Меня снарядили по высшему классу: кроме теплого белья, шапки, прочных брюк и телогрейки (не удивляйся, читатель ночи в августе в горах холодные), опоясали меня патронташем, справа патроны с тяжелыми самодельными пулями, слева с крупной картечью. Охотничий нож в чехле, что бы ни утерять, был привязан к поясу ремешком. Небольшой запас еды был у каждого, да еще фляжка воды.
Перед отправкой на охоту, Иван Иванович, сославшись на небольшое недомогание, отказался ехать с нами: «Вас двое, управитесь и без меня, я утром подъеду. Смотри, Гоша зацепите медведя, не подходи до рассвета, опасно!»
«А если раним, и он полезет к нам на березу?» я высказал сомнение по поводу ненадежности нашего укрытия.
«Лестницу отбросите, да у вас два ружья, по два ствола на брата, жаканом 1 бейте, сразу свалите!» С тем мы уже собирались отбыть к месту охоты.
Тут Иван Иванович обратился к своей супруге, добрейшей тете Мане: «Дай ребятам медовухи, ночи ужо росные, да холодные, к рассвету согреться будет чем».
Тетя Маня, суровая на вид женщина, поворчав для порядку, дала Гоше ключи от кладовки: «Нацеди там себе во фляжку».
Читатель, если ты не пробовал старинный русский напиток медовуху, ты многое потерял!
Попроси знакомого пасечника, он уделит тебе из своих запасов.
Тетя Маня делала этот хмельной напиток по особому рецепту, помню только, что из трав добавляла она цветы чабреца. Хранила она вожделенный для многих односельчан напиток в особой деревянной бочке, называемой «лагушок». Вмещал «лагушок» литров десять и Гоша просто прихватил его из кладовой.
Добрались до березы засветло, расположились на помостах, я внизу, Гоша вверху, надо мной.
Иван Иванович, пожелав нам не спать и не шуметь, взгромоздился на телегу и укатил в село. Быстро темнело. Чтобы не дремать, я шевелил пальцами ног и «шепотом» грыз сухари.
Иван Иванович, пожелав нам не спать и не шуметь, взгромоздился на телегу и укатил в село. Быстро темнело. Чтобы не дремать, я шевелил пальцами ног и «шепотом» грыз сухари.
Опытные охотники кладут в рот маленькие сухарики, и пока они не размокнут, грызть их без хруста не возможно. И спать не дадут. Тут напарник по охоте тихим шепотом просит: «Стаканчик подай!». Подаю я ему складной стаканчик, слышу в темноте «Буль, бульк, бульк ». Стаканчик вернулся ко мне полный. Выпил. Ох, и хороша медовуха у тети Мани! Первейший на селе специалист по этому напитку!
Луна на восходе стыдливо спряталась за тучку. Немного посветлело. Серебром отливает овес на поле, изредка протяжно вскрикивает какая-то птица и тишина.
После нескольких передач стаканчика стало как то спокойно. Помню, выплюнул я сухарик изо рта и провалился в теплое, вязкое небытие.
Очнулся как от толчка в бок. Левая лука затекла и свешивалась куда-то вниз. Осторожно я протянул правую руку, и она ощупала такой же край.
Пошевелил ногами и понял, лежу неизвестно где, внизу пустота!
Вспоминаю, что курс физики в объеме средней школы я знаю на отлично, определим высоту, для чего достаю нож и бросаю его вниз, начинаю считать: «Раз, два, три . десять!» звука от падения ножа нет. Лежу на высоте метров 500! Легкая паника сменилась ужасом, я вскочил, стукнулся головой о верхний помост и все вспомнил! Подтянул нож, болтающийся внизу на ремешке, пошарил возле себя ружьишко. Оно, скорее всего, упало вниз.
Луна выплыла почти в зенит и каким-то восторженным, колдовским светом заливала овсяное поле.
Тут метрах в пятидесяти от березы я замечаю спокойно пасущуюся лошадь.
Этого еще не хватало! Спускаюсь вниз, в траве нахожу ружье и стараясь особо не
шуметь подхожу к лошади. Странная лошадь, сидит на задних ногах, чавкает, обсасывает метелки овса!
И тут до меня доходит: «Медведь!».
Ощутив противный холодок по спине, зачем-то ору: «Ты что здесь делаешь!!!».
Медведь, охнув от неожиданности, встал на задние лапы.
Где вы, эксперты книги рекордов Гиннеса?
Метры до березы и вверх по лестнице это расстояние, я преодолел, может секунд за пять и те мне показались вечностью.
Память услужливо подсказала еще один путь к спасению отбросить от дерева лестницу.
Отдышался, вспомнил про ружьё. Переломил, вложил два заряда с пулями в оба ствола и бабахнул наугад в сторону темной чащи!
«Что! Где! Кто!», заорал с верхнего помоста Георгий Федорович.
Ответом нам был только треск валежника, да испуганное уханье удиравшего медведя.
Прибывший с рассветом Иван Иванович, осмотрев следы, изрек: «Метров на двадцать ты к нему подошел, я так близко никогда бы не рискнул, а вот нервишки у тебя ни к черту, промазать с такого расстояния!»
И поднимая с земли, почти пустой бочонок из-под медовухи, добавил: «Оно может и к лучшему, подраненный зверь очень опасен!»
Прошло много лет, как не брал я в руки ружья. Но с некоторых пор более заядлого и меткого стрелка вам не отыскать. Только в этом году «завалил» я здоровенного лося, в засаде упорно дождался лису, а на прошлой неделе добыл четырех журавлей! Одного срезал в полете, а трех перещелкал на земле.
Думаете хвастливое вранье? А вот и нет! Можете сами посмотреть мои трофеи. Вот они украшают экран монитора моего компьютера, потому что давно оружие несущее смерть живому, я сменил на фоторужьё. В восхищении качают головой мои друзья, любуясь моими охотничьими трофеями.
Скажи читатель, много ли у тебя знакомых охотников, которые запросто могут сказать: «Ходил на медведя»?
жакан круглая, свинцовая пуля для гладкоствольного ружья, как правило, самодельная.
Дом висельника.
После смерти Николая Ивановича остался дом. Так себе постройка, не особо-то и баская: две комнаты, да рубленая, бревенчатая пристройка из двух комнат. Зато усадьба обзавидоваться! Огород полого спускался к речке, а точнее к основательно заросшей тополиной роще. По весне, в пойме речки буйствовали соловьи, да в заполненном осокой болотце, квакали лягушки. Все это природное любование досталось племяннику Николая Ивановича Сергею. А по нашенски, по науличному, Серёге.
Серёга обретался в городе и даже на похороны своего щедрого дядюшки умудрился опоздать. Припылил на старенькой «Жиге» как раз когда опустили в могилу гроб. Нет, вынимать из-за него, мы не стали примета плохая, а закапывать повременили. Подождали, пока Серёга тёр кулаком сухие глаза, изображая горе и печаль по ушедшему дядюшке, а потом взялись за лопаты.
Серёга проникся к нам по поводу ушедшего в мир иной родственника и выставил литр водки. Это копать могилу, да обряжать покойника в последний путь, никого не дозовешься, а вот водку пить, так все набежали. Вот и завалилась вся наша шумная компания в наследуемый дядюшкин дом. А там, пошло поехало! Короче: в нашей компании как одной бутылки мало, две много, а вот три в самый раз!
Уехал Серёга из села на третий день. А мы остались. И остались вроде как за негласных хозяев дома. Ясное дело ключи от замка, мы где-то потеряли и заходили в дом по простому вынимали пробой из косяка и все дела. Со временем, хозяев становилось больше, кто-то проговаривался знакомым, кто-то приводил подружку. Ну не целоваться же в холодный вечер на улице. Так и служил верой и правдой нашей компании домик у реки. Служил до самого августа. А в августе случилось это. Жуть, если рассказать во всех подробностях! Попробую, но учтите буду беречь ваши нервы, да и свои напрягаются, как вспомню!
Не знаю, кто проболтался Антону про наше пристанище, только повадился он бывать в нашем доме. У нас как пришел, видишь, пробой вынут и дверь на крючке уходи, кто-то с подругой уединился, а не на крючке, так компашка гуляет смело заходи!
А вот Антон, он терпеливо ждал и заходил в освободившийся дом даже поздней ночью. Природнился к нему, одним словом. Да и пусть его, не сильно и жалко! Только вот подружке парень что-то разонравился, ну бывает! Так ты либо добивайся её, либо найди другую, дел то!
А Антошка, пригорюнился, призадумался да и опечалился. Да так сильно, что взял верёвку, зашел в наш дом и повесился на крючке, на котором прежние хозяева люльку с ребенком подвешивали. И провисел он так ночь, целый день и даже вечер. А ближе к ночи, ну надо же, как раз такому случится! Заводила наш и можно даже сказать наш атаман Колька, застолбил домик на целую ночь! К Светке городская подружка приехала, так вот он на неё и запал. Своих блин девок ему не хватает!
Ну не об этом я, не об этом.
Колька значит, лапшу на уши этой городской вешает, ля, ля, три рубля и все такое. Сам пробой, тихонечко, раз и в дом. Ясное дело шторы по такому случаю, наглухо, да и окна затемнены газетами, лучик света наружу не вырвется. Входят они в первую комнату, там кроме стола и пары колченогих табуреток нет ничего, а вот во второй диванчик уютный и столик журнальный, кресло опять же и телевизор с видиком, добра этого у нас, в селе, стало навалом. Так вот Колян, эффектно так занавесочку на дверном проёме откинул, собой проход закрыл и щёлк выключателем! И ещё при этом галантно так в сторонку отошел лицом к ней развернулся. Джентльмен, одним словом! Смотрит, а у городской фифочки глаза по чайному блюдцу стали и завизжала она, так что Коляну показалась, что наступил он на хвост коту. Разворачивается, а там.
Короче висит Антон, глаза выпучены, язык вывалился, лицо синее, да ещё и, пардон, обмочился. Тут даже у Кольки нервишки сдали. Схватил он за руку свою городскую дамочку, и рванули они прочь со скоростью соседского пса, которого наградили нехилым пинком. Хватило ума у него в милицию заявить об увиденном. Да, забыл, они теперь полицией называются! Дед мой, юморист старый, прикалывается: «Менты, говорит, так мы их называли, а теперь понты, что ли?!» и ещё напряг свой старый маразматический мозг: «Вот мы, выросли в аккурат после окончания второй мировой, так у нас считалка была айн, цвай полицай».
Полицаи, на всякий случай, закрыли Кольку в обезьяннике, подружку его усадили в коридорчике на стуле и поехали в дом у речки. Вынули Антоху из петли, замеряли чего то там, запротоколировали зафотографировали место его смерти, да и прибыли назад.
У дамочки истерика, ей не разрешают папа с мамой гулять позднее двенадцати, Колян её утешает, мол, я придумал хорошую отмазку: «Гуляли, никого не трогали, видим бегут двое из дома и вопят, мы туда, а там. Короче мы герои, не побоялись и сообщили в полицию!» Не знаю, что потом сказали ей её родители, на на Коляна она смотрела как пионеры на Мересьева!