподалеку волки, чующие силу старого человека и не смеющие приближаться, и пушистые юркие песцы, и остроносые тявкающие лисы, задирающие мордочки и жадно нюхающие воздух. Бермонту и самому был приятен запах свежей крови, но пришел он не за этим. Сел на снег, скрестив ноги и ожидая, пока закончит старик свое дело. Тот только покосился на него, срезая острым лезвием куски мяса и выкладывая их на свежеснятую шкуру замерзнет, вымерзнет, вкусно будет.
Долго шаман орудовал ножом. Кинул потроха подбежавшим хищникам, цыкнул на них, начавших жадную возню с рычанием, и зверье послушалось, стало есть чинно, не огрызаясь и не пытаясь утащить кусок побольше. Выломал пару ребер со свежатиной, сел перед королем на снег, отдал одно ему измазанными в крови пальцами, сам вгрызся в другое. Некоторое время мужчины молча ели. Затем умылись снегом тот окрасился в розовый, кровавый. Тайкахе требовательно протянул руку, и Демьян отдал ему обглоданное ребро. Шаман несколько минут всматривался в него, вслушивался, и лицо старика с красными разводами казалось даже жутковатым.
- Великий Медведь сердится, - скрипуче сказал он наконец.
- Это я чую, - тяжело ответил Демьян, - поэтому и хочу узнать все, что ты можешь мне сказать, прежде чем идти за помощью.
- Лапа у него тяжелая, - шаман искоса, прищурившись, взглянул на короля. - Обождал бы.
- Переживу, - Демьян погладил по шкурке подбежавшего лисенка, и тот быстро-быстро стал облизывать его пальцы. - Ты ощущаешь ее сейчас, Тайкахе? Что ты видел?
- Прошлое видел, алтарь в крови и брак свершившийся. И будущее видел, солнце целительное и сына вашего, - не переставая вертеть в руках оленье ребро и глядя куда-то сквозь собеседника, сообщил старик, - и смерть жены твоей видел. Запутали меня духи, - он постучал ладонью по снегу, и вокруг заискрились, заблистали взметнувшиеся снежинки, - заиграли. Где явь, где ложь? Видел я, как душа уходит на оборот, а что дальше живым уже недоступно, медвежий сын.
- Позвать душу сможешь? - спросил Бермонт выжидательно.
- Эхехе, - застонал шаман. - Лучше тебя никто не позовет, медвежий сын. Но обряд проведу, не сомневайся. Только надо, чтоб было куда душе возвращаться. В хилом теле не задержится. Приходи, когда здорова телом будет.
Он снова завздыхал, открыл рот, будто собираясь что-то сказать, закрыл его. И все-таки произнес:
Он снова завздыхал, открыл рот, будто собираясь что-то сказать, закрыл его. И все-таки произнес:
- Иди, медвежий сын. И не печалься. Замыслы богов трудно понять из-за краткости нашей жизни. Но так я думаю все это нужно было, чтобы твою силу увеличить. Теплынь-то какая, - он махнул рукой, сощурился, и Демьян невольно усмехнулся морозец хорошо щипал кожу, но для этого времени и правда было тепло. - А может, еще для чего пригодится, мой король? Да и чем сложнее цель, тем больше вира. Твою виру заплатила жена. Но сам подумай не было бы твоей крови в ней, она бы уже умерла. Не всегда плохое плохо. Бывает, плохое оборачивается хорошим.
Луна уже стояла высоко в небе, освещая засыпающий Ренсинфорс голубым сиянием, когда Бермонт вернулся в замок. И прямо из ангара пошел к своей Пол. Она опять дремала, беспокойно подергивая лапами, и замерла только когда Демьян обернулся и лег рядом.
На следующий день он опять приказал подготовить листолет. Но полетел теперь на запад туда, где среди густого и глухого леса, во впадине между двумя сопками находилось огромное, никогда не замерзающее озеро.
Посередине этого озера стоял остров, ставший местом последнего пристанища первого Бермонта, воплощенного Зеленого, Михаила. Никто не знал об этом, кроме членов королевской семьи. Местные к озеру не подходили вокруг случались вещи ужасные и таинственные, и поэтому огибали его стороной. Не работали рядом магические механизмы, не было проложено к нему дорог. И король Демьян, оставив сопровождающих далеко на дороге, куда приземлился листолет, оборотился в медведя и потрусил по глубокому снегу к озеру, широко раскинувшему холодные и вязкие языки тумана. С каждым шагом туман становился плотнее, и скоро медведь уже шел в тихом сверкающем на солнце молоке, густом, таком плотном, что даже хруст снега под лапами казался приглушенным.
Шел он долго солнце уже прошло треть небосвода, когда под лапами наконец захрустела ледяная крошка, а затем захлюпала вязкая глина, покрытая почерневшей хвоей и острыми шишками. Зашуршала зеленая осока, раздвигаемая тяжелым зверем. Медведь глотнул теплой воды телу сразу стало радостно и хорошо и, шагнув в воду, поплыл, быстро перебирая лапами и задрав нос кверху.
Остров он бы не пропустил даже в тумане тот светился зеленоватым травяным сиянием, ленивыми волнами растекающимся по водной глади. Среди окружающих снегов на поверхности озера цвели кувшинки, вокруг квакали лягушки. Плескала рыба, и Бермонт не удержался схватил одну особо наглую, зажал в пасти трепыхающееся скользкое тело и поплыл быстрее очень хотелось поскорее сожрать добычу.
На остров он ступил через полчаса. Отряхнулся от воды, зажал рыбу лапой и в два присеста заглотил ее. Попил и обернулся в человека.
В нескольких метрах от берега травы вымахали по пояс, и дух кругом разливался сочный и летний, хвойный, яблочный. Высокими стражами вставали зеленые ели, окружая остров по периметру искололи короля, мягко предупреждая: не ходи, не тревожь праотца. Но Бермонт шел, и взгляд его то и дело выхватывал то крепкий белый грибок, то россыпь красноголовиков в желтой хвое, то яркие пятна лисичек во мху. Шмыгали вокруг зайцы, взволнованно щебетали птицы - «стой, не ходи», и в стрекоте любопытных пушистых белок он тоже слышал предупреждение.
Недовольство своего отца Демьян почувствовал задолго до того, как вышел к могиле. Как будто кто-то крепкой рукой давил ему на шею, заставлял склонять голову, напрягать мышцы, чтобы двигаться дальше. И остров начало потряхивать едва заметно, и деревья вокруг качались, шелестели тревожно, предостерегающе.
Через несколько минут король вышел на яблоневую поляну. То тут, то там виднелись молодые яблоньки, а посреди стояла мать этого сада высокая, крепкая, с кроной, которая, казалось, покрывает весь остров. Увидел он тут и лосиху с лосятами, поедающих нападавшие яблоки, и топочущих под ногами бесстрашных ежей, и спящих, свернувшихся клубочками волков. Здесь все сосуществовали в мире, и никто бы не посмел пролить кровь другого живого существа.
Когда-то давно, несколько тысяч лет назад, этот остров был голым камнем, монолитом поднимающимся из холодных вод озера. После смерти Михаила Бермонта прямо из скалы посреди острова выдолбили тяжелый саркофаг и положили туда почившего короля.
А через несколько лет из-под могилы поднялась яблоня. Необычная, с шестью стволами, оплетшими тяжелую гробницу великого короля и снова соединившимися над ней. Яблоня пошла в рост и вширь, подняла саркофаг на высоту нескольких человеческих ростов, пробила корнями камень, уйдя куда-то в неведомые глубины, и раскинула свою крону над островом. Саркофаг и сейчас был виден высоко над землей, мерцающий зеленью, как огромный неограненный изумруд в древесной оправе.
А через несколько лет из-под могилы поднялась яблоня. Необычная, с шестью стволами, оплетшими тяжелую гробницу великого короля и снова соединившимися над ней. Яблоня пошла в рост и вширь, подняла саркофаг на высоту нескольких человеческих ростов, пробила корнями камень, уйдя куда-то в неведомые глубины, и раскинула свою крону над островом. Саркофаг и сейчас был виден высоко над землей, мерцающий зеленью, как огромный неограненный изумруд в древесной оправе.
До яблони оставалось несколько десятков шагов, когда гневное давление стало невыносимым и Бермонт рухнул на колени, склонил голову.
- Верни ее мне, - произнес он громко. - Отец. Я виноват, накажи, как посчитаешь нужным. Только верни ее.
Остров завибрировал от нутряного земляного рычания и заревели, расходясь к берегам озера поднявшиеся высокие волны. Громко хрустнула отломанная яблоневая ветка и на спину склонившегося короля обрушился тяжелый удар, оставляя красный рубец. Демьян только сжал зубы и склонился еще больше. И лишь вздрагивал, когда на спину опускался очередной удар.
Остановился праотец только когда ветка разлетелась, не выдержав силы воспитательного рвения.
- Уходи, - раздался тяжелый рык, - и не смей возвращаться. Будет тебе урок.
- Не пойду, - упрямо сказал Демьян. - Верни ее, отец. Год здесь стоять буду, два, пока не смягчишься. Верни.
- Выкину, - сердито рявкнули рядом с ним. Но уже без истовости, с усмешкой. Мохнатая лапа прошлась по спине, снимая боль, залечивая раны. Погладила по голове.
- Не за то бил, сын, - сказал уже низкий человеческий голос, - что зол на тебя, а в науку, чтобы думал впредь, за что ответственен. Раз пришел, не спрятался, не испугался, да и вину признал скажу тебе. Над душами я не властен, однако жди Михайлова дня. Если и вернется она, то только тогда, когда звери и люди ближе всего друг к другу. Больше ничего не открою. Сейчас надо нам беречь силы, сын. И ты не подводи меня впредь.
Бермонт поклонился, так и не обернувшись, и вдруг пространство вокруг поплыло, и он выпал на снег прямо перед ожидающим его листолетом. Выскочили из аппарата охранники, глядя, как поднимается с земли нагой король а сверху на белый покров красно-желтым, сочным дождем сыплются спелые, ароматные яблоки.
Ренсинфорс, королевская лечебница,
Игорь Стрелковский
Игорь Иванович от уколов, примочек и виталистических процедур проспал почти два дня. Только просыпаешься тебе вкатывают антибиотик, кормят, провожают до удобств и снова зовут виталиста. Мышцы периодически прихватывало судорогами, и тело болело так, будто он неделю в одиночку камни ворочал. «Воздействие тока, - объяснил доктор, - вы еще легко отделались, чудо, что не парализовало».