…Она уже давно положила трубку, а в голове еще продолжал звучать голос Чайкина.
Надо было подготовиться к возвращению Орешиных. Поведение людей в подобных, страшных обстоятельствах предугадать бывает невозможно. Но теперь, когда Таню нашли, агентству будет поручено искать ее убийцу…
Когда послышался звук отпираемых замков, Юля вся напряглась, стоя в дверях Таниной комнаты и чувствуя, как подкашиваются ноги.
Первой показалась Галина Викторовна. Она уже не улыбалась, то есть губы ее уже не растягивала нервическая полуистеричная улыбочка. Лицо ее скорее выражало крайнюю степень апатии. Однако тон ее, с которым она обратилась к Юле, был более чем вежливым.
– Вы еще здесь? Извините, а мы про вас забыли, ведь правда, Володя?
Следом в квартиру вошел высокий пожилой мужчина с серым лицом и отсутствующим взглядом. Он, ничего не говоря, скрылся в одной из комнат.
– Ведь вас Юля зовут? – Орешина подошла к Юле и положила ей голову на плечо, как будто та была ей сестрой или подругой. – Танечку убили…
И тут она часто-часто задышала и, сотрясаясь всем телом, беззвучно зарыдала…
* * *
В машине Юля составила себе план действий:
1. Сделать снимки подарков от Веры Оленину – найти магазины, где вероятнее всего делались эти покупки;
2. Найти Лену и Веру, можно и Антона, который исполнял роль посыльного;
3. Найти девушек со слайдов;
4. Переписать даты записок Веры к Оленину и сопоставить их с рейсами на Москву: вычислить Веру. Судя по всему, она занимает неплохую должность и работа ее связана с частыми командировками;
5. Веревка в ванной Оленина – чья это шерсть? Отдать Наде;
6. Срочно связаться с Варей и съездить к «тете Вале», чтобы поговорить с ней о девушке, с которой приходил на день ее рождения мужчина, с которым встречалась Таня Орешина;
7. Информация от Саши (в магазинах 14 июля);
8. Сазонов – «пальчики»;
9. Чайкин – что ели перед смертью Оленин, Орешина…
Она захлопнула блокнот и положила его в сумку. Сидя в машине и глядя на прогуливающихся неторопливо по улицам нарядно одетых людей, она подумала, что ужасно завидует их безмятежности, их праздности, их неведению, которые заполняют их счастливую и спокойную жизнь. Они идут себе, глазея на витрины и покупая на каждом шагу мороженое или горячие булочки, не подозревая о том, что каждый день в городе происходят убийства… Они не сталкиваются каждый день с грязью и смертью, как бедолага Чайкин, постепенно спивающийся в своем морге… А Надя Щукина хандрит, потому что боится признаться даже себе в том, что мужчина, с которым она живет уже почти год, катится в пропасть и что вытащить его оттуда за белесые редкие вихры будет ой как трудно, если вообще возможно…
Ей в голову пришла совершенно дикая мысль. Иноземцев! У него связи в медицинском мире. Пусть он выступит посредником и получит свои проценты…
– Серж Иноземцев? – Она постаралась придать своему голосу неузнаваемый низкий тембр.
– Кто это? – отозвались на другом конце провода. – Люсь, это ты?
– Меня зовут Эсмеральда…
– Не понял.
– Иноземцев, послушай, это Земцова… Звоню тебе от своего знакомого ювелира…
– Что-нибудь не то? – Юля почти увидела перепуганное и растерянное круглое лицо Сережки и довольно хмыкнула.
– А ты как думал?
– Но ведь я же проверял… Бриллики настоящие, сапфиры тоже… Ты что, решила вернуть мне кольцо? Предупреждаю сразу – у меня денег уже нет, я расплатился с долгами…
«Скверная какая личность…»
– Послушай, я звоню тебе вовсе не из-за кольца… Ты бы мог мне найти человека, способного вылечить мужчину от алкоголизма, сохранив его имя в тайне? Я тебе заплачу, если будет результат. Понимаешь, у меня мало времени, но очень хочется помочь одному хорошему человеку… Объявлений-то тьма, все сулят всех вылечить от пьянства и табакокурения, но я никому не верю… Сережа, будь другом, найди мне волшебника…
– Земцова, тебя убить мало… так перепугать человека… Я уж и правда поверил, что какие-то проблемы с кольцом… Уф-ф… Считай, что ты такого человека уже нашла. Гарантия – пожизненная. Только это будет довольно дорого стоить.
– Ты особенно-то не зарывайся, все под небом ходим… Ты не боишься, что тебя, жаднюгу такого, кто-нибудь и когда-нибудь обидит и ты приползешь ко мне просить, чтобы я нашла твоего обидчика?.. Или вдруг ограбят? Или ранят? Или просто набьют морду? Ты понимаешь, о чем я? Я не советую тебе наживаться на моих гонорарах…
– Цена в пределах разумного… – смягчился Иноземцев, который, наверно, даже через провода и графитовый порошок телефонной трубки почувствовал запах денег.
– Вот и славно. Координаты, цену, фамилию и адрес…
– Как, разве ты забыла, как меня зовут и где я живу?
Она расхохоталась от души, забыв, что еще совсем недавно в слезах выходила из дома Орешиной.
– Тогда просто: сколько?
– Сто рублей. Новыми.
– Сто?
– Сеанс, разумеется.
– Так, понятно, а сколько сеансов?
– На клиента надо бы посмотреть…
Они договорились встретиться втроем: клиент, Юля и Иноземцев на следующий день, восемнадцатого июля, в восемь вечера в том же самом кафе, где встретились сегодня днем.
– Если я не смогу его привести – я позвоню и предупрежу…
Едва она отключила телефон, как к ней пробился озабоченный Крымов.
– Ты где, партизанка?
– На Беговой. Какие вопросы, Крымов? Соскучился? Как поживает твое насекомое?
– Так же, как и все твои животные…
– Ты мне не хами, говори по делу, а то уволюсь…
– Что с Орешиной?
– Ты еще ничего не знаешь?
– А что я, собственно, должен знать… Ты нашла ее?
– Ее нашли другие люди… в Затоне…
Крымов долго молчал, переваривая новость.
– Утонула?
– Ее избили, как и трех «синюшек»… Пара ударов – ей хватило…
– Что говорит ее мать? Ты виделась с ней после этого?
– Она хочет, разумеется, чтобы мы нашли убийцу…
– Значит, тебя можно поздравить?
– С чем?
– С тем, что удержала клиентку…
– Крымов, тебе никто не говорил, что ты мерзавец и негодяй?.. – Она чуть не задохнулась от ярости.
– Говорили – и прибавляли к этому, что у меня нет сердца и прочих органов… Зато у меня есть самый главный орган…
Юля отключила аппарат и попыталась завести машину. Крымов позвонил снова.
– Не отключай меня, а то хуже будет… распоясалась совсем… Ты куда едешь?
– А откуда ты знаешь, что я еду?
– Слышу, как ты дергаешь ручку передач… Слушай, я разговаривал с Сазоновым… Про Шонина – это правда?
– Я работаю в отличие от некоторых, которые стригут купоны.
– Скажи, это правда?
– Разумеется.
– А почему я узнаю об этом последний?
– Потому что слишком много времени уделяешь насекомым…
– Он для этого и приехал к нам? – ушел от ответа Крымов.
– Я ведь уже все тебе рассказывала… Он приехал, чтобы помянуть сестру, но после разговора со мной решил начать расследование и найти убийцу Инны…
– Он заплатил тебе?
– Разумеется.
– А почему же ты мне не отдала деньги?
– Не успела.
– Я готов тебя просто убить… Сколько?
– Его условия следующие: расследование веду я, и все расчеты он будет производить со мной. Иначе его не устроит.
– Сколько?
Она назвала сумму, вдвое меньше той, которую получила утром от Шонина.
– Продешевила. Могла бы взять и побольше. Но и это неплохие деньги. Сдашь под расписку Щукиной, а я ее предупрежу…
– А себе рубль, вернее, два рубля на мороженое можно взять?
– Возьмешь столько, сколько сочтешь нужным для работы, а потом отчитаешься… Жду тебя сегодня у себя в шесть. Шампанское уже в холодильнике, я заказал в ресторане цыплят в сухарях… Все, пока.
Стало тихо. Если не считать коротких гудков из телефона.
* * *
Два часа Земцова потратила на техническую и не очень творческую работу: съездила домой, взяла фотоаппарат, вернулась на квартиру Оленина, «распечатала» ее, сделала необходимые снимки записок Веры, ее писем, явных подарков, драгоценностей, прихватила слайды (и все это без ведома Сазонова), снова опечатала квартиру и привезла ключи от нее Сазонову.
– Что-то ты долго возилась там… Нарыла что-нибудь? – У Сазонова уже весело блестели глаза. Дело шло к вечеру, старший инспектор уголовного розыска решил немного расслабиться и выпить.
– Нарыла. Он встречался с некой Верой, женщиной явно старше себя… не могу это пока объяснить, сужу по ее письмам и тому отношению к Оленину, которое чувствуется во всем, начиная с тона этих самых записок и кончая дорогими подарками… Сейчас молодые девушки не умеют зарабатывать себе на жизнь реальной серьезной работой, какой, как мне представляется, занимается Вера… Она сильно любила Захара, заботилась о нем… Я вот тут сделала выписку дат с записок… Взгляните… – она протянула Сазонову листок из блокнота, где она записала: «15 июня, 28 июня – Москва. Вера». – Мне думается: если поднять регистрационные журналы, то по спискам пассажиров, вылетевших в эти дни рейсами до Москвы, нетрудно будет установить всех Вер… Вера – нынче не очень распространенное имя. К тому же, как мне кажется, эта женщина довольно часто летает в Москву… Вы поможете мне?
– Какая ты шустрая… Где ж мне столько людей взять…
– Поймите, найдем эту женщину, легче будет подобраться к убийце Оленина…
– А что, если это она и убила? Узнала, что у него куча баб, – да и зарубила на хрен…
Юля поспешила уйти. Разговаривать с человеком в таком состоянии не имело никакого смысла. Проспится, тогда она – через Крымова ли, напрямую ли – снова попросит у него нужную ей информацию.
Алкоголь – без него не решается ни одно дело… Во всяком случае, так говорят мужчины.
В агентство она приехала около шести. День прошел, оставив за собой черный шлейф трагедий…
– Помнишь, как-то я говорила тебе, что мне импонируют контрасты, – она вошла в приемную, где Щукина работала за компьютером, и плюхнулась в кресло, – всякое удовольствие, подруга, основывается на контрасте: ты воблу соленую ешь и запиваешь холодным пивом – утоляешь жажду, ты жаришься на пляже, а потом бросаешься в прохладную упругую воду, насыщая каждую пору влагой…
– А что, теперь разве не так? Теперь тебе после воблы хочется соленой селедки, а после жаркого пляжа тянет попариться в баньке? – улыбнулась Надя, поворачиваясь к ней всем корпусом на вертящемся стуле и пытаясь выдавить из себя улыбку. – У тебя что сегодня – трудный день?
– Ты попала в самую точку. Контраст убил меня. После отпуска оказаться в нашем мрачном городе, наводненном призраками мертвых избитых женщин… Как это все ужасно. И твой Чайкин… Мне его жаль, безумно жаль…
– Хочешь чего-нибудь? У меня есть одно шоколадное пирожное, специально для тебя купила, а еще холодная говядина из ресторана… Представляешь, Крымов повадился ходить в «Европу», в ресторан… Понравилось ему обедать там, видите ли… Он и мне принес оттуда вот это – говядину, фаршированную грибами… Делать ему нечего, честное слово…
– А что ты имеешь против ресторана? – спросила Юля, отказываясь принимать из ее рук блюдо с мясом. – Я тебе обещала приятный вечер, так? Обещала повести в одно чудесное место?
– Уж не хочешь ли ты сказать…
– Да-да, именно это я и собираюсь тебе не только сказать, но и предложить… Мы сегодня с тобой идем в ресторан. Я приглашаю. Ты не подумай, что я уж такая альтруистка или ненормальная, сорящая деньгами… Там все шикарно и дорого, но я преследую свои цели, и что плохого в том, что они немного совпадут и с твоими?
– Что-то я совсем запуталась… – Надя взъерошила свои рыжие пушистые волосы и с любопытством уставилась на Юлю. – Давай по порядку… Зачем тебе в ресторан? Хочешь напиться, а не с кем?
– Я расскажу тебе все в машине, поехали, запирай контору, тебе еще нужно переодеться… Я подожду тебя, а потом мы заедем ко мне, я тоже наряжусь…
Спустя полтора часа Юля и Надя входили в ресторан «Европа». В машине им поговорить так и не удалось, поэтому сразу после того, как их усадили за столик, Надя, раскрасневшаяся от волнения и от сознания того, что на ней ее новое, еще ни разу не надеванное вечернее платье, синее в блестках, была очень оживлена и засыпала Юлю вопросами. А Земцова, в полупрозрачном черном платье, открытом «до неприличия», как сказал бы Крымов, вела себя так, словно она и не слышала Надю. И лишь спустя несколько минут, привыкнув к атмосфере сверкающего огнями люстр, наполненного музыкой и ропотом приглушенных голосов ресторана, Юля словно очнулась и, тряхнув головой, ответила на первый и самый главный вопрос Щукиной:
– Мы здесь потому, что мне нравится во-он тот музыкант… Пианист, видишь? Дальше. Сегодня я приглашена к Крымову на ужин с шампанским и цыплятами в сухарях…
– Понятно, ты решила съесть этих цыплят еще тепленькими, прямо здесь?
– Совершенно верно. Но и это еще не все причины… У меня к тебе серьезный разговор…
– О Леше? – Лицо Нади моментально приняло серьезное и сразу погрустневшее выражение.
– И это не все… Взгляни… – Юля протянула Наде руку и показала сверкающее при свете хрустального бра кольцо с переливающимися радужным пламенем бриллиантами и синими сапфирами. – Вот, надела, чтобы все видели… Надоело, знаешь, искать радости жизни в постели с Крымовым… Я решила больше с ним не встречаться… Жаль, что он мой шеф, трудно строить после разрыва нормальные деловые отношения… Он постоянно задирается, мешает, путает мне все планы, нагло вторгается даже в мои мысли… Надо положить этому конец, ты не находишь?
– Да я тебе давно об этом говорила, но ты тогда, после истории с Ломовым, находилась в таком состоянии, что, если бы не Крымов, неизвестно, как бы ты все это перенесла… Он хоть и свинья порядочная…
– Ты не так выразилась – непорядочная…
– Ну, хорошо, свинья непорядочная, а все равно морально поддержал тебя…
– Ты не так выразилась: физически, а не морально. Он занимался моим телом, а свои мысли и душу я приводила в порядок сама, можешь мне поверить…
– Тебе видней… – согласилась Надя и замолчала, когда к ним подошел официант.
Юля сделала заказ и снова как завороженная посмотрела на играющего на рояле молодого человека.
– Надя, ты посмотри только, как он элегантен и изящен… И откуда он только взялся?
– Ты даешь мне задание? Могу узнать в течение суток, – усмехнулась не без иронии Щукина, привыкшая добывать для Юли служебную информацию.
– Не опошляй мои эстетические чувства… Ты видела, какие шикарные на нем очки? А какая шевелюра? Интересно, каким шампунем он моет свои волосы? Знаешь что, Щукина, были бы у меня деньги, много денег, я бы все вечера проводила здесь, в этом злачном и порочном месте, среди таких вот бездельников, и слушала бы, слушала, как он играет…
– Ты влюбилась?
– Ну, если можно влюбиться в красивую вещь, в картину, например, то считай, что влюбилась… Несомненно, мне бы хотелось его приобрести. В вечное пользование. Вот сейчас напьюсь и попрошу директора ресторана завернуть мне его, запаковать в непременно красивую коробку с шелковой бумагой, перевязать золотой тесьмой и отвезти домой…
– Прямо в постель?
– Послушай, кто тебя научил таким пошлостям?
– Крымов.
– Он что, снова начал приставать?
– Хуже, он каждый день говорит мне гадости относительно «моей связи (это его выражение) с местным патологоанатомом».
– Он вообще спит с каким-то насекомым… Извращенец.
Между тем пианист встал, промокнул лоб большим белым носовым платком и вышел.
– Его сейчас накормят, напоят… – прокомментировала Надя, – и ублажат по всем статьям… Ты только посмотри, какие вышколенные и длинноногие здесь официантки, и заметь, обслуживают они преимущественно мужчин, в то время как нам с тобой принес икру мальчик-официант… И тоже, кстати, недурственный…
Пианист вернулся, сел на свое место и только поднял руки над клавиатурой, как к нему подошла дама в черном платье с разрезом – даже издали Юля заметила полкило косметики на ее одутловатом испитом лице и блеск нахальных глаз – и, протянув ему бумажку, очевидно деньги, о чем-то попросила. Он кивнул.
– Послушай, он принимает заказы… – заволновалась Юля, чуть ли не вставая со своего места. – Как же это я раньше не догадалась?! Вот сейчас он будет играть для этой наштукатуренной, а потом к нему подойду я и попрошу сыграть что-нибудь из Гершвина…