– Ничего, – тяжело дыша, ответила Нора, – переживет.
– За что вы ее так? – не успокаивался я.
– Терпеть не могу брюнеток-идиоток, рассуждающих о всемирной славе! – рявкнула Элеонора. – Она стрижет пуделей? Вот пусть и занимается собаками, нечего у занятых людей время отнимать. А ты, Ваня, несостоявшийся престарелый Казанова, ступай разбирать почту! Ясно?
Я кивнул и пошел в свой кабинет. Приступ ярости, похоже, принял затяжной характер. В момент злости Элеоноре лучше не попадаться на язык, впрочем, он у хозяйки и в обычном состоянии словно змеиное жало, яд так и капает с него. Хотя вроде бы у пресмыкающихся отрава в зубах, языком они не жалят. Несостоявшийся престарелый Казанова! Очень обидно, потому что несправедливо. Почему престарелый? Я не так давно справил сорокалетие. Отчего Казанова? Никогда не коллекционировал женщин и не укладывал их в свою постель ради спортивного азарта. Я, как это ни смешно, романтик в душе, мне надо испытывать к даме хоть какие-то чувства. И уж совсем оскорбительно определение «несостоявшийся». В отличие от Гриши я просто не люблю распространяться о своих победах на ниве любви. Но, поверьте, если я составлю список своих любовниц, он будет очень длинным, и там окажутся весьма достойные имена. Вот, допустим, Елена… Впрочем, простите, настоящий джентльмен не станет трепаться на столь щекотливую тему, тем более что Елена замужем.
Засунув обиду поглубже, я сел за работу. День полетел без каких-либо потрясений. Читал почту, отвечал на письма, потом поехал по мелким поручениям, в девять вечера отправился в гости вместе с Николеттой. Одним словом, до кровати добрался в час и, упав в нее, мигом заснул.
– Ваня, – ткнул меня кто-то в бок.
Я сел и увидел Нору.
– Который час? – вырвалось у меня.
– Пять утра, просыпайся.
– Зачем?
– Будем работать.
– В такую рань? – удивился я.
– Да, – мрачно ответила Нора, – да, боже, как я виновата.
– Что случилось? – недоумевал я.
Нора сдвинула брови:
– Лера умерла, та самая, что приходила к нам вчера утром. Перед смертью она успела позвонить мне на мобильный. Я схватила трубку, спросонья не понимая, кто и с какой стати трезвонит. А оттуда голос такой ровный: «С вами говорить хотят».
Элеонора воскликнула:
– Да в чем дело, черт возьми!
И тут же услышала очень тихий, прерывающийся голос.
– Убил… он… найдите… он!
Потом раздалось бульканье, звон и снова бесстрастный голос спросил:
– Вы Валерию Ермилову знаете?
– Встречались! – машинально буркнула Нора, которой было неприятно вспоминать случившуюся с ней истерику.
– Это она вас сейчас вызывала, – пояснила женщина, – очень просила, вот я и дала ей трубку.
– Что случилось? – подскочила Нора.
– Умирает она, – объяснила собеседница, – не жилица совсем, может, час какой протянет.
– Кто вы? Где Валерия? – быстро спросила Нора.
– Так из Склифосовского я, – сказала тетка, – с улицы ее привезли, с черепно-мозговой травмой. Подробностей не знаю. Может, хулиганы напали, а может, кирпич на голову упал.
– Кирпич на голову упал, – повторил я, – она так и сказала, уходя: «Завтра нас просто может не быть под этими звездами. Вдруг кирпич на голову упадет».
Глава 3
Раскаяние, охватившее Элеонору, не описать словами. Не слушая моих совершенно разумных высказываний на тему «сейчас еще очень рано», она выпихнула меня на улицу, велев:
– Как только узнаешь в клинике подробности, сразу звони.
Я направился к машине. Утренняя свежесть пробралась под куртку, по спине прошел озноб. Может, кто-нибудь просто подшутил над Элеонорой, а Валерия сейчас мирно спит в своей кровати? Встречаются иногда люди, обожающие идиотские шутки!
Но в Склифосовского мне сразу подтвердили: да, ночью сюда привезли Валерию Ермилову, и она умерла. Никаких проблем с установлением личности покойной не было. Она сама сумела назвать перед смертью свое имя, а в ее сумочке лежали документы: паспорт, права и парочка квитанций.
Все подробности мне излагал хмурый доктор. Повертев в руках удостоверение сотрудника «Ниро», врач стал еще более мрачным.
– Что она говорила перед смертью? – спросил я.
Доктор взял со стола скрепку и, ломая ее, ответил:
– Да ничего, мне уже ничего.
– А с кем она общалась?
– Поговорите с Ингой Вадимовной, это наша медсестра.
– Это возможно сейчас сделать?
Врач кивнул и, взяв телефонную трубку, буркнул:
– Зайди.
– От чего она скончалась? – не успокаивался я.
– Черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью.
– На нее правда кирпич упал?
Доктор пожал плечами:
– Не уверен, что именно кирпич, но увечье нанес тяжелый предмет.
И тут в кабинет вошла женщина лет пятидесяти с суровым выражением на лице.
– Этот человек из милиции, – сообщил доктор, – у него к вам вопросы.
Врач встал и ушел, не попрощавшись.
– Слушаю, – продолжая стоять, проронила Инга Вадимовна.
– Я не из органов, представляю частное детективное агентство.
– Мне все равно, откуда вы, раз Геннадий Петрович велел ответить на вопросы.
– Валерия Ермилова…
– Она умерла.
– Что она говорила перед смертью?
– Ничего.
– Но она позвонила нам по телефону.
Лицо Инги Вадимовны стало более приветливым.
– А-а… да! Это ваш номер я набирала? Но там ответила женщина!
– Это моя хозяйка. Значит, Валерия перед смертью пришла в сознание?
Инга Вадимовна кивнула:
– Да. Я снимала с нее одежду, а она вдруг так четко произнесла: «В сумочке визитка и мобильник, позвоните скорей».
– Вы не удивились? Такая травма – и вдруг разумная речь?
Инга Вадимовна вздохнула и села на место доктора.
– Нет, просто я поняла, что жить ей осталось совсем немного. Тридцать лет тут работаю и очень хорошо знаю: в преддверии смерти у многих людей откуда ни возьмись берутся силы. Очевидно, организм, борясь за существование, выплескивает последние ресурсы.
– Хорошо, пусть так. И что вы сделали?
– Набрала номер, – спокойно продолжала Инга Вадимовна, – а потом приложила ей трубку к уху.
– Дальше?
– Все. Ее увезли в операционную, там она и умерла, на столе. Повезло ей.
– Хорошенькое везение, – возмутился я.
Инга Вадимовна вытащила из кармана халата пачку сигарет и повторила:
– Повезло, ушла без мучений. Я могла бы вам показать палату реанимации, вот тогда бы вы поняли, каково людям приходится. «Легкой жизни я, дурак, просил у бога, легкой смерти надо бы просить». Не помню, кто из великих это написал, но суть верно схвачена.
– А что еще вам говорила Валерия?
– Ну… пару раз прошептала: «Он… он… убил…» И все. Впрочем, слова могут ничего не значить, в таком состоянии люди неадекватны.
Я переписал из паспорта Валерии ее адрес, вернул документ Инге Вадимовне и, попрощавшись, собрался уходить.
– Вспомнила! – вдруг воскликнула медсестра.
Я остановился как вкопанный.
– Что?
– Когда ее везли в операционную, она вдруг громко так произнесла: «Смерть пришла от них. За что? Они меня выгнали!»
Я вздрогнул:
– Это все?
– Да, больше ни словечка не проронила!
Услышав мой рассказ, Элеонора стала мрачнее некуда. Я специально не сообщил ей последнюю фразу, сказанную Валерией. Побарабанив пальцами по столу, хозяйка спросила:
– Все?
– Да, – осторожно кивнул я, вжимаясь в спинку кресла.
– Больше ничего?
– Нет.
– Совершенно?
– Абсолютно, – ответил я и смело взглянул хозяйке в глаза.
– Говори, – велела она, – все до конца.
– Я выложил информацию полностью.
– Не ври, – буркнула Нора, – у тебя это плохо получается, я слишком хорошо знаю, ты вычитал где-то, что люди, когда лгут, отводят взгляд в сторону, и теперь, если врешь, всегда ешь меня глазами.
– Я передал суть, остальное абсолютно несущественно!
– Изволь тебе напомнить, что ты ноги, а я голова, – процедила Нора.
Пришлось озвучить последние слова Леры.
– Они к вам не имеют никакого отношения, – я постарался смягчить удар. – Валерия ушла от нас около полудня, несчастье с ней случилось ночью. Скорей всего, она с кем-то вечером поругалась, ее выгнали вон… Фраза была адресована не нам, а тем людям, знакомым.
– Замолчи, – велела Нора.
Потом она подрулила на кресле к бару, вытащила коньяк, налила в пузатый бокал, залпом выпила, закурила папиросу и уставилась в окно.
– Не переживайте, – я попытался хоть как-то утешить хозяйку, – это просто ужасное стечение обстоятельств, но вашей вины тут нет!
Внезапно Нора резко повернулась ко мне:
– Иван Павлович, знаешь, почему я основала «Ниро»?
– Ну… вы любите детективы, Рекса Стаута в особенности. Мне он, кстати, тоже нравится.
– По поводу любви к криминальным романам правда, – кивнула Нора, – но есть еще одно обстоятельство, я о нем никогда никому не рассказывала.
Когда мне было семнадцать лет, сам понимаешь, в те годы ноги у меня великолепно ходили и внешне я была вполне даже ничего, влюбился в меня один паренек.
…Костик буквально сох по Норе, а та не обращала внимания на парня, и тогда он придумал забаву. Он звонил ей вечером, в районе девяти, и сообщал:
– Я решил из-за тебя покончить с собой, прощай, сейчас прыгну с седьмого этажа!
Услышав в первый раз подобное заявление, Элеонора, не чуя под собой ног, кинулась к Косте. Парня она нашла на подоконнике, кое-как успокоив влюбленного, Нора ушла домой. Она-то думала, что инцидент исчерпан, ан нет, через неделю ситуация повторилась, а затем такие звонки стали нормой. Примерно два раза в семь дней Нора носилась спасать потенциального самоубийцу. Ей, конечно, стало понятно, что Костя придуривается. Тот, кто на самом деле решил свести счеты с жизнью, никогда не станет торжественно предупреждать о задуманном окружающих. Следовало твердо сказать Косте:
– Хватит, я больше не приду.
Но у Норы в душе все же жил страх: а вдруг Костик, услыхав эти слова, и впрямь сиганет вниз? Только потому она и бегала на его зов.
Особую пикантность положению придавал тот факт, что у Норы был роман с Юрой Куприяновым. Естественно, ее кавалер возмущался и запрещал любимой бегать к Косте. Нора чувствовала себя гаже некуда. С одной стороны, любимый, устраивающий сцены ревности, с другой – Костя, вполне способный покончить с собой. Вся школа была в курсе событий, кое-кто из ребят и учителей ругал Костю, но тот лишь отвечал:
– Я люблю Нору и жить без нее не стану.
События достигли кульминации под Новый год. Юра не выдержал и прилюдно на большой перемене поколотил Костика. А тот, когда дежурные растащили драчунов, заявил:
– Я тебе отомщу!
Вечером Юра поставил Норе ультиматум:
– Или сейчас же звонишь идиоту и объясняешь, что более никогда к нему не придешь, или конец нашей любви.
Естественно, Нора схватилась за трубку.
– Это Юрка тебя вынудил, – закричал Костик, – ладно, я сам умру и его приберу!
– Да пошел ты, – рявкнула доведенная до крайности Нора, – прыгай поскорей, надоел!
На следующий день Юра, увидав Костю, ехидно спросил:
– Чего же не слетел вниз? А?
Костя молча прошел мимо него, а Нора успокоилась. Значит, все были правы, отвергнутый поклонник просто пугал ее.
Через две недели Костя покончил с собой. Не выпрыгнул из окна, как постоянно обещал, а отравился. Нора рыдала так, что у нее в глазах полопались кровеносные сосуды и все белки стали алого цвета. Спустя десять дней по школе пронеслась новая весть: Костя не сам ушел из жизни, ему подсыпали яд, а сделал это… Юра.
Нору вызвали в милицию. Следователь спокойно растолковал ей суть дела: у Юры нет никаких шансов избежать возмездия, слишком много неопровержимых улик, подтверждающих его злой умысел. Юра, правда, кричит о своей невиновности, но ему, естественно, никто не верит. Нора должна попытаться уговорить своего Ромео признаться.
– Пойми, – убеждал ее милиционер, – чистосердечное признание облегчает вину, суд учтет искреннее раскаянье.
Нора только кивала в знак согласия, привели Юру. Свидание вышло ужасным. Куприянов отрицал все, а под конец спросил:
– Ты мне не веришь?
– Верю, – дрожащим голосом соврала Нора и, не удержавшись, спросила: – А как же улики?
Юра посмотрел на любимую и замолчал. Так его и увел конвой, безмолвного.
Суда не было. Куприянов покончил с собой в камере. Нора загремела в больницу, потом ушла из школы. Но основной удар ждал ее впереди.
Через год, в день смерти Кости, в почтовом ящике Нора нашла письмо. На конверте было напечатано: «Привет для Норы». Девушка, не думая ни о чем плохом, вскрыла конверт и увидела почерк Кости.
Парень написал, как запланировал собственное убийство, каким образом фабриковал и подбрасывал улики, изобличающие Юру, как сам принял яд.
«А теперь ты живи с мыслью о том, что убила меня и посадила Юру», – такой была последняя фраза послания.
Навряд ли следует описывать чувства, охватившие Нору. Взяв письмо, она понеслась в милицию. Следователь нехотя, лишь из жалости к Элеоноре, взял бумагу, развернул и увидел чистый лист. Потом, уже спустя много лет, Норе объяснили, что послание было написано особыми чернилами, исчезающими после того, как на бумагу попали лучи света. Константину явно помогал кто-то из хороших химиков, и при желании можно было найти этого человека. Только Нору из милиции выставили вон, никто не собирался вновь открывать давно закрытое дело.
Я молча выслушал хозяйку. Та отъехала от окна и сказала:
– Вот с тех пор я и решила: обязательно стану кем-то вроде Шерлока Холмса, чтобы помогать людям, попавшим в подобные ситуации. Жаль, что поздно сумела осуществить свое намерение. Но теперь «Ниро» работает, и мы найдем доказательства вины Виктора. Справедливость должна восторжествовать. Да. Он полагает, что очень хитро спрятался, но я еще хитрее.
– Нора, – начал было я, но тут из прихожей донесся звонок.
– Ваня, – сказала хозяйка, – ступай посмотри, кого там принесло. Если клиент, сразу его заворачивай, у нас уже есть работа.
– Но…
– Иди, Ваня, – перебила меня Нора, – я очень виновата перед Валерией и обязана искупить свою вину.
Я послушно поплелся в переднюю. Да уж, нечего сказать. Теперь Нора начнет землю носом рыть, чтобы найти ответ на вопрос: кто и почему убил Леру Ермилову?
Звонок продолжал трещать, я распахнул дверь. На лестничной клетке маячила парочка: мужчина и женщина, в одинаковых куртках из серой плащевки.
– Здравствуйте, – я быстро навесил на лицо вежливую улыбку, – вы к кому?
– Мы к Элеоноре, она ведь тут проживает? – спросил мужчина.
– Да, – кивнул я.
– Она дома?
– Вы по какому вопросу?
– Может, в дом вначале впустите? – визгливо поинтересовалась женщина. – Не на лестнице же болтать? Неудобно ведь!
– Входите, пожалуйста, – вспомнил я о хорошем воспитании.
Баба шагнула в прихожую, но мужчина внезапно схватил ее за плечо.
– Вера! Стой! С левой ноги пошла!
К немалому моему удивлению, тетка вернулась на площадку и предприняла еще одну попытку войти, на этот раз она ступила на коврик правой ногой. Мужчина тоже просочился в прихожую и начал стаскивать с себя куртку. Я вспомнил о наставлениях хозяйки и рявкнул:
– Элеонора сейчас не принимает.
Вера хмыкнула:
– Не принимает! Чисто президент. Слыхал, Николай? Не принимает! А вы ей кто?
– Разрешите представиться, – я решил соблюсти протокольную вежливость, – Иван Павлович Подушкин, секретарь.
Вера быстро выскользнула из своей куртки.
– Видно, секретов у Норы много, коли секретаря завела.
– Вы ей скажите, – мирно попросил ее спутник, – что приехали Вера и Николай Пыжовы.
– На сегодня прием клиентов закончен, – решительно заявил я, – и на завтра тоже, вот визитка, звоните недели через три.
– Клиентов? – изумилась Вера. – Чем же Нора занимается? Я ее родная племянница.
От удивления у меня защипало в носу.
– Племянница? Первый раз слышу, что у Норы имеются родственники, – весьма невежливо ляпнул я.
Николай надулся:
– Да уж!
– Позовите Нору, – железным тоном сказала Вера.
Я вошел в кабинет к хозяйке и промямлил:
– Там…
– Сказала же, отправляй всех восвояси!
– Они…
– Некогда мне.
– Приехали Вера и Николай Пыжовы!
Нора выронила ручку.