Закончила Аля работу, подошла:
Что-нибудь ещё, Марья Евграфовна?
Нет, ничего, покачала головой Мария. Садись-ка рядом. Приберу твои кудри, как прежде бывало. Вон, как разметались они не годится!
Аля послушно присела на угол дивана, распустила густые локоны. Пахли они лесной свежестью, и запутались в их богатстве пара мелких веточек.
Ты как лесная царевна, Аля.
Я нынче в рощу ходила. В божелесье. Хорошо там Как в церкви
Стало быть, божелесье. Роща, примыкающая к разрушенной стене, которую Родя ещё мальчиком предпочитал воротам. Всё сходится Жаль детей. Обоих жаль. А не упредить, не помочь. Коли уж пошёл пал по сухой траве, жди пожара.
Попросила Алю растереть спину лечебной мазью, а с тем отпустила домой. Справилась ещё подробнее, какая-такая гостья к Серёже приехала. А о главном не спросила В чужую душу что в воду не зная брода, лучше не соваться. Захочет сама расскажет всё. К тому же советы в таком деле давать всё равно бессмысленно. Тут сердце решает. Не рассудок. И уж паче того не чужой рассудок
Солнце медленно клонилось к заходу, когда Мария заперла за собой дверь амбулатории и неспешно пошла по просёлочной дороге, вдыхая свежеющий к вечеру воздух. Неспокойно было на душе, и хотелось поделиться с кем-то. Да с кем же ещё, как не с ним? О своём, главном, нельзя ни с кем. О прочем завсегда с ним можно.
Инстинктивно угадала Мария, что Надёжин не дома, а в избе-читальне. Читает свежие газеты и журналы, с запозданием доходившие до Глинского. Там и нашла его. Со стаканом остывшего чая в жестяном подстаканнике и газетой.
А, Марочка! Плохо дело, ткнул пальцем в газету. Пишут, что война неизбежна. Не дадут России двадцати лет покоя, о которых покойный премьер мечтал. А ведь только-только начало всё устаканиваться! А война Мы уже видели, к чему привела она в пятом Алексей Васильевич хрустнул пальцами. Неужели этих пустоголовых там ничего не учит? С семидесятых годов прошлого столетия, если не раньше, вся эта бесовская стая ждёт войны, зная, что она принесёт им власть. Ждёт, не таясь. Заявляя прямо. А дураки в высоких ведомствах словно не слышат того! Грезят о маленькой победоносной, хотя подлинно победоносных мы уже целый век не знавали. В пятом году Бог ещё потерпел грехам и глупости, ещё подал горемычным последний шанс И вот его-то теперь готовы отмести! Сорвать печать последнюю А вокруг все словно бы и не замечают, у края какой бездны мы стоим.
Надёжин отбросил газету, глубоко вздохнул.
Простите, Марочка Вы, должно быть, устали? Много ли было больных?
Больных нет. А всё больше скучающих, Мария присела на лавку. Знаете, Родя, кажется, влюблён.
В самом деле? А отчего вы так печально говорите об этом? Или его чувство не взаимно?
Взаимно. Увы.
Увы?
Это Аглая. Игната-плотника дочка.
Ах, вот оно что протянул Алексей Васильевич. Что ж Вы знаете, Марочка, я человек консервативный, но, ей-Богу, эти сословные строгости по-моему, чистой воды атавизм.
Хорошо, что вас не слышит Николай. Он не допустит неравного брака.
Хорошо, что вас не слышит Николай. Он не допустит неравного брака.
Не допустит? Надёжин чуть усмехнулся. Милая Марочка, даже в стародавние времена любящие сердца изыскивали возможность соединиться. Маленькая церковка, попик А потом перед родителями на коленки.
Вас ли я слышу? улыбнулась Мария. А как же почитание отца и матери?
Грешен! развёл руками Алексей Васильевич. Но не велик этот грех, если только настоящее чувство на него толкнуло. Дальнейшая честная супружеская жизнь его изгладит. И к тому же не хочу быть лицемером. Если бы мой покойный батюшка запрещал мне жениться на Сонечке, я бы взял грех на душу. Потом бы, конечно, мы с нею покаялись, поговели Нет, надо быть честными перед самими собой. И не осуждать ближних за то, в чём могли бы провиниться сами. Хотя бы за это не осуждать. Я вам откровенно скажу, Марочка, что, более того, если бы эти дети пришли ко мне и попросили моей помощи, то я бы им не отказал.
Всё с вами ясно, вы скрытый либерал, пошутила Мария.
В наш проклятый век во всё мешается политика! Ну, а вы?
Что?
Вы, смиренная и богомольная милосердная сестра, как бы поступили, приди они к вам?
Мария опустила глаза. И ответила, не раздумывая:
Помогла бы
Как бы иначе Зная, какая это боль не иметь возможности соединиться с тем, кого любишь, не помочь страждущим так же? Может быть, ко греху большему подтолкнуть их?
Помогла бы повторила тихо. Христианство не набор мёртвых правил А жизнь А жизнь нельзя измерить шкалой догматов Такой шкалой, если использовать бессмысленно, убить можно
Вот, кивнул Надёжин. Христианство не закон буквы, а закон любви. А все самые большие трагедии на земле происходят именно оттого, что живая любовь в сердцах иссякает, её закон забывается и перестаёт действовать, и остаётся только палка. Жезл железный Скоро все мы ощутим его прикосновение, Марочка.
Алексей Васильевич был погружён в свои думы, и маленькое горе двух любящих сердец, видимо, оставалось для него в тени надвигающейся мировой трагедии, которую чувствовал он с болезненной остротой.
И всё же Мария докончила:
Завтра в усадьбу приезжают Клеменсы. Дмитрий Владимирович и Ксения.
И что же?
Николай считает, что Родя должен жениться на Ксении. Это их, отцов, давняя мечта породниться. Для того-то этот званый обед и даётся, чтобы их свести. А Ксения ангел И её мне жалко тоже.
Глупость какая-то, поморщился Надёжин. Отцы решили Свести А не кажется ли отцам, что молодые люди способны сами разобраться в собственных сердечных делах?
Мария пожала плечами.
Ладно, Марочка, не переживайте. Уладится. Смотрины ещё не помолвка. Мы с Сонечкой, кстати, тоже приглашены на обед. Сонечка, правда, вряд ли сможет прийти В её положении, сами понимаете Да и за детьми пригляд нужен. Девочку-помощницу мы взяли, но материнский глаз надёжнее. Так что буду я один. И буду, вероятно, скучать.
В таком случае, предлагаю скучать вместе, ответно пошутила Мария. Так веселее.
С удовольствием принимаю ваше предложение! А сейчас не откажитесь ли заглянуть к нам? На вечерний чай? Сонечка будет вам так рада! И малыши Вы же знаете, они всегда радуются крёстной.
Как мечтала она быть матерью его детей И стала. Крёстной. И обоих их, и Мишутку, и Машеньку, в честь неё названную, и ещё не рождённого малыша, полюбила, как родных детей. Ведь это же были его дети. А потому не упускала случая побыть с ними, позаниматься, повозиться, помочь Сонечке. И так вошла в семью, стала самым близким человеком, родной И отошли, истребились сжигавшие сердце страсти. А осталась радость. За него. За его детей. И ещё радость оттого, что ему нужна оказалась, и близка. Чем, в сущности, не счастье? Быть рядом с ним Заботиться о нём, о дорогих ему людях Делить с ним печали и радости Читать благодарность и теплоту в любимых глазах Тихое, ото всех таимое счастье. И всё-таки счастье, за которое слава Всевышнему.
Так думала Мария, сидя у пузатого самовара, весело играя с крестниками, пытавшимися вскарабкаться на неё, отнять её чётки. Переговариваясь с Сонечкой, отважившейся, несмотря на остережения врачей, на уже немолодые свои лета, рожать в третий раз. Слишком долго мечту о семье лелеяла, и теперь ничего не боялась. Уверена была, что сынок родиться. А сама бледненькая была, слабая. Пошатнулось некрепкое здоровье её. И знала Мария, что глубоко переживает за неё Алексей Васильевич. И боится. Но при ней не показывает виду, бодрится, изображает весёлость. А с Марией, отдушиной, делился самым больным:
А что если не выдержит она? А что если с ней что? Как я без неё останусь? И дети?..
Она выдержит, успокаивала Мария. Она слишком любит вас всех, чтобы оставить. И я помогу, чтобы Сонечка могла отдохнуть. Ближе ко времени к вам переберусь. И за ней ходить буду, и за детьми. И всё будет хорошо.
Это как будто успокаивало его, но Мария знала, что только видимо. И сама боль его перенимала. Его тревогами жила. Так и сроднились душами. А родство такое не дороже ли, чем беззаконные утехи, опустошающие и разрушающие близость подлинную?
В этот вечер Сонечка была на редкость весела и бодра. И от этого сразу посветлел Алексей Васильевич. И Марии на душе покойнее стало. Чудно просидели вечер вместе, вспоминая что-то весёлое. А под конец усталая Сонечка попросила мужа почитать ей что-нибудь. И он читал. Мягким, поставленным голосом. «На берегу Божьей реки» Нилуса Сонечка скоро уснула, и Алексей Васильевич уже потемну проводил Марию до усадьбы.
До завтрашнего скучания, Марочка?
Доброй ночи, Алексей Васильевич.
Мягкая улыбка, мягкое рукопожатие, и дорогой силуэт, растворяющийся в ночной мгле. А завтра совместное скучание на званом обеде Пожалуй, это всё-таки счастье. Такое кроткое и тихое. Когда бы подольше задержалось оно
Глава 6. Званый обед
Аскольдовы нечасто устраивали званые обеды. Уездному предводителю и отцу двух дочерей пристало бы чаще. Но Николай Кириллович презрительно относился к подобного рода развлечениям, считая их пустой и бестолковой тратой драгоценного времени. Однако в честь приезда сына решено было отступить от правил. Кроме ближайшего друга Дмитрия Владимировича Клеменса с дочерью, из-за которых во многом и затевалось празднество, приглашены были и другие соседи. С утра в распахнутые ворота усадьбы потянулись экипажи. На крыльце гостей встречал сам Аскольдов в старомодном сюртуке, который он категорически не желал обновлять. Такова была ещё одна причуда этого незаурядного человека. Он не был скуп, но в отношении себя придерживался крайнего, подчас чрезмерного аскетизма. Подобно императору Николаю Первому, он спал у себя в кабинете на узком диванчике, укрывшись жёстким одеялом из плохонькой шерсти. Пользовался лишь самыми простыми и дешёвыми вещами никаких золотых перьев, часов с бриллиантами и прочей «чепухи», выходившей за пределы жизненно необходимого. Аскольдов крайне бережно относился к одежде, служившей ему многие годы. Веяния моды в расчёт не принимались. Для официальных мероприятий у Николая Кирилловича был парадный мундир, всё прочее почиталось им ненужной роскошью. Всем видом своим этот прогрессивный хозяин, приветствующий новшества в работе, одобряющий разумные реформы, походил на осколок времён Государя Александра-Освободителя. Заметная то была фигура: пышные усы, переходящие в густые бакенбарды, седыми кистями свисающие со скул, накрахмаленный до поранения кожи ворот белоснежной сорочки, горбоносый профиль с тонкими губами и цепким взглядом глубоко посаженных глаз, красивой формы крупный череп, гладкий и лишь сзади полукружьем обрамлённый седыми волосами. А ко всему этому безупречная военная осанка, молодцеватая подтянутость. При этом ходил Аскольдов с заметным трудом, тяжело оседая на массивную чёрного дерева трость.