Она полоскала бельё, что-то напевая негромко. Даже в глазах потемнело, и представилось на мгновение невозможное Шагнул к ней, облизнув пересохшие губы. Она подняла голову. Посмотрела без испуга, но настороженно.
Что это с вами, Александр Порфирьевич?
Да вот смотрю на тебя отозвался хрипло. Какая ты
И какая же?
Да уж не стану говорить А что, Аглаша, ты ко всем ли такая ласковая? Или только к их благородиям? Так, может, и меня приласкаешь? Я ведь тоже благородие, не смотри, что рябой!
Аглая поднялась, отступила на шаг:
Что это вам такое на ум взбрело? Вы бы лучше к себе пошли, отдохнули бы.
Брезгуешь, значит, ласковая? усмехнулся Замётов. Он уже не владел собой, не чувствовал себя, словно бы из себя вышел. Одним шагом-прыжком оказался возле неё, рванул рубашку с её плеча, так что затрещала ткань, успел поцеловать жадно. И тотчас получил удар мокрой тряпкой. И, ещё нестойкий с перепоя, рухнул навзничь.
Раскрасневшаяся Аглая судорожно оправила рубашку, выпалила гневно:
Только тронь попробуй! Так закричу вся деревня сбежится!
Не грози, ласковая, покривился Александр. Ты ещё моей будешь Попомни моё слово! Офицерик твой на благородной женится! Сосватали уже! А ты со мной ласковой будешь Да Добром или силком, а не будет у тебя другой судьбы! Никогда не будет!
Она не ответила. Смерила лишь полным отвращения взглядом, словно мерзкое насекомое. Подхватила корзину с бельём и побежала прочь.
Попомни слово прошептал Замётов вслед и, с трудом поднявшись, побрёл назад. В усадьбу.
Глава 8. О любви
Пока домчалась до дома, едва не задохнулась. В прохладных сенях зачерпнула ковшом воды из кадки, сделала несколько глотков крупных, прыснула на лицо. Какой же страшный человек этот Замётов! Протёрла и плечо ещё, пытаясь водой отмыть то мерзко-липкое, лёгшее на душу Откуда он узнал?.. Неужто следил? И принял за такую, что и облапать можно, не совестясь. Сраму-то! Правда, что взять с пьяного? И себя, гляди, не вспомнит.
Но всего хуже пронзило: «Офицерик твой на благородной женится! Сосватали уже!» Со зла ли, с пьяных глаз бросил? Или..? Сжалось тоскливо сердце. Уж не с ней ли милуется теперь? Вон их сколько, благородных, в усадьбу понаехало нынче Но неужели же так можно было обманывать? Смотреть такими глазами, такие слова говорить, обнимать так, а притом думать о другой? И с ней готовиться под венец идти? Немыслимо! Невозможно!
Но если иначе рассудить Ведь не ровня она ему. Ведь он барин Может и вправду любить, а жениться на другой обязан. Разным птицам разные небеса. Но если так, то как же жить? Если вся душа лишь им одним полна теперь? Да ведь это нельзя. Дышать нельзя. В омут головой и только!
Скрипнула половица. Выглянула в сени Лидия. Спросила участливо:
Что с тобой, Алечка? Ты такая бледная
Рванулась было душа к ней. Уж с нею-то и не поделиться? Она-то, вон, стыд девичий забыв, за братцем из Москвы приехала. И только такой чудак, как он, может не понимать, не видеть причины Ей ли не понять?
Но сдержала порыв. И, скрепя сердце, откликнулась:
Так Устала маленько. Душно нынче.
В самом деле? А я не приметила
Где уж тут приметить, коли труда не знать. Поди весь день у Лукерьи в горнице, либо в саду с братцем просидели, покуда отец в поле работал. Чудно, что теперь здесь.
А ты что это? Здесь? Братец-то дома?
Он отдохнуть прилёг. Слабый он ещё от болезни И ночью всё, говорит, работал.
Ночью-то спать надо, тогда и болестей меньше будет, вздохнула Аглая. Ей, за день наломавшись, к ночи одного хотелось до постели доползти. Давай-кось самоварчик поставим, чаю попьём и спохватилась: А мачеха-то что ж? Дома нет?
Она Игната Матвеевича проведать пошла с детьми. Обед снести Не возвращалась пока.
Добро бы дольше не вернулась. Успела бы Аля в спокое все намеченные на сегодня дела закончить. Нарочно с отцом в поле не пошла, чтобы с делами домашними разгрестись. Мачехе рожать вот-вот полов не намоешь уже. Да и на реку не надо б простынуть недолго. Успела уже Аглая сладить и со стиркой, и с приборкой, а ещё надо было варенье поставить крыжовенное. Отцово любимое. Ягоды уже собраны стояли, а надо их было перебрать теперь, передырявить да затем и варить. Не до самоварчика тут, зря предложила гостье
А Лидия словно мысли её угадала:
Чаю не хочется, спасибо. Может, я помогу чем? Мне ведь белоручкой сидеть совестно. Да и скучно.
А и то дело. Вдвоём-то куда быстрее управится. Ведь и собирались вдвоём. С мачехой. Да, вот, ушла она
За работой отпустила немного недавняя боль пронзительная, отвлекал от неё разговор с Лидией. Говорили сперва о пустяшном. Вспомнилось Але, как впервые ей, совсем крохе, отец, уйдя работать в поле, доверил поставить самовар. Всё, как надо, сделала она натолкала щепы, огонь затеплила. И проворно всё торопилась очень. У околицы пожар в самсонихином амбаре полыхнул, и уж вся деревня, кто не в поле был, сбежалась глазеть. И Але страшно не хотелось пропустить такое зрелище! Припустилась туда же. Поглазела сколько-то, как амбар тушат, и домой побежала самовар проверить. Прибежала, а уж из собственного дома дым валит! Оборвалось всё внутри: вспомнила Аля, что забыла главное налить воды в самовар Он уж красный весь был! Зачерпнула воды ледяной, стала заливать а вода из самовара, что из решета, наружу хлещет. Расплавился Тут и отец с поля вернулся. Так стыдно перед ним было! Что доверия не оправдала. С тех пор никогда больше не убегала никуда, прежде чем по дому всех дел не оканчивала. Как бы ни звали друзья-подружки, как бы ни рвалась сама.
Вспоминала и гостья отроческие годы. Как у тётки в деревне жила. Как варили варенье у неё. Яблочное с рябиной. Да как пироги с яблоками пекли. Большая мастерица тётка была по ним. Кухарку к священнодействию этому не допускала. Что ж, варенье яблочное и Аглая варит. И печь тоже знатно умеет. Вот, после Яблочного спаса покажет искусство своё.
Говорила, говорила с гостьей, а мысли прочь летели. Как заноза в сердце свербила. Тянуло поделиться больным, совета спросить. Но робела. О самом сокровенном своём говорить всегда тяжело. Не находится слов А потому спросила о другом:
А что, ты Серёжу сильно любишь?
Просто спросила. Не ища окольных путей. Почему-то чувствовалось, что с Лидией так можно говорить. Без обиняков.
Та не смутилась ничуть, не перестала перебирать крыжовник, ответила спокойно, спрятав мимолётную улыбку, мелькнувшую по немного тонким губам:
Сильно. Кабы не сильно, так не приехала бы
Я так и подумала. А за что ты его полюбила? Нет, Серёжа хороший, конечно Добрый. Ласковый. Но ведь ты видишь, какой он Чудной, сложный. Блаженный словно. Намаешься ты с ним.
Лидия улыбнулась, отчего сразу похорошела:
Какая бы счастливая маята была! Да ведь за то и полюбила, что он такой. Особенный человек И беззащитный
Это последнее с такой нежной ноткой в глуховатом голосе сказано было, что Аглая почувствовала умиление. Да, вот бы хорошая жена брату была. Аля хоть и младше его, а всегда пеклась о нём, словно старшая.
Скажи, а если бы у него другая была? спросила ещё, ища ответа на жгущие собственную душу сомнения.
А она и была, неожиданно ответила Лидия. И незримо, видимо, будет теперь всегда.
Даже работу забыла Аля. Изумлённо смотрела на Лидию. Так легко и невозмутимо говорить о сопернице? Разве так бывает?
А если бы он с ней? Если бы её предпочёл?.. и стыдно стало за такой вопрос. Чай, не товарка близкая, чтобы в душу лезть.
Если бы он с нею был счастлив, то была бы счастлива и я. За него.
И ты смогла бы жить с этим? Без него жить?
Какой ты ещё ребёнок, Алечка это с лёгкой грустью было сказано. И с ласковостью старшей сестры. Спрашивать ещё о чём-то было неловко. К тому же на крыльце показался Серёжа, и озарившаяся радостью Лидия помахала ему рукой, зовя пособить
Глава 9. Лидия
Само собой, профессор Кромиади не пришёл в восторг, узнав о намерении дочери ехать невесть куда. Выговорил, нервно крутя белоснежный ус:
Запомни, мужчины не любят тех женщин, которые бегают за ними сами. А любят тех, кто заставляет их бегать за собой, добиваться их!
Это совершенно справедливое наставление Лидия пропустила мимо ушей. Мужчины Не любят Речь ведь не об абстрактных мужчинах, а о нём
Вдобавок мне совершенно непонятен твой выбор. Нет, этот юноша, конечно, исключительно одарён. Пожалуй, у меня не было более одарённого ученика Но Лида! Одарённый учёный, если он сможет таковым стать, ещё не есть хороший муж. Из этого юноши может выйти выдающийся учёный, но путного мужа из него не выйдет, не жди. У него же мозги набекрень Ну, что это за фортели, скажи на милость? Ведь год учёбы насмарку из-за какой-то там романтической истории! Куда это годится?
Просто он человек ранимый Тонкий.
Конечно! Все-то лыком шиты! развёл руками отец.
Некоторые стреляются из-за несчастной любви!
Зачем тебе нужен ненормальный, готовый застрелиться из-за несчастной любви не к тебе? Дочка, я ведь тебе счастья желаю. А что ждёт тебя с таким человеком? Ты представь только! Нянькой при нём станешь! Добро, если он ещё не сорвётся и всё-таки сделает себе имя Тогда хотя бы ты будешь нянькой при гении. А если сорвётся? С такими-то заходами!
Вот я и не позволю ему сорваться, уверенно ответила Лидия. А без меня он пропадёт.
Решила добровольно обречь себя на кабалу?
Кабала, папа, неизбежна. Та или иная. Но лучше кабала при том, кого любишь, нежели при нелюбимом.
Если бы хоть он-то тебя любил. А ведь он тебя не любит.
Зато я стану ему необходима
От отца Лидия не скрывала ничего. Так повелось с самого детства. Единственную дочь, появившуюся на свет, когда ему уже перевалило за сорок, Аристарх Платонович любил самозабвенно. Он не допускал к ней гувернанток и нянек, воспитывая её сам. Он никогда не бранил её, но его укоризненный взгляд действовал на неё сильнее наказаний. Отец всегда понимал её, но его любовь никогда не была слепой. Он сумел воспитать Лидию одновременно в строгости и простоте. А, главное, сумел установить с дочерью абсолютно доверительные отношения. Отец доверял ей, не отягощая её жизнь бессмысленными запретами, порождающими лишь скрытность. А она в свою очередь никогда и ничего не таила от него, будучи уверенной, что он поймёт её.
Решила добровольно обречь себя на кабалу?
Кабала, папа, неизбежна. Та или иная. Но лучше кабала при том, кого любишь, нежели при нелюбимом.
Если бы хоть он-то тебя любил. А ведь он тебя не любит.
Зато я стану ему необходима
От отца Лидия не скрывала ничего. Так повелось с самого детства. Единственную дочь, появившуюся на свет, когда ему уже перевалило за сорок, Аристарх Платонович любил самозабвенно. Он не допускал к ней гувернанток и нянек, воспитывая её сам. Он никогда не бранил её, но его укоризненный взгляд действовал на неё сильнее наказаний. Отец всегда понимал её, но его любовь никогда не была слепой. Он сумел воспитать Лидию одновременно в строгости и простоте. А, главное, сумел установить с дочерью абсолютно доверительные отношения. Отец доверял ей, не отягощая её жизнь бессмысленными запретами, порождающими лишь скрытность. А она в свою очередь никогда и ничего не таила от него, будучи уверенной, что он поймёт её.