– Я не пойду обедать, – лениво сказала Оксана, – буду лежать вот так три дня без движения.
– Представляешь, а в твоей больнице сейчас кто-то делает операцию!
– И никаких щитовидных желез, – оживилась подружка, – никаких гормональных инъекций и распадающихся опухолей… Господи, счастье-то какое.
Примерно с час полежали молча, потом пошли плавать. Теплая вода ласково покачивала две тушки. Оксана посмотрела на шезлонги:
– Кто это там сидит?
– Да пусть сидит, здесь не воруют!
– Ну, все-таки интересно, кто это?
Я прищурилась:
– Да это же Дима, просто он купил себе шляпу, а разговаривает с нашим соседом.
Оксана нырнула в воду, а я села на бортик и свесила ноги, до чего же хорошо, просто рай! И это был последний раз, когда я так подумала.
Через какое-то время мы собрали свои вещи и побрели пить кофе. Детей не было ни видно, ни слышно, куда-то подевался Оксанин кошелек. Когда спустя час мы вернулись, Оксанин кошелек лежал на месте, зато исчез мой.
– До шести тратят мои деньги, а после шести твои, – догадалась Оксанка. – А этот даже не пошевелился!
Я посмотрела на мужичка. Он по-прежнему лежал на спине, прикрыв лицо шляпой и как-то странно подвернув ногу. Солнце переместилось, его лучи достигали теперь шезлонгов. Впрочем, меня не касается, кто как проводит время, лишь бы нам не мешали. С этими мыслями я легла на матрас и заснула.
Проснулась я оттого, что по моему лицу текли струи воды. Это расшалившиеся детки лили на мои разомлевшие члены воду из бутылки. Оксана радостно подхихикивала:
– На живот, на живот налей.
Я изловчилась и ухватила Дениску за руку, он запищал и стал вырываться. Бутылка выскользнула и, описав ровную дугу, шлепнулась соседу прямо на живот. Мы замерли, но мужичок даже не шелохнулся. Он лежал все так же на спине, с лицом, закрытым шляпой, и странно подвернутой ногой.
– Месье, – робко позвала его я, – месье, простите нас.
Оксана решительно подошла к лежаку, приподняла шляпу, потом опустила ее и бесстрастным голосом хирурга констатировала: «Exitus letales».
– Что, что? – не поняла Маня.
Зато Денис понял сразу, ухватил Маруську за руку и повел в номер. В трудную минуту на Дениску всегда можно положиться.
Пришлось обратиться в администрацию. У стойки «Recepcion» скучал портье.
– У вас на пляже труп, – тихо сказала я.
Араб медленно поднял голову от газеты:
– Сейчас посмотрю, в каком номере он живет. Вы говорите, месье Труп?
– Нет, просто труп, без месье, то есть его, конечно, как-то зовут, но сейчас просто труп.
– Просто труп, – протянул араб, листая большую книгу. Внезапно его глаза широко раскрылись. – Просто труп, то есть вы имеете в виду мертвец?
Я радостно закивала головой, наконец-то до него дошло! Портье схватил телефонную трубку и затарахтел со скоростью пулемета, слова вылетали из его рта тучами. Не успел он бросить трубку, как из небольшой дверки выскочил другой араб и на безукоризненном французском спросил:
– Где вы спрятали труп?
Вот те на!
– Я не прятала труп, а обнаружила!
Следующий день мы с Оксанкой провели в полицейском управлении, отвечая на бесконечные и однообразные вопросы. «Как зовут? Откуда приехали? Как обнаружили тело?» Вопросы задавались тягуче, арабы потели и скучали. Они радостно сообщили, что покойного звали Роуэн, Франциск Роуэн, что сам он родом из Парижа, и даже назвали его адрес.
Полицейские поведали, что выстрел в лоб, которым убили Роуэна, был произведен в упор. То есть кто-то подошел, продырявил лоб и потом, прикрыв шляпой лицо покойного, спокойно ушел. Причем выяснить, когда это сделали, было очень трудно, так как на пляже жарко и тело практически не остыло. Болтая, полицейские составили бессчетное число протоколов и отвезли нас в «Совиву».
Маня и Денис, радостно улыбаясь, ныряли в бассейне. Оксана присоединилась к детям, я же пошла в номер.
Открывшийся моим глазам вид напоминал битву при Калке или, если хотите, танковое сражение под Прохоровкой. Кровати перевернуты, постельное белье комом гнездится на полу, распоротые подушки валяются на балконе. Все наши с Машей вещи распороты и грудой цветных лохмотьев валяются на полу ванной. Неизвестный вандал выдрал даже страницы из журнала «Космополитен»…
Полная негодования, я ринулась к портье. После пятнадцатиминутного скандала администратор гостиницы и старшая горничная двинулись в номер. Постояв несколько минут в молчании, администратор задумчиво произнес:
– А вы уверены, что это сделали наши служащие?
– А вы думаете, что я сошла с ума и сначала испортила все вещи, а потом принялась за подушки? И потом, я весь день провела в полицейском управлении, даже не была на пляже. Кстати, представляете, какой переполох поднимется, если мы расскажем об убийстве?
Администратор стал белее обезжиренного кефира.
– Мадам, умоляю, никому ни слова. Сейчас же все уберем. Вас отвезут в торговый центр и…
В этот момент ворвались Денис и Маня.
– У нас в номере… – начал Денис и остановился.
– У нас тоже, – протянула Маня.
Служащие понеслись в Оксанин номер, я за ними. Там была та же картина.
Понятно, что обедать отправились в мрачном настроении. Наш стол поражал красотой. В центре красовалась бутылка «Дом Периньон», рядом восседала ледяная русалка, под ней уютно устроился салат. Отдыхающие с интересом поглядывали в нашу сторону. Управляющий явно подлизывался, надеясь на молчание.
– Ну и роскошь, – процедил Дима, – представляете, захожу в номер, а там…
– Погром в Жмеринке, – докончил Денька.
– А ты откуда знаешь? – подозрительно прищурился Дима.
Мы все захохотали. Несмотря на обилие деликатесов, обед прошел мрачно.
Чуть позднее нас на автобусе отвезли в торговый центр. Служащий гостиницы без конца повторял, что все покупки оплатит отель. В результате мы накупили кучу нужных и ненужных вещей, а Деня с Марусей ухватили трехметрового надувного крокодила.
Следующие две недели пролетели безоблачно только для Дени и Мани. Мы же с Оксанкой нетерпеливо ждали конца путешествия. Но все когда-нибудь заканчивается, завершился и отдых. Утром начали складывать сумки.
– Мам, – спросила Маша, – сколько флаконов «Амбрэ Солэр» ты купила?
– Один, а что?
– А теперь их два, причем один совсем полный.
– Наверное, это Оксанин.
Неленивая Маруська понеслась в соседние апартаменты. Вернулась она вместе с Оксаной.
– Мой «Амбрэ Солэр» на месте, я его почти весь вымазала.
Мы уставились на лишний флакон.
– Наверное, утащили чужой на пляже, – сказала Оксана, – ну и что теперь делать?
– А ничего, – сказала Маня, – взять себе, нет, лучше отдать Оксане. Дениска поедет в августе в Болгарию, вот и будет мазаться.
Флакон перекочевал в Оксанин карман.
Париж встретил холодной ветреной погодой. Ив приветливо махал рукой.
– А где Наташка?
– Мадам уехала в Сен-Тропез, пробудет там несколько недель.
– Дома все в порядке?
– Собаки здоровы, слуги тоже, Луи приготовил ужин. Как отдохнули?
Мы заверили Ива, что провели время потрясающе.
В гостях хорошо, а дома лучше. Эту ходульную истину я повторяла все время, пока распаковывала чемодан. Пришел черед и пляжной сумки. За две недели в Тунисе так ни разу и не разобрали ее до конца. Что-то вытаскивали, что-то засовывали… Наконец добралась до пластикового донышка и там обнаружила какой-то продолговатый предмет. Вытащила его и с изумлением уставилась на свой трофей. Большой золотой портсигар! На крышке выложены брильянтами инициалы F. R. На оборотной стороне гравировка – «Единственному Франциску от Каролины». Вот это да! Это вам не флакон с «Амбрэ Солэр», а очень дорогая вещь, скорее всего, от Картье или Тиффани… И как она ко мне попала? Где я ее украла?
Поразмыслив, я сообразила, что к чему. Убитого мужчину звали Франциск Роуэн. Очевидно, когда мы впопыхах собирали свою сумку, то случайно прихватили его портсигар, или он сам уронил его в нашу сумку, или я не знаю, как это получилось, но портсигар здесь. И его надо вернуть родственникам, вещь очень дорогая.
Глава 5
Спустя неделю Оксана, Дениска и Дима улетели в Москву. Проводив их, я порулила к первой попавшейся телефонной будке и стала рыться в справочнике. Франциск Роуэн оказался один, и адрес подходил для обладателя золотого портсигара.
Улица тихая, только частные дома, стоящие далеко от въездных ворот. Ни магазинов, ни закусочных, ни парикмахерских. За продуктами ездят экономки, а парикмахер приходит на дом. Дом Роуэна располагался в самом конце, в воротах виднелся домофон. Я нажала кнопку.
– Кто там? – прокаркал динамик.
– Мне необходимо передать мадам Роуэн посылку.
Нельзя сказать, что я покривила душой. Ведь портсигар тоже можно принять за посылку.
Калитка открылась. По дорожке, где по обеим сторонам были посажены огурцы, я прошествовала к особняку. Ну и чудак же был этот Роуэн, впервые вижу, чтобы подъездную дорожку украшали огурцами.
В дверях стояла девушка. Невысокого роста, щупленькая, настоящая «рюмочная болонка». Ни дорогой костюм, ни антикварный перстень на пальце не спасали положения. Лицо бесцветное, глаза блеклые, волосы жидкие и какие-то сальные. Вдобавок уши с целым состоянием в мочках непропорционально велики. Мне показалось, что она одолжила их у тучного мужчины.
– Я Луиза Роуэн, – проговорила уродка неожиданно красивым, грудным голосом. – Давайте посылку!
– Вы жена Франциска Роуэна?
– Нет, дочь.
– Мне хочется поговорить с самой мадам Роуэн, видите ли, я случайно стала свидетельницей смерти вашего отца.
Луиза немного поколебалась, потом как-то нерешительно протянула:
– Мама очень плохо себя чувствует, но пройдите в дом, может, она спустится.
Девушка посторонилась, и я вошла в холл, заставленный диванами и креслами образца шестидесятых годов. Потертая обивка и вылезающий кое-где поролон явственно свидетельствовали о том, что мебель ни разу не перетягивали. Тут и там на специальных подставочках стояли цветочные горшки. Я пригляделась повнимательней, мне показалось, что в них растут укроп и петрушка.
Пройдя через холл, мы оказались в гостиной, очевидно предназначенной для деловых приемов. Слегка облупившиеся стены и потолок, а также выцветший ковер никак не вязались со стоявшей посреди комнаты роскошной белой кожаной мебелью… Дочь Роуэна, извинившись, вышла. Я осталась одна. Осквернить эти чудесные диван и кресла своим задом? Нет, просто невозможно!
Я подошла к окну. Вид огурцов по обе стороны дорожки был так нелеп, что я не сдержала смешок.
– Папа был чудаком, – раздался чей-то голос.
Я повернулась. В кресле сидела неизвестно откуда взявшаяся молодая женщина. Такая же маленькая, как Луиза, но плюньте в того, кто назвал бы ее тщедушной. Роскошные черные волосы ниспадали почти до талии, большие голубые глаза, красиво очерченный рот, миниатюрное личико, изящные руки, мини-юбка открывала взору точеные ножки. Девушка выглядела настоящей красавицей.
– Вас удивил огород за окном? – спросила она.
– Да, немного странно видеть огурцы там, где традиционно растут цветы.
– Огурцы – это только начало. Возле черного хода посажены кабачки, тыквы, морковь. Пока растения не поднялись, молочник страшно пугался. Грядки напоминали ему могилы, и он все время интересовался, кто похоронен у нас возле гаража.
– Ваш отец, очевидно, страстный огородник?
– Ничуть не бывало, просто феерический скупец.
– Глядя на мебель, в это трудно поверить.
Девушка заулыбалась:
– Белых чудовищ велел поставить в гостиной Пьер, муж Луизы.
– Муж Луизы?
Удивление, которое я испытала при мысли о том, что эта бледная девица замужем, очевидно, отразилось на моем лице.
– А почему моей сестре не быть замужем, разве это противозаконно?
Не успела я ничего сказать, как в комнату ворвалась толпа людей. Все они одновременно стали задавать вопросы: кто я? Где посылка? Откуда знаю Роуэна? Кто дал их адрес?
Через секунду я разобралась, что вошедших всего четверо, просто голоса у них резкие, крикливые, как у пингвинов. Луиза, молодой мужчина, очевидно, ее муж, какой-то коротконогий тип и дама на вид лет сорока. Последняя, как подкошенная, рухнула в кресло. Шум утих. Коротконогий гневно посмотрел в мою сторону:
– Если велено передать посылку мадам Роуэн лично, то отдавайте ее и уходите!
Я села на диван и положила ногу на ногу. Терпеть не могу, когда со мной так разговаривают. Сейчас объясню, где раки зимуют. Протянув свою визитку, я открыла рот. К концу моей пространной речи их лица разгладились. Муж Луизы взял портсигар:
– Простите, мадам. Смерть тестя наделала много шума, нас без конца осаждали журналисты. Даже представить себе не можете, что они придумывали, чтобы попасть в дом! Поэтому мы так накинулись на вас!
Через несколько минут молодая горничная принесла бутылки с вином и блюдо с сырами.
Селина взяла портсигар:
– Вот уж не думала, что мама могла подарить отцу такой портсигар. Он, наверное, потом месяц ругался.
Коротконогий укоризненно посмотрел на нее:
– Селина! Как тебе не стыдно!
– А чего я должна стыдиться, мне жаль, что он не треснулся лбом о баобаб, или что там росло на пути, на двадцать лет раньше!
Я с недоумением посмотрела на собравшихся. Вдова томно вздохнула и пояснила:
– Милая, на нас последние месяцы сыплются одни неприятности. Некоторое время тому назад муж попал в автокатастрофу, врезался в дерево. После этого у него возникла амнезия. Правда, через несколько дней память вернулась, но это был уже не мой Франциск!
– И слава богу, – фыркнула Селина.
Пьер подошел ко мне:
– Простите, мадам, совершенно ни к чему слушать скандал. Разрешите, я отвезу вас домой.
Я сообщила, что у ворот стоит моя собственная машина, и откланялась.
Глава 6
Первой, кого я увидела, придя домой, была Селина. – Ну вы и тащитесь на вашей тарахтелке, – выпалила она.
– А на чем летаете вы? На метле?
– На мотоцикле, – серьезно ответила красавица. – Мне очень надо с вами поговорить.
– О чем?
– Вы не слишком любезны!
– Ваша семья тоже не отличается приветливостью. Я привезла вам дорогую вещь, память о покойном, а меня просто-напросто выставили вон!
Селина схватила меня за руку:
– Ну, пожалуйста!
Мы прошли в кабинет, и девушка с завистью посмотрела на картины:
– Если бы не папина скупость, мы могли бы тоже так жить. Так нет же! Даже представить себе не можете, что он вытворял! А ведь почти в каждом доме в ванной торчали его зубные пасты!
– Подождите, подождите, так этот Франциск Роуэн, ваш отец, тот самый Роуэн, которому принадлежал концерн «Дентимал»? Я сама пользуюсь его зубной пастой.
– А вы не знали?
Я покачала головой. Откуда мне было знать. Мужчина в соломенной шляпе не ассоциировался с богачом, скорей походил на мелкого клерка на отдыхе. Селина замахала руками:
– Вам трудно представить степень отцовской жадности. А когда Луиза убежала, разразился целый скандал!
– Куда убежала? – не удержалась я от вопроса.
– Погодите, об этом потом. В общем, папина скаредность достигала удивительных размеров и принимала чудовищные формы. Например, запрещалось покупать овощи. Все, что нужно для стола, следовало выращивать вокруг дома, и даже в цветочных горшках посеяли петрушку и шпинат. Причем, разведя огород, он не стал нанимать садовников, а заставил всю семью работать на прополке. Маму страшно злило, когда отец заводил разговор об овощах, выращенных собственными руками, об их неповторимом вкусе и аромате.
В детстве я донашивала вещи Луизы, а гостей у нас не бывало даже на Пасху. Какие там подружки или поездки на море! Все игрушки нам с сестрой покупал дедушка по материнской линии. Это страшно злило отца, он кричал, что дед не умеет ценить деньги, но старика эти вопли мало трогали. Потом дед скончался и завещал свой капитал мне и Луизе в равных долях. И вот тут моя сестрица решила выйти замуж.