Отчего же. Я всё понимаю. Могу ли я идти?
Ничего вы не понимаете Ну, что, что я должна сделать, по-вашему? Чтобы вы не смотрели на меня так?
Какое вам дело до моих взглядов? Я ведь не имею шести домов Я и гроша-то за душой не имею.
Лара на мгновение поникла, но быстро распрямилась и, подойдя вплотную, провела рукой по его лицу:
Ну, зачем вы такой? спросила одними губами и поспешно вышла, оставив Сергея в полной растерянности.
Миновал ещё месяц. Близился Великий Пост. Москва жадно и размашисто догуливала Святки. Вернувшись вечером из Университета, Сергей замер на пороге, не веря своим ушам. Из мастерской Пряшникова доносился голос Лары
Она сидела перед Степаном в расшитом узорными орнаментами в форме цветов и птиц гранатовом платье, подол которого спереди был чуть приподнят, что позволяло созерцать стройные ножки в изящных сапожках. Пряшников, закусив губу, яростно чиркал карандашом по картону, то и дело поглядывая на расположившуюся на его тахте гостью.
Сергей нерешительно переступил порог и в то же мгновение встретился взглядом с её глазами. Она не двинулась, но всем чувством подалась навстречу:
Здравствуйте, господин учитель!
Здравствуйте, Лариса Евгеньевна. Не ожидал вас
Я ведь обещала позировать Степану Антонычу.
Ах, да. В самом деле
Сергей всё силился понять, что за странную игру ведёт с ним эта женщина. То поманит вдруг, то оттолкнёт, ударит больно Прав был Пряшников: держаться бы подальше от неё! Да мочи нет. Приворожила птаха райская. Вынимает душу Как кошка с мышкой играет. Истерзать норовит
После сеанса уже на пороге она сказала:
Родители с братьями уезжают на несколько дней в Петербург. У дедушки юбилей
А вы?
А я не люблю юбилеев и семейных собраний. Я вас очень прошу быть у меня завтра вечером. Будете? Пожалуйста, это ведь просьба моя.
И как было отказать? Не осмелился даже спросить, для чего зовёт его. Кивнул молча.
Я вас буду очень ждать
На другой вечер он был у неё. Сразу поразило, что не только родных её не было дома, но и слуг тоже. Отпустила их на этот вечер. А сама взволнована была. Будто бы в лихорадке даже. А одета вновь не как обычно. Платьичко белое, придающее ей девичью нежность, чистоту. Локоны тяжёлые сзади подобраны, шейка стройная обнажена. И лицо опять чистое. Свежее. И почему-то жалко её стало. Подумалось, что такая она и есть: чистая, душой невинная, несчастная А всё прочее наносное. От отчаяния и обиды. Как наряды пышные нацепленное сверх подлинного.
И отважился руку поданную не пожать, как обычно, а поцеловать. А она вдруг наклонилась порывисто и уткнулась лицом в его волосы, и в ответ на удивлённый взгляд обеими ладонями провела по лицу:
Необыкновенный вы Никогда мне дела не было, кто и как судит обо мне. А от вашего осуждения так обидно и больно стало! Подумала тогда, это всё оттого, что он жизни не знает. Не может понять
Как я смею вас судить, Лариса Евгеньевна? Никогда! Сергей уже готов был сам каяться перед ней коленопреклоненно, не знал, что говорить, как оправдаться и чем утешить её. Я вашим рабом быть готов
Но и царапнуло снова недоверчиво. Не смеётся ли и теперь? Не играет ли? Робел перед нею А она никла к его плечу, касалась душистой ладонью волос, целовала:
Вам и рабом Милый странный человек, так вы ничего и не поняли
Закружил, закружил, подобно метели февральской, вечер этот. И безумная женщина с сияющим взглядом тёмных глаз. И робел прикоснуться к ней, и не мог чарам её противостоять. Да и не хотел вовсе. Хоть и стыдно признаться, а в мыслях, в ночных метаниях бессонных, в бредовых полуснах уже был с нею. И распаляло желание грудь. Жаром жгло который месяц. А теперь неудержимо влекла она к себе, лишая разума, вместо которого говорила теперь одна только страсть.
Утром Сергей проснулся с ощущением полного, всеобъемлющего счастья и чуда. И на миг испугался, похолодел: да не пригрезилось ли? Но нет. Лара спала рядом. Прильнув щекой к его плечу, едва прикрытая длинными, разметавшимися прядями шелковистых, каштановых волос, которых он тотчас коснулся губами, вдохнув их пряный аромат.
А за окном занимался новый день. Солнечный. Морозный. Хрусткий. Прекрасный день! День, в который можно обратить реки вспять и воспарить до самых небес! И Бог с ним, с Университетом! Для занятий довольно будет других дней, а пока надо успеть допить счастье это, не обронив ни единой драгоценной капли!
Утром необычайно возбуждённая Лара пожелала ехать кататься. Куда? Да не всё ли равно! По Москве! Арбат, Поварская, Пречистенка, Охотный ряд, Зубовский Мелькали стремительно улицы, бульвары, переулки. Нахлёстывал «Ванька» нетерпеливых своих коней, рвущихся вперёд навстречу крутеню.
Н-но! Балуйся!
И Ларин крик, на взвизг восторженный срывающийся:
Быстрее! Ещё быстрее!
А не боитесь, барышня, перевернуться?
А хоть бы и так!..
И, действительно, ничуть не страшно было от этого безумного бега. И не чувствовался холод, обжигающий пылающие щёки. Ничего не чувствовалось, кроме незнакомого прежде упоения. Замолчала душа, как в народе говорят, и страсть властвовала безраздельно, как метелица на московских улицах.
Лара была одета в простую шубку и барашковую шапочку, а поверх повязала по-бабьи тёмно-малиновый платок, спадавший на плечи. Уже иней покрыл её ресницы, а глаза светились звёздами, и всё гнала и гнала она дальше сани Смеялась звонко и никла к груди Сергея. А он обнимал её крепко, уже вовсе не замечая, какими улицами и закоулками они летели.
Обедали дома. Из ресторана по заказу Лары принесли роскошные кушанья. Лара отпила вина, вздохнула глубоко:
Думала, в городе отобедаем, а потом Публика там по ресторациям гуляет, а я теперь никого видеть не хочу. Ни чужих, ни знакомых. На тебя насмотреться лишь Так ты непохож на них Ни на кого непохож И зачем ты так на них непохож? Был бы похож, как бы мне легче было
Отчего же легче?
Оттого, что муки никакой Ведь ты совесть моя, понимаешь? Поп на исповеди меня пронять не мог, а ты, вот, посмотрел, и такой я себя чёрной почувствовала
Сергей опустился перед ней на колени, сжал обе её руки, уткнулся пылающим лбом в колени:
Ты светлая Самая светлая! А я Прости меня!
Она скользнула к стоявшей в углу тёмно-зелёной софе, поманила к себе:
Иди сюда
Так продолжалось десять дней. Уже миновала масленица, начался Великий Пост, в храмах звучал скорбный канон Андрея Критского, и все православные сокрушались о своих грехах А они были поглощены друг другом. Дурманом эдемского яблока, испепеляющим, ослепляющим, парализующим дух чувством.
Завтра мои возвращаются, сказала Лара в какое-то утро.
И как же теперь?.. почти с испугом спросил Сергей, для которого мысль о разлуке была непереносима.
Не знаю, милый Не бойся, выход ведь всегда найдётся, правда?
И они находили этот выход ещё целый месяц затем. Вернее выходы. Встречались тайком и спешно. А на людях она не удостаивала его взглядом. Стеснялась его На Страстной Сергей почувствовал на сердце страшную пустоту, доходящую до глухого отчаяния. Он ей не нужен. Он для неё очередная игрушка. Домашний питомец Никогда она не унизится до того, чтобы явиться с ним перед своими лощёными друзьями, чтобы объявить родителям, чтобы Кто он для всех них? Полунищий студент и только. Крестьянский сын. До способностей его какое дело им? Способности эти не подтверждены ещё учёными званиями и материальным благополучием. Даже гения Пушкина третировала родня из-за скудного материального положения А тут!.. И как мог размечтаться так? Поверить? Забыться? В омут головой нырнуть Наивный глупец Но и как же жить без неё?.. Нельзя, невозможно Хуже смерти
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои -
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи,-
Любуйся ими и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи,-
Питайся ими и молчи.
Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изречённая есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи,-
Питайся ими и молчи.
Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи,-
Внимай их пенью и молчи!..2
В этот день у неё были гости. Два молодых франта и завитая по последней моде щеголиха. Танцевали, пили шампанское, смеялись. Он проходил мимо, случайно споткнулся, обронил папку, из которой вылетели листки. Это развеселило их. И Сергей услышал, как один из франтов шепнул ей довольно громко:
Вы, Ларочка, одним взглядом с ног человека сбиваете!
Она расхохоталась
Это было настолько обидно, настолько неожиданно, что на глазах Сергея закипели слёзы. Он поспешно сложил листки в папку и вышел. Неподалёку гордо высилась старая церковь Никола Большой Крест. Едва чувствуя под собой ноги, Сергей вошёл в неё и в изнеможении опустился на колени перед образом Богородицы. Он вспомнил, что уже Страстная. И что весь Великий Пост провёл он во грехе, в наслаждении грехом. И хотя вера никогда не была главным в его жизни, а всё же опалило душу стыдом. Почувствовалось явственно, что негоже вышло. Да, вот, и не за то ли расплата? Как несчастный заблудший, околдованный чарами лесовух и брошенный ими в чаще, распластан он теперь, измождён и не ведает, куда же идти?
Сергей чувствовал, как столь непривычное напряжение всё больше расстраивает его некрепкие нервы, доводя до болезни. Ночами его изводила бессонница, а сны стали пугающими, безумными. Это сказывалось на учёбе, и даже Аристарх Платонович выразил обеспокоенность состоянием здоровья любимого ученика. Хмурился и Пряшников, отвлекаясь от своих картин, ворчал:
Заездит тебя твоя ведьма, как панночка Фому Брута, заездит. Возьми и брось! встряхивал за плечи. Женщин вокруг тьма! Выбирай любую, женись, живи себя счастливо!
Сергей лишь вздыхал в ответ. Так может рассуждать лишь человек, никогда по-настоящему не любивший И тем уже счастливый
Тебе, Стёпа, не понять
Где уж нам! Бродишь, как приведение, как полоумный Ведь смотреть же больно!
На Страстной он всё же исповедался и приобщился, но боль не проходила. Менее всего теперь ему хотелось переступать порог рокового дома. Но и не ходить туда не мог. И не только из-за службы, но и потому, что не мог не видеть её.