Несмотря на то что Насте всего двадцать шесть лет, у нее уже есть двенадцатилетний ребенок, только я забыл, какого пола. Настя подвизалась к группе «Сладкий мед» и предложила Фаине совместную работу. Дальше начались чудеса. Во-первых, нерадивая, страшно ленивая Фаина неожиданно запела. Причем у девчонки оказался хороший, сильный голос, что для нашей эстрады, согласитесь, редкость. Во-вторых, Фая ловко научилась танцевать, и дуэт, переименованный в «Шоколадку», начал наступление на музыкальный Олимп. Сейчас Фая зарабатывает немереные деньги и с потрясающим энтузиазмом и работоспособностью мотается по городам и весям. Она разъезжает на машине с номером «Фаина» и одевается в самых дорогих бутиках. Для меня осталось загадкой, каким образом можно так преуспеть на подмостках, не имея абсолютно никакого музыкального образования. Но факт остается фактом, ее голос постоянно звучит в радиоэфире, диски продаются с невероятной скоростью, а желтая пресса с восхищением смакует подробности ее бурной личной жизни.
– Уехали они в Тюмень, – тарахтела Ленка, – а нянька, которая у Настьки работает, в больницу загремела, вот они к нам и прибыли.
– Кто? – не понял я.
– Так ребенок и кошка. Василий и Миранда, – пояснила Лена, – Фаина приволокла, но они Настины.
Не успела домработница захлопнуть рот, как в коридоре показался тонкий, коротко стриженный мальчик в джинсовом костюме. Мне в свое время очень льстило, когда взрослые люди, приходя к отцу, протягивали мне руку и здоровались, как с большим, поэтому сейчас я повернулся к пареньку и сказал:
– Здравствуйте, Василий, рад видеть вас у нас.
Мальчик подошел ближе, поднял на меня фиалковые глаза и сказал голосом нежным, как колокольчик.
– Меня зовут Миранда, а Василий – это кот.
Я поперхнулся, но попытался взять себя в руки.
– Миранда! Очень красивое имя, но немного непривычное для мальчика, вы не находите?
Подросток без тени улыбки оглядел меня и ответил:
– Да уж, никак не подходит мальчишке.
– Почему же вас так назвали?
– Потому что я девочка, – ответило существо, затянутое в джинсы, и нагло засмеялось.
Я ощутил себя боксером в состоянии нокаута и, пробормотав: «Нора, наверное, заждалась», буквально побежал по коридору, провожаемый злорадным хихиканьем.
Элеонора выслушала рассказ и велела:
– Завтра же отправляйся к этой Марине Райковой и осторожно постарайся разговорить ее.
– Можно после обеда? – попросил я.
– Почему?
– Николетту надо свозить к глазному.
– Ладно, – кивнула Нора, – кстати, Миранда и Василий тут ненадолго, всего на месяц. Надеюсь, ты не против?
– Нет, конечно, чем мне может помешать двенадцатилетняя девочка? – удивился я.
Оказавшись в своей комнате, я сначала почитал Брюсова, потом выключил свет и попробовал заснуть. С одной стороны, мне хотелось есть, с другой, было лень ползти на кухню и рыться в холодильнике. Я попробовал поуютней устроиться под одеялом, закрыл глаза и услышал легкое царапанье под кроватью.
Я, естественно, не боюсь мышей, но спать на одной площади с грызуном не слишком-то приятно, поэтому я слез с кровати и нагнулся посмотреть, кто безобразничает на полу.
Это оказалась не маленькая мышка. В дальнем углу дрожал белый кролик. Я вытащил его на свет и погладил по голове. Он прижал к голове длинные уши.
– Ну-ну, не трясись, все будет хорошо! – приободрил я его. – Никто не сделает из тебя жаркое, завтра отнесем… ну, не знаю куда, во всяком случае, не на кухню.
Кролик словно понял мои слова, потому что перестал дрожать и поднял мордочку. Его маленький розовый носик смешно шевелил ноздрями.
– Небось есть хочешь? – поинтересовался я, надевая халат. – Ладно, пошли на кухню.
Быстрым шагом я пересек коридор, кролик шествовал за мной. Возле холодильника я на секунду призадумался. Так, себе сделаю бутерброды с «Докторской» колбасой, а длинноухому дам морковку. Но несостоявшееся жаркое не проявило к каротели никакого интереса. Может, морковь следовало почистить и порезать? Кое-как, постоянно роняя неудобную скользкую морковку, я ободрал с нее шкуру и нарубил на блюдечке. Кролик понюхал и отвернулся.
– Значит, дружок, ты не голоден, – решил я и начал сооружать для себя бутерброды.
В процессе готовки на пол шлепнулся тоненький кружок колбасы. Я хотел было поднять его, но кролик опередил меня. В мгновение ока он проглотил его. Я изумился:
– Однако! Насколько я знаю, ты травоядное! Ну-ка, держи.
Следующий ломтик «Докторской» травоядное с аппетитом слопало. Ну надо же! Может, он еще любит коньяк и лимоны? До сих пор я не слышал, чтобы кролики увлекались мясными продуктами.
И тут на кухню, распушив хвост, вошел Василий. Я испугался. Сейчас кот налетит на безобидного кролика, и тому мало не покажется. Но произошло невероятное. Любитель колбасы встал на задние лапы и издал непонятный звук, нечто среднее между свистом и шипением. Длинные уши напряглись, белая шерсть поднялась облаком, передние лапы быстро-быстро забили в воздухе, словно кролик собрался играть на барабане. Василий замер и прижал уши к круглой крупной голове. И тут кролик прыгнул вперед. С душераздирающим мяуканьем кот бросился прочь. Я с уважением посмотрел на кролика и угостил его колбаской.
– А ты мне нравишься! Смелый мальчик! Или девочка? Может, оставить тебя тут жить? Одна беда, начнешь гадить по углам.
Кролик посмотрел на меня раскосыми темно-коричневыми глазами, потом легкими прыжками добрался до стоящего в углу кошачьего туалета и устроился на гранулах. Я был потрясен его умом. У меня никогда не было домашних животных, Николетта не разрешала завести даже хомячка. Начав самостоятельную жизнь, я подумал было о собаке, но быстро отказался от этой идеи. С ней нужно гулять, да и не поехать никуда, и потом, я живу у Норы, ну какие тут домашние любимцы. А вот кролик…
Я пошел в спальню, длинноухий шнурком вился сзади. Я посадил его в кресло, съел сандвичи и спросил:
– Ну и как тебя зовут?
Кролик напряг уши.
– Федя? Коля? Петя?
Впрочем, кажется, кроликов так не зовут. Пришлось взять словарь имен.
– Ну, слушай, какое имя тебе по вкусу: Августин, Авдей, Булат…
Отчего-то я был уверен, что он самец. Кролик сидел тихо, слегка подергивая носом.
– Харитон…
Вновь раздался то ли свист, то ли шипение. Животное оживилось.
– Извини, – твердо сказал я, – но это имя мне не по вкусу, и потом, как звать тебя ласкательно? Харя? Нет уж, нарекаю тебя Филимоном, в просторечье Филя. Нравится?
Филя не ответил, он закрыл глаза и заснул. Я лег в кровать и тоже отбыл в царство Морфея.
Утро началось с резкого звонка.
– Ваня, – закричала Николетта, – ты где?
Очень умный вопрос, если учесть, что матушка набрала домашний телефон Норы. Лучше этого только тот, который задают люди, трезвонящие в восемь утра в выходной: «Я вас не разбудил?»
Для меня остается загадкой, что следует ответить? Сказать правду? Да, подняли в несусветную рань с постели. Или все же лучше пробубнить: «Нет, нет, все в полном порядке».
– Ваня, – настаивала Николетта, – почему ты молчишь?
– Извини, еще не встал с постели.
– Так я звоню тебе сказать, что просыпаться не надо.
Я сел. Вот еще одна гениальная фраза! Бужу тебя, дорогой сыночек, в семь утра с сообщением о том, что можешь продолжать мирно почивать! Больной, немедленно проснитесь, вы забыли принять снотворное.
– Не понимаю, что случилось?
– Врач ждет меня не в десять утра, а в четыре часа дня!
– Николетта, – рявкнул я, – сейчас рано, зачем ты меня разбудила? Можно было в восемь сообщить эту новость. И потом, откуда ты сама узнала? Только не говори мне, что медсестра из регистратуры соединилась с тобой в такое время!
– Нет, конечно! Мне сказали еще вчера, а я забыла тебя предупредить, зато сегодня позаботилась. А насчет раннего времени не волнуйся, у меня сегодня с семи до девяти сеанс массажа, все равно нужно было вставать, значит, жду тебя в три, – на одном дыхании выпалила маменька и швырнула трубку.
Я натянул халат. Видали? Я вовсе не волновался из-за того, что матушка проснулась до восхода солнца, мне самому не хотелось пробуждаться с петухами. Но делать нечего, пойду глотну кофе, авось в голове просветлеет.
На кухне, возле кипящего электрочайника, обнаружилась Миранда. Я посмотрел, как девочка, вновь одетая в грязные джинсы и потертую куртку, открывает белую коробку, и приветливо спросил:
– Ты любишь лапшу?
– Ненавижу, – последовал короткий ответ.
– Зачем тогда готовишь?
– Так жрать хочется, – пояснила девочка, шмыгнув носом, – я ее вечно на завтрак хаваю, мать забывает купить продукты, вот и беру в ларьке.
– Где же ты обедаешь?
– Около школы, в «Ростиксе».
– А ужинаешь?
– Когда Настька в Москве, – меланхолично помешивая длинную белую вермишель, пояснила девочка, – вечером хожу с ней, она по клубам поет, а если на гастроли уматывает, опять лапшу жру. У меня на эти макароны скоро почесуха начнется.
– Твоя мама совсем не готовит?
– Не-а, ей некогда.
– Она же хорошо зарабатывает, отчего домработницу не наймет?
Миранда принялась наматывать лапшу на вилку.
– А у нее ни одна прислуга больше месяца не держится.
– Почему?
– Какой ты, однако, любопытный, – покачала головой Миранда, – в частности, из-за Василия, он обожает в туфли ссать, такой вонизм потом стоит. Ну почему у меня постоянный насморк? Наверное, аллергия на «быструю» лапшу.
Сделав этот вывод, она принялась заглатывать нелюбимое кушанье. Я посмотрел на ее маленький носик, украшенный серьгой, торчащей в правой ноздре, и ничего не сказал.
Глава 6
Перед тем как уйти, я по привычке окинул взглядом свою комнату и увидел Филимона. Секунду поколебавшись, подхватил кролика и сказал:
– Вот что, Филя, сегодня поездишь со мной в машине. Конечно, я предупрежу всех, что отныне ты не кандидат в кастрюлю, а мой друг, но первые дни нужно соблюдать осторожность.
Кролик, естественно, мне не ответил. Мои пальцы ощутили, как под мягкой шубкой размеренно и абсолютно спокойно бьется его сердечко. Похоже, животное совершенно меня не боялось.
Я вышел в прихожую и наткнулся на Ленку и Миранду. Девочка аккуратно завязывала кроссовки – на мой взгляд, не слишком подходящую обувь для февраля. Домработница радостно закричала:
– Поймали, Иван Павлович? Давайте сюда, будет всем на ужин рагу с морковкой.
Я покачал головой:
– Нет, Лена, это мой приятель, познакомься – Филимон, впрочем, он не обидится, если станешь звать его Филей!
Ленка попятилась:
– Чего?
– Ничего, – вздохнул я, – кролик теперь мой, ясно? На рагу купи свинину.
Пока домработница пыталась уяснить смысл услышанной фразы, я нагнулся, взял один ботинок и чуть не задохнулся.
Миранда подняла голову:
– Жутко воняет, да? Это Василий. Видно, ты ему насолил чем-то.
– Он всегда мстит таким образом? – со вздохом спросил я, разглядывая испорченную обувь. Ботинки было жаль, я купил их совсем недавно в хорошем магазине за немалые деньги.
Миранда встала и потянулась за тоненькой дубленочкой.
– Ага, если кто не понравится, кранты! А не нравятся ему все, кроме Настьки.
– Это кто такая? – Я из вежливости поддержал разговор, вынимая коробку с осенней обувью.
– Настька? – изумилась Миранда. – Ты ее не знаешь разве? В дуэте «Шоколадка» поет, муттер она мне.
Я решил перевести разговор на другую тему:
– А ты куда?
– Так в школу.
– Далеко?
Миранда осторожно потрогала серьгу в носу.
– В Южное Бутово.
Я изумился:
– На другом конце Москвы?! Сколько же туда ехать?
Девочка пожала плечами:
– Отсюда часа два, пожалуй.
– Но почему ты так далеко учишься? Разве Настя обитает в Бутове?
– Не-а, в Тушине, – пояснила Миранда, – вернее, там живу я, а Настька лишь ночует, она все по концертам мотается, бабки рубит.
– Ступай вниз, – велел я, – отвезу тебя до места.
– На фига? Сама доберусь.
Я надел пальто.
– Девочки твоего возраста не должны спорить со взрослыми.
Миранда разинула ярко накрашенный ротик:
– Ну ты сказал! Чего же мне теперь, всегда молчать? Нашел дуру! Это в твое время дети взрослых боялись, а мы теперь свободные!
По-моему, свобода и хамство разные понятия, но я ничего не сказал, а просто вышел из квартиры.
Филимона мы устроили на полочке у ветрового стекла. Кролик мгновенно уснул, словно всю жизнь раскатывал в «Жигулях». Миранда влезла на переднее сиденье и заявила:
– Отстойная машина.
– На другую не заработал. Какая же, по-твоему, хорошая?
– Ну… «мерс» глазастый или «бээмвуха», – поделилась своим мнением девочка, – еще эта, как ее… «Феррари».
– Дорогая моя, «Феррари» одна из самых дорогих марок, ты когда-нибудь ее видела?
– Так я целый месяц в ней ездила, – спокойно пояснила Миранда, бесцеремонно включая магнитолу, – у Леньки была красная, народ на дороге из тачек прям вываливался, когда мы катили!
– У какого Леньки?
– У Настиного любовника, Леньки Мазона, слыхал про такого?
– Нет.
– Он в группе поет, называется «Кофе Интернэшнл».
– И у него «Феррари»?!
– Ага, он меня в школу возил, а потом Настюха его пинком выгнала. Ты слушаешь «Русское радио»?
– Иногда.
– Отстой!
– Я думаю иначе.
– Всем ясно, что отстой!
– Послушай, а во сколько в твоей школе начинаются занятия?
– В девять, – спокойно сообщила Миранда, перенастраивая магнитолу.
– А сейчас восемь двадцать. Как же ты собиралась успеть?
– У нас первые два урока ОБЖ.
– Это что за предмет?
Миранда захихикала:
– Охрана беременных женщин.
– Что?
– Шучу, учим хренотень всякую, ну отстой! А преподает урод! Сережка, вечно пьяный. Он с утра никакой, бормочет, воду глотает, морда красная, глазки – щелочки. Да оно и понятно, жена от Сережки сбежала, все из дому уперла, он голый остался, вот и квасит по полной. На его уроки и ходить не надо. Вот, слушай, какой класс!
Из динамика понесся высокий бесполый голос, звонким речитативом выкрикивающий: «Вокруг одни враги, торчат вокруг свиные рожи, на кого они похожи, это же они, твои враги. Бей, не жалей, а-а-а, бей, не хреней…»
– Суперски, – с восторгом повторила Миранда и вытянула ноги.
Я невольно бросил взгляд на ее джинсы и не удержался от замечания:
– Твои брючки слегка грязноваты. Надо бы постирать, а то в школе замечание сделают.
Миранда распахнула огромные карие глаза, секунду молча смотрела на меня, потом расхохоталась:
– Ваня, в нашей школе всем насрать на одежду. Между прочим, штаны новые, мне их Настька в день своего отъезда купила.
– Когда же ты их так испачкать успела?
– Ничегошеньки ты не понимаешь! Это мода такая.
– На грязь?
– Ну да, их специально мажут и рвут, еще до продажи.
Оставшийся путь до школы мы проделали молча, под аккомпанемент несущейся из магнитолы какофонии.
Я высадил Миранду. Тоненькая фигурка побрела через заваленный снегом двор. Девочка выглядела комично. Ярко-белые кроссовки, грязные, слегка порванные штаны, дубленочка, сшитая из разноцветных кусочков, и красная лаковая дамская сумочка на длинном ремне.
Вздохнув, я поехал к Райковой. Честно говоря, давно не имел дела с подростками. Они теперь совсем другие, чем были мы в их возрасте. Во всяком случае, мне в двенадцать лет, окажись я в чужой машине, и в голову бы не пришло перенастраивать радио и обращаться к взрослому мужчине – «Ваня», без отчества.
Марину Райкову я встретил около входа в квартиру. Женщина, чертыхаясь, вертела ключом в замке.
– Не работает? – решил я начать знакомство.
Райкова отбросила со лба белокурую прядку.
– Ума не приложу, что случилось! Вчера нормально поворачивался, а сегодня даже в скважину не влезает.
– Разрешите посмотреть?
– Пожалуйста, – ответила Марина и протянула мне связку.
Я нагнулся и осмотрел отверстие.
– Вы, очевидно, просто взяли не те ключи, они не от этого замка.
– Вот черт, – подскочила Марина, – ну спасибо вам, опять перепутала.
С этими словами Райкова исчезла в квартире, я подождал, пока она появится снова, запрет дверь, и сказал:
– У вас много разных ключей?
Райкова шагнула в кабину лифта.
– Подруга свои оставила, надо бы выбросить, да все забываю.