Ну и пусть, засмеялся Стас. Мы в законе.
Быстро трезвею, Станислав. Сторож закурил. Разреши зайти, стакан принять?
Да ради бога. Бывай.
Сторож проводил машину взглядом, вытащил из-под куртки телефон, набрал номер и сказал лишь одну фразу:
Выехали в город, вроде бы на пару часиков.
Эту фразу слышали и сыщики в машине. Гуров отключил аппарат, сказал:
Служит.
Иначе нельзя, условия жизни такие.
В городе, несмотря на три прошедших года, Гуров ориентировался прекрасно. Проехали здание цирка, которое нынче не было ни праздничным, ни веселым, остановились через два дома.
Ты видел город? спросил Стас.
Палатки словно в Москве «сникерсы», бутылки, цветы, внутренняя подсветка, а людей нет.
Только три часа, задумчиво произнес Стас.
Позже будет еще меньше, убежденно сказал Гуров. Видишь, между палатками шныряют то ли дети, то ли карлики?
Люди идут согнувшись и не шныряют, а ползают, на земле ищут. Интересно, за счет чего палаточники живут?
Снова рассуждаешь. Отправляйся в универмаг, купи одежду, посмотри людей, сказал Гуров, но Стас не двигался, словно не слышал.
Ты сказал интересное слово «купи», подразумевается, что у меня имеются деньги.
Извини, забыл. Гуров достал из кармана конверт, полученный от Бунича, вынул пачку сотенных долларовых купюр. Обменяешь. А мне отдай всю свою отечественную наличность.
Стас вынул бумажник, уложил в него доллары, выгреб стопочку командировочных, передал другу и съехидничал:
И ни в чем себе не отказывай.
Через час на этом месте. Стас, учти, приказываю не ввязывайся ни в какие скандалы и драки, если даже при тебе станут убивать.
Гуров выпрыгнул из машины, подошел к ближайшему магазинчику, взглянул на витрину, перешел в соседний. За прилавком скучала белокурая девица, из-за портьеры доносилась чужая гортанная речь.
Увидев Гурова, девица перестала заниматься ногтями, распахнула ресницы, прогнулась в талии, выставив грудь. Хвастаться девушке было чем, бретельки грозили вот-вот лопнуть.
Здравствуй, дочка, и выдохни, я по достоинству оценил твое богатство.
Здравствуйте, господин, что желаете?
Я желаю Ахмеда, Жорика и Сулико, в общем, хозяина, ответил Гуров и погладил девушку по пышному плечику.
Что-нибудь не так? Девушка призывно облизнула губы.
Все как следует, красавица. Гуров вновь улыбнулся.
Минутку. Продавщица скрылась за портьерой, гортанные голоса зазвучали громче, затем в зал вышел молодой парнишка с ниточками усов над верхней губой.
Чего шумишь, что тебе? Парнишка подбоченился, из-под полы выглянула рукоять пистолета.
Гуров помолчал и посмотрел на пацана своим «нехорошим» взглядом. Малый съежился, оправил пиджак, жалко улыбнулся.
Чего желаете?
Выдержав паузу, Гуров сказал:
Отца позови.
Юноша исчез, появилось взрослое лицо «кавказской национальности», впилось в единственного покупателя цепким взглядом, явно решая: как держать себя с неизвестным? Гуров помог ему самым простым способом.
Добрый день, дорогой хозяин! Он поклонился. Держать себя со мной лучше уважительно. Обойдется значительно дешевле, да и врачи не понадобятся. Я не имею чести знать, к какому народу ты принадлежишь, но я кланяюсь твоим предкам, живым и усопшим, и уверен, что ты достоин своего славного рода.
Хозяин часто кивал, все более понимая: кем бы незнакомец ни был, с ним следует держаться уважительно.
Я слушаю вас, уважаемый, тихо проговорил он.
Скажи мальчику, чтобы он убрал «ТТ» из-за пояса, тем более что в нем нет обоймы, лениво сказал Гуров и присел на прилавок.
Хозяин что-то крикнул на своем гортанном языке, и в зал мгновенно внесли кресло, в которое и пересел Гуров. Закурив, он произнес:
У меня небольшие сложности, надеюсь, ты поможешь их разрешить. Я в вашем городе гость, вечером ко мне придет человек. Большой человек. Я должен его угостить, мне нужны коньяк, водка, виски, джин.
К вашим услугам, уважаемый. Хозяин махнул рукой на стену, уставленную разноцветными бутылками.
Ты не понял меня. Гуров устало вздохнул. Я же тебе сказал: ко мне зайдет большой человек. Он попробует твое пойло, спросит, где я его взял, и к утру твоя лавочка и все, что стоит в этом ряду, сгорит. Повторяю, мне нужны водка, коньяк, виски, шоколад.
Понял, все понял. Голова хозяина мелко затряслась, он что-то закричал, за портьерой раздались топот, возня.
Хозяин несколько раз убегал, возвращался, показывал Гурову бутылки, сыщик даже не поднял головы, лишь сухо сказал:
Я не знаток, и мне лично беспокоиться нечего. Ведь это твоя голова, а не моя.
Наконец собрали ящик бутылок разного калибра, положили несколько коробок шоколадных конфет.
Посчитай. Гуров вытащил стопку российских денег, понял, что их не хватит, достал из внутреннего кармана пачку долларов.
Аллах! Хозяин замахал руками. Это мой подарок. Шайтан меня забери, если я возьму деньги.
Тебе виднее. Гуров положил в карманы бутылку водки и бутылку коньяка, две плитки шоколада. Я отпустил машину, приеду через час. И, не поклонившись, вышел.
Я ничем не отличаюсь от рэкетиров, рассуждал Гуров, подходя к подъезду Классика, когда увидел, как от дома отделилась темная фигура. Сыщик мгновенно шагнул к столбу, почувствовав в руке холод «вальтера».
Лев Иванович, тихо произнес незнакомый мужчина, вам маленькая бандероль от Петра Николаевича. Я сегодня улетаю. Что ему передать?
Я его люблю и пусть не хоронит на Ваганьковском. Я не заслужил.
Понял. Мужчина протянул Гурову целлофановый пакет и скрылся.
Судя по форме и весу, в пакете лежала книга. Гуров вздохнул, позвонил в дверь. Вспомнил, что и три года назад звонок не работал, вошел в подъезд, постучал в квартиру направо там обитал Классик.
Входи, Лев Иванович, знаешь, что дверь не запирается, раздался на удивление знакомый молодой голос.
Гуров увидел Классика и Сильвера, которые неторопливо пили чай. В комнате ничего не изменилось: та же китайская ширма, загораживавшая необъятную кровать, рядом с ней манекен во фраке и цилиндре, буфет времен покорения Крыма. Только лицо хозяина как бы помолодело, и глаза стали еще больше. А вот Сильвер абсолютно не изменился, так же хитро косил и ухмылялся своим мыслям.
Гуров молча выставил на стол бутылки, положил конфеты, снял плотную куртку, переложив «вальтер» в карман пиджака.
Здравствуйте, ребята, рад вас видеть, сказал он и сел к круглому столу.
Классик кивнул, а Сильвер хриплым голосом ответил:
Привет, сыщик. Мы тоже рады, но были бы в восторге, если б ты принес хлеба и колбасы. Колюня второй год не потребляет, а я так, изредка, без особого желания.
Я тоже могу, словно оправдываясь, заметил Классик. Но как увижу Капитана, стакан из рук выскальзывает.
А что с Алексеем Ивановичем? Я ему звонил, так, верите, не узнал меня. Болеет?
Болеет. Классик кивнул. Чем и я болел, только меры не знает, организм стал совсем плохой. Считанные дни остались.
Так он же в рот не брал! воскликнул Гуров.
Как жену с сыном бандиты грохнули, так и взял сразу же. А у него, как у меня, наследственный алкоголизм. Они в очереди стояли, а подонки эти проезжали и из автомата, потехи ради А! Классик махнул тонкой рукой.
А если работать его заставить? спросил Гуров.
Где она, работа? И где ваша гребаная власть, господа демократы? Убиваете Россию! Расстреливаете потехи ради! Мы тебе верили, сыщик. Мы с голоду дохнем, а ты являешься с коньяком и шоколадом! На лице Классика проступили красные пятна. Меня девочки кормят, утренние «бабочки», помнишь, они погреться залетали? А Сашка на клочке земли горбится.
Николай, чего ты на человека налетел? вступился Сильвер. Сам знаешь, он честный мужик, но и ему с Москвы ни хера не видно.
Дайте сумку, я за хлебом схожу, еле удерживая голос, сказал Гуров.
Он вынул из свертка, который передал Петр, видеокассету и конверт. Разорвав его, выдернул листок, прочитал: «Извини, не мог достать быстрее. Авторитет одной из группировок Котуни Акула, Тишин Николай Николаевич, сводный брат вице-премьера Тишина Семена Николаевича. Расстались в десятилетнем возрасте, причины неизвестны. Но я считаю, что обращение за киллерами возможно. Тогда возможен вариант, что киллеры живы и оружие цело. Просчитай».
Гуров поднялся, снова убрал письмо и кассету в пакет, взял у Сильвера сумку, глядя под ноги, сказал:
Город я накормить не смогу, ребята, и вышел.
Сильвер выбил пробку из бутылки коньяка, хлебнул, сплюнул и крепко ругнулся.
Ты чего на человека кидаешься? Что он один может? Ну убьет пятерых, и его убьют! Поклон! Туш!
И словно по заказу, за окном ударил выстрел.
Гуров не сомневался, что его будут ждать, но в палатку вошел, увидел двух «быков», обратился к хозяину:
Где тут хлеба можно купить?
А ты кто такой есть?
Один из «быков» крутил на указательном пальце «наган», другой пил чай, на вошедшего даже не смотрел.
Я гость вашего города, жду в гости Акулу, ответил спокойно Гуров, но правую руку из кармана не вынимал, в ладони лежал «вальтер», патрон в патроннике, предохранитель снят, а в подкладке дырка.
Если бы бандит был внимательнее, то увидел бы, что ствол смотрит ему в лоб.
А Ельцина ты не ждешь? спросил бандит.
Второй допил чай и сказал:
У тебя, Ухо, одна извилина, и та от топора. Если может заплатить, пусть ящик забирает, а не может кончай его, и все дела.
Давай договоримся: кто быстрее выстрелит, тот и прав. На счет «три», сказал Гуров.
На счет «один» сыщик увидел, что «наган» лег бандиту в ладонь, палец потянулся к спусковому крючку, и он понял, что никакого счета бандит ждать не будет, и выстрелил.
Так как оружия в руках незнакомца не было, а из кармана он достал лишь сигареты и зажигалку, то все опешили, когда бандит выронил из раненой руки «наган» и закрутился волчком.
Я же тебе русским языком объяснил: на счет «три». Так как там с хлебом и колбасой? Гуров швырнул сумку в лицо хозяину. Сходи к соседям, мне от вас подарков не надо, я расплачусь.
Глава 3
Вице-премьер Семен Николаевич Тишин отделил серебряной лопаточкой небольшой кусок заливной севрюги, поставил на тарелку рюмку водки и отошел от стола. Он не любил приемов, которые подчас заканчивались обычной пьянкой, а порой и безобразиями в бане с голыми девицами. Тишин был человеком другого воспитания.
Его родители (мать доцент, отец профессор) последние три года науку забросили. И не только потому, что НИИ тихо вымерли, а им все смертельно надоело, просто сын пристроил их в бизнес. Дело было небольшое, не привлекало внимания ни налоговой полиции, ни бандитов, а доходов на жизнь хватало с лихвой. Семен был все еще холост, тридцать лет не возраст, отдыхал с товарищами по партии. Партия с большой буквы, единая, неделимая, направляющая, существовать перестала, а партийки в правительстве, Думе и Администрации Президента множились. Кто-то из предков молодого Тишина, видимо, был голубых недострелянных кровей, так как он заметно отличался от окружения. Не был жаден, войдя во власть, не воровал обеими руками, не прятал миллионы за рубежом, хотя, естественно, и не жил на зарплату. Он обитал с родителями в четырехкомнатной квартире, которую по его уровню можно было назвать скромной. Когда ему делали миллионные предложения, он не отказывался, а отсылал просителя к кому-нибудь из своих коллег, зная, что тот подобными предложениями не гнушается, сам же получал «скромные» комиссионные, платил налоги, отдыхал летом на нормальной неброской дачке и слыл среди своих чудаком.