С тоской оглядев несъедобные продукты, я обозлилась на себя, насыпала в кружку ложку мелкого коричневого порошка и принялась ждать, пока засвистит чайник. Избаловалась ты, однако, Дашутка! Подавай тебе только натуральный «Лавацца Оро» и горячие круассаны на завтрак. Забыла, как радовалась в прежние времена, обнаружив в продуктовом заказе к празднику подобную баночку?!
Решив себя наказать, я выпила целых две чашки отвратительного пойла и сгрызла полпачки печенья, сделанного, очевидно, на цементном заводе.
У ножек стола лежал мрачный Хуч. Перед ним стояла полная миска овсянки, сваренной на воде, на скользкой горке лежал кусочек шкурки от «Докторской» колбаски.
Мне стало смешно, ей-богу, мы с Хучиком сладкая парочка. Мопс не выносит геркулес. Съесть эту страшно полезную кашу он может только в одном случае: если ее сварили на крепком мясном бульоне и перемешали с вкусной печенкой или говядиной. Шкурку от колбасы Хуч не воспринимает как лакомство, честно говоря, он ее до сих пор никогда не видел. Я обратила внимание, что ни Альма, ни Роза фон Лапидус Грей, уважая чужую собственность, не польстились на его наполненную миску, и довольно сурово сказала:
– Похоже, милый, тебе придется пересмотреть диету, не могу же я кормить вас, сэр, отборным мясом на глазах у двух интеллигентных собак, почитающих за радость получить на завтрак кашу с запахом колбасы?
Хуч вяло чихнул.
– Ничего, – успокоила я его, берясь за телефон, – тебе не вредно поголодать.
– Алло, – завопила Ирка, – слушаю!
– Как дела?
– Хорошо, – невпопад заявила домработница, – можете не привозить белье, хозяйка в Париж усвистела.
Я быстренько отсоединилась. Так, все ясно – в доме милиция, значит, до телефонной книжки мне не добраться. Впрочем, я бы на месте тех, кто занимается расследованием, конфисковала бы блокнот и начала прозванивать знакомых.
Ладно, не стану унывать, я хорошо помню, что Лешка Зырянов работает в Доме моделей у Олега Жердина. Мы с Алексеем вместе учились в институте, правда, он был на курс старше. Потом сталкивались на различных мероприятиях, когда пытались подработать переводами. Леша водил по Москве группы туристов, сидел в международном Шереметьево возле стоек, где работают пограничники, затем пристроился в издательство, получал разовые, нерегулярные заказы… На заре перестройки он попытался переводить импортные кинофильмы, потоком хлынувшие в Россию, но был быстро затоптан конкурентами. Одним словом, никаких успехов на службе он не достиг. Честно говоря, мне было его жаль. Лешка добрый парень, но немного лентяй, он из тех людей, которые всегда везде приходят на полчаса позже. В начале девяностых Зырянов года на два пропал из поля моего зрения, одно время я считала, что он, поддавшись моде, укатил на ПМЖ в Америку. Но затем Нюша Рукавишникова в день, когда наш бывший курс собирался на ежегодную традиционную встречу, явилась на сходку в сногсшибательном вечернем костюме и заорала:
– Глядите, какая шмотка!
– Где взяла? – налетели на нее наши девочки. – Небось целое состояние отдала!
– А вот и нет, – радостно пояснила Нюша, – Лешка Зырянов сшил, он теперь модельер и портной.
Все разинули рты. Информация оказалась правдивой, у Зырянова неожиданно обнаружился талант, из невостребованного, посредственного толмача он превратился в модного завсегдатая тусовок.
Потерзав телефон еще минут пять, я услышала слегка кокетливое:
– Аллоу.
– Можно Алексея Зырянова?
– Он занят.
– А когда освободится?
– Ах, – затараторила девица, – его сегодняшний день расписан по минутам: три примерки, два показа… Алексею Леонтьевичу даже кофе попить и то некогда. Если вы по поводу заказа, то в сентябре он клиентов больше не берет, ближайшее время, когда можете подойти, – октябрь.
Я повесила трубку. Так, значит, Лешка собирается весь день провести на работе, очень хорошо.
Едва переступив порог Дома моделей, вы попали в необыкновенное место, где тучами роятся люди, имеющие нетрадиционный взгляд на многие вещи. Начнем с того, что потолок тут был черным, стены белыми, а мебель красной. Подобное цветосочетание запросто может довести до нервного припадка любую впечатлительную личность, но особа, сидящая за столиком у входа, чувствовала себя вполне комфортно. Впрочем, она сама выглядела более чем оригинально.
Выкрашенные в розовый цвет не слишком густые волосы с правой стороны ниспадали на плечо, с левой они были неровно обрублены на уровне виска, а челка, прикрывавшая узенький лобик, походила на забор бедной крестьянки. Вы понимаете, что я имею в виду, небось не раз видели такие изгороди, в которых колья перемежаются с дырками.
Увидев меня, девушка встала. Я сглотнула слюну. Ростом администраторша оказалась, как Эйфелева башня, а объемом напоминала зубочистку. Тонкая-тонкая, без всяких неровностей и выпуклостей. Я со своим первым размером бюста смотрелась рядом с ней, как Памела Андерсон возле тинейджерки. Но окончательно доконал меня ее костюм, ярко-фиолетовый в зеленую клетку. Ей-богу, приди мне на минуту в голову дикая идея заказать в этом ателье обновку, я тут же бы убежала прочь, увидев эту «красоту» на служащей.
– Вы к нам? – защебетала зубочистка, кокетливо хлопая ресницами.
Очень хотелось ответить: «Нет, хочу купить два кило картошки».
На кретинские вопросы следует давать такие же ответы, но я удержалась.
– Да, где можно найти Зырянова?
– Алексей Леонтьевич в голубой травайне, – ответила девица.
Сначала я не поняла, что она имеет в виду, и чуть было не переспросила: «В каком трамвае?»
Но потом сообразила, о чем идет речь, и с огромным усилием подавила рвущийся наружу хохот. Существительное travail в переводе с французского – работа. Человек, плохо говорящий на языке трех мушкетеров, произнесет его как «травай». Следовательно, травайня – рабочая комната. Небось Лешка побывал в Париже, посетил местные точки, где шьют одежду на заказ, и увидел на дверях таблички.
– Алексей Леонтьевич дико занят, – верещала девчонка.
Но я, не слушая ее, уже шла по коридору, разглядывая двери, выкрашенные в разные цвета. Голубая оказалась последней.
Я поскреблась в створку.
– Чего надо? – весьма невежливо донеслось в ответ.
Я пролезла в кабинет.
– Добрый день.
– Сказал же, занят, – рявкнул стоящий к двери спиной Алексей.
– Ая-яй-яй, как грубо, а вдруг я пришла сделать очень выгодный заказ? Вдруг мне требуется сшить целый гардероб: платье, костюмы, пальто и прочее?
Зырянов обернулся и засмеялся:
– Ну, Дашутка, ты-то вряд ли захочешь носить мои модели. Что привело тебя в наши пенаты?
Я поискала глазами свободное кресло, но тщетно: все сиденья были заняты кусками материи, листами бумаги и бобинами с нитками. Лешка мигом сообразил, как поступить. Он сбросил на пол рулон ярко-голубого шелка и велел:
– Устраивайся как дома.
Внезапно мне стало грустно – когда я еще попаду домой.
– Ты слышал, что Стас Комолов погиб?
Алексей кивнул:
– Мне звонили из милиции, а потом приходил дурно одетый молодой человек и отнял кучу времени, задавая идиотские вопросы.
– Чего он от тебя хотел?
– Ну, с кем жил Стас, где работал…
– Ты так хорошо знал Комолова?
Зырянов хмыкнул, вытащил янтарный мундштук, изогнутый самым кретинским образом, выудил из кармана золотой портсигар, вставил тонкую сигаретку в мундштук и спохватился:
– Ты разрешишь?
– Кури на здоровье, если эта фраза не покажется тебе двусмысленной. Так откуда ты знаком со Стасом?
Алешка выпустил струю синеватого дыма и пожал плечами:
– Во-первых, его знали все, во-вторых, он шил тут костюмы, а в-третьих, Стас – это же jet-set. Кстати, хочешь кофе?
Я кивнула и стала слушать, как Лешка деловито отдает по телефону указания в отношении эспрессо.
Jet-set! Откройте и перелистайте любой яркий, глянцевый западный журнал, обязательно встретите там это словечко, термин, который изобрел в 70-е годы итальянский писатель Альберто Моравиа. Он назвал таким образом общество людей, жизнь которых состоит в поисках удовольствия. Найти в русском языке перевод этого слова довольно просто – это «тусовка», намного сложнее обнаружить само явление в нашей действительности. Я встречала в Париже этих людей, богачей, аристократов, плейбоев, авантюристов, охотниц за богатыми муженьками и жиголо. Круг их узок, туда не слишком охотно пускают посторонних. Лето эти люди проводят в Биарицце, осенью встречаются на скачках в Лондоне, весной уезжают в Марокко. Для того чтобы вести такой бездумный образ жизни, необходимо иметь хорошее состояние и соответствующий характер.
Для члена jet-set не составляет никакого труда, позавтракав в Париже, вечером оказаться в Лондонской опере, а ночью отправиться в Мадрид. Более того, если вы игнорируете светские развлечения и не появляетесь «на людях» как минимум пять дней в неделю, вас сочтут в тусовке персоной нон грата и перестанут приглашать на суаре и фуршеты. А для истинного тусовщика нет страшней наказания, чем обнаружить утром пустым поднос, на который кладут конверты с приглашениями.
Впрочем, для того чтобы быть своим в этом кругу, совсем не обязательно иметь в кармане «золотую» кредитку, достаточно появиться на вечеринке в качестве сопровождающего лица кавалера или дамы. Если понравитесь, члены тусовки начнут передавать вас по эстафете. Тут главное – не растеряться и постараться сбегать под венец. Естественно, через пару месяцев последует развод, но тусовка примет вас, и среди ее членов вы найдете второго супруга, третьего, четвертого.
В России долгое время не было по-настоящему богатых людей. Наши тусовщики кочевали с фуршета на фуршет, частенько имея в кармане аккуратно сложенный пакет, куда, оглядываясь по сторонам, сгребали с тарелок пирожки, бутерброды и фрукты. Согласитесь, это не настоящий jet-set, а пародия. Но потом положение изменилось. Сейчас я могу вам назвать с десяток москвичей, ведущих тусовочный образ жизни в европейском понимании этого слова.
– Что, он был так богат?
Любой другой на месте Алешки мигом бы задал вопрос: «А тебе какое дело? Зачем пришла?»
Но Зырянов слишком долго вертится в кругу светских лиц, поэтому самое приятное для него – это посплетничать о ближнем. Схватив крохотулечную чашечку кофе, модельер закатил накрашенные глазки:
– Богат? О, мой бог, он альфонс, жиголо. Хочешь расскажу, каким образом Стасик оказался на плаву? Впрочем, ты не торопишься?
– Абсолютно нет, но мне сказали на входе, будто у тебя несметное количество дел.
– Фигня, – отмахнулся Леша, – до семи я свободен, вечно Лола путает, вот завтра сумасшедший денек, прямо на части разорвут, а сегодня могу слегка расслабиться и получить удовольствие. Стасик – титан.
– В каком смысле?
– В прямом.
– Хочешь сказать, что он силен и благороден, как полубог?
Лешка тоненько захихикал:
– Вовсе нет, просто наш Стас ухитрился превратиться из шестерки в козырного туза. Ну, слушай.
Глава 7
Откуда Стас Комолов появился в Москве, не знал никто. Просто один раз на очередную премьеру, куда ломанулся весь бомонд[6], Анна Лапшина появилась в сопровождении безукоризненно одетого молодого человека. Народ, собравшийся в зале, глядел в основном не на сцену, а на парочку, устроившуюся в седьмом ряду партера, на самых лучших местах для тех, кто желает посмотреть балет. Анечка только-только отметила семидесятилетие, но после пяти или шести операций, проведенных лучшими косметологами Европы, дама выглядела максимум на пятьдесят. Злые языки поговаривали, что оборотистые доктора откачали у Лапшиной жир с задницы, а потом нарастили с его помощью бюст дамы. Кое-кто хихикал, видя, как Аня старательно сохраняет на лице серьезное выражение, потому что после всех подтяжек она не могла улыбаться. Некоторые дамы, злоязыкие, как все существа женского пола, ехидно замечали:
– Лапшина, конечно, косит под молоденькую, только, когда она садится, у нее приоткрывается рот.
Если услышавший это заявление человек был простоват, то обязательно следовал вопрос:
– Почему?
И тогда милейшие дамы охотно поясняли:
– Кожи на теле не хватает, все поотрезали и натянули.
Но сколько бы ни капал у сплетниц яд с языков, как бы ни кривились они при виде точеной фигурки Лапшиной, факт оставался фактом: она выглядела неприлично молодо. Еще она страшно злилась, когда кто-нибудь величал ее по отчеству, и, кокетливо протягивая незнакомцам тоненькую ручку с бледной кожей, чирикала:
– Рада видеть вас, меня зовут Анечка.
Лапшина знала, что возраст дамы выдает в основном не лицо, а шея и руки. Поэтому без раздумий согласилась на процедуру сведения при помощи жидкого азота старческих пигментных пятен.
И еще, мужчины, которых Анечка укладывала в свою постель, были молоды, хороши собой и… бедны. Целый год Стас носил за Аней шаль, подавал ей пальто, открывал дверь автомобиля и танцевал на вечеринках. Но потом он, очевидно, надоел Лапшиной, и она передала мужика своей доброй знакомой Элен Войнович. Элен была любовницей Комолова чуть больше месяца, чем-то он не угодил Войнович, и в декабре Стас засветился в консерватории вместе с Ренатой Горской. С тех пор он то и дело маячил с разными дамами и стал достаточно обеспеченным человеком. Богатые, стареющие тетки делали ему подарки. Одна преподнесла машину, другая квартиру, третья – золотой «Роллекс».
– Он что, не работал? – прервала я Лешку.
Зырянов хитро прищурился:
– А то ты не знаешь!
– Откуда бы?
– Ой, Дашка, – погрозил мне пальцем Леша, – мне-то можешь не врать. Арина все рассказала.
– Кто?
– Да ладно передо мной Ваньку валять!
– Я никого не валяю, просто ничегошеньки не понимаю. Кто такая Арина?
– Сладкова, предпоследняя любовь Стаса, ой, целый роман.
– Почему предпоследняя? – удивилась я.
Лешка ухмыльнулся:
– Сколько мы лет знакомы?
– Лучше не считать, а то у меня испортится настроение!
– Ага, поэтому-то, Дашутка, не надо ничего из себя корчить! Уж мне-то известно, отчего Арина последние два месяца бесится!
– Отчего?
– От того, что Стасик от нее свильнул.
– Куда?
Секунду Зырянов вертел в руках мундштук, потом выпалил:
– К тебе.
– Ко мне! Ты с ума сошел!
– Вовсе нет, Арина мне все рассказала.
– А ты вывалил эту идиотскую версию милиции, ну, знаешь!
Плохо владея собой, я схватила длинную деревянную линейку и со всего размаха стукнула ею о журнальный столик. Раздался сухой треск, и у меня в руках остался неровный обломок.
– Эй, эй, – попятился вскочивший на ноги Зырянов, – ты того, поосторожней, ну сказал, и чего?
– А того, – заорала я, – что из-за твоей идиотской болтовни меня считают той женщиной, которая отравила Стаса из ревности! Ну, быстро выкладывай, что натрепал и отчего у тебя появилась сия кретинская мысль!
Алексей снова плюхнулся в кресло:
– Когда Арина принялась тут сопли развешивать, я сразу понял, что речь о тебе идет!
– Давай по порядку! Кто такая Арина?
– Сладкова.
– Фамилию я уже слышала. Чем занимается, где живет, давай-давай, выкладывай!
Зырянов забубнил:
– Арина манекенщица, из неудачливых, знаешь, про таких говорят, обе ноги левые. Пойдет по языку – споткнется, платье начнет снимать – и разорвет или каблук у эксклюзивной туфли сломает.
Поэтому карьера у Арины не задалась, ее попросту перестали приглашать на показы, да и кому нужна неуклюжая девица. Затем Арина стала любовницей Максима Реутова, стареющего плейбоя, вернее, плейдеда, позднее пару раз переходила из рук в руки. Особых денег у девицы не имелось, она жила за счет богатых любовников. Один из них и привел девчонку к Лешке Зырянову. Желая «пощипать» своего мужика, Сладкова не растерялась и заказала у Лешки целый гардероб. За время примерок они сдружились, и Арина стала прибегать к модельеру просто так, без всякого повода. Садилась в кабинете и, закинув одну на другую бесконечно длинные ноги, принималась жаловаться на жизнь. Больше всего неудачливой вешалке хотелось выйти замуж за богатого парня. Но судьба, издеваясь, проносила лакомые куски пирога мимо ее носа. Обеспеченные, реализованные, самодостаточные мужики были давно расхватаны другими, а те, что по недоразумению ходили в холостяках, с большим удовольствием проводили с Ариной время. Угощали шикарными ужинами в отличных ресторанах, покупали шубки и колечки, возили в роскошных машинах, но… Но когда им в голову взбредала идея обзавестись супругой, мигом женились не на Арине, а на ничем не привлекательных особах, серых мышках, которые и понятия не имели, какая в этом году обувь в моде и сколько шкурок несчастной норки идет на приличную шубку.