Раз в неделю Гриша зазывает в свою баню приятелей, где компания оттягивается от души под водку, пиво, креветки и песни Олега Газманова. А Жанна закончила консерваторию, теперь она учится в Литературном институте. Супруг, который искренне считает, что соль бывает только в солонке, а скрипичный ключ – это инструмент, которым чинят скрипку, раздражает ее ужасно. Но у нее тяжелобольная мама, брат-школьник и ни копейки собственных средств, а Григорий, хоть и не способен отличить ямб от хорея, беспрекословно оплачивает все ее счета.
Во мне Жанна обнаружила родственную душу, пару раз она с тоской говорила:
– Вот бы нам пожениться.
Но я далеко не так обеспечен, как Григорий, а она не способна жить на медные гроши. Поэтому мы встречаемся украдкой, в основном когда Григорий отбывает в Сибирь – он часто мотается туда по служебным делам. Кстати, я очень рад, что Жанна корыстна, в мои планы женитьба не входит, меня вполне устраивает необременительная роль любовника.
Мысленно раздев Жанночку, я зевнул, потянулся и… вздрогнул от дикого крика, вернее, визга. Звук набирал силу, налетая на стены и отражаясь от них.
– А-а-а-а…
Застучали двери, зашаркали ноги, зазвучали голоса:
– Что случилось?
– Кто орет?
– Господи, и ночью покоя нет!
Я встал, прошел в свою комнату и выглянул в коридор. Все члены семьи Кузьминского сбегали по лестнице вниз. Впереди неслась Белла, размахивая какой-то серой тряпкой.
Я присоединился к толпе. Мы добежали до белой двери, из-за которой несся вопль. Белла пнула ногой филенку, и я увидел Ларису Викторовну в балахонистой серо-розовой ночной рубашке. Увидав хозяев в исподнем, экономка захлебнулась визгом.
– Немедленно объяснись! – железным тоном потребовала Анна.
– Там, там, – забормотала Лариса, тыча пальцем в занавешенное окно, – там…
Анна быстро подошла к окну, распахнула створки и высунулась наружу. В комнату ворвался свежий воздух. На дворе в разгаре июнь, днем термометр показывает больше двадцати градусов тепла, по ночам же на улице прохладно.
– Что там? – обозлилась Анна, закрывая окно.
– Там…
– Кто?! – рявкнул Сергей Петрович, забыв про манеры. – Говори, не мямли.
– Глафира, – выдавила наконец из себя экономка.
Повисло молчание, потом Анна холодно процедила:
– Ты с ума сошла!
– Вовсе нет, – стала оправдываться Лариса, – я уже легла, почти заснула. Вдруг слышу – кто-то так тихонечко в стекло стучит. Сначала подумала, что мне мерещится, а потом застучали громче, громче.
Лариса встала, отодвинула занавеску, глянула в окно и приросла ногами к полу.
В саду, под мирно горящим фонарем, маячила фигура в сером платье с воланчиками, кружевами и бантиками. Лицо было скрыто под густой вуалью.
Лариса Викторовна настолько испугалась, что не сумела выдавить из себя ни звука. Глафира покачалась перед окном, потом подняла правую руку. Сверкнули длинные острые ножницы.
Лариса завопила…
– Чушь собачья, – ледяным тоном заявил Сергей Петрович, – в саду никого нет.
И тут раздался довольно громкий стук в стекло.
– Мама! – взвизгнула Клара и задрожала.
Анна, сильно побледнев, спряталась за меня. Кузьминский, сжав губы, решительно подошел к подоконнику, снова распахнул окно и громко сказал:
– Это ветка. Качается от ветра и задевает стекло.
Лариса Викторовна рухнула на кровать и заколотилась в рыданиях.
– Хватит, – поморщился хозяин.
– Дайте ей коньячку, – посоветовала Маргарита.
– Ты считаешь спиртное панацеей, – Анна не упустила случая уколоть сестру, – сейчас сбегаю за валокордином.
– Коньяк – лучшее средство от всех печалей, – заявила Маргарита, обнимая Беллу.
– Тебе видней, – ядовито заметила Анна, – кто у нас в наркологической клинике валялся.
С этими словами она ушла.
– Я лежала в кризисном диспансере, – возмутилась Маргарита, – лечилась от нервного переутомления!
Было очевидно, что сестры не способны провести вместе и десяти минут, чтобы не поссориться. Но сейчас я даже радовался такому повороту событий: пусть уж лучше ругаются, чем орут от страха.
– Ладно, – устало подвел итог Кузьминский, – пора спать.
Нестройная цепочка домочадцев потянулась к лестнице.
– Все-таки глотни «Хеннесси», – посоветовала напоследок Маргарита.
Лариса Викторовна громко шмыгнула носом и ничего не ответила.
Я пошел было в кабинет, но меня остановил Сергей Петрович:
– Иди спать, Ваня.
– А как же вор?
– Он сегодня, наверное, не придет.
– Может, лучше покараулить?
– Нет, завтра.
Я не стал спорить. В конце концов, Сергей Петрович платит мне деньги, следовательно, ему и заказывать музыку.
Я прошел в свою комнату и рухнул в койку. Ноги были свинцово-тяжелыми, голова гудела, словно пивной котел. Никогда раньше я так не уставал, хотя, если вдуматься, сегодня ничего особо трудного не делал. Весь день просидел, читая газеты и журналы, изображал работу. У Норы мне порой не удается даже вздохнуть, хозяйка заставляет меня мотаться двадцать часов кряду по городу. Но все равно такой усталости не бывало.
Я закрыл глаза и почувствовал, что кровать вращается. Пришлось распахнуть глаза. Отвратительное ощущение головокружения исчезло. Наверное, дело не в количестве проделанной работы, а в атмосфере, которая царит в доме. У Норы, несмотря на ее вздорный характер, светлая аура. А у Кузьминских на вас что-то давит – черное, неприятное, какое-то предчувствие беды, скорого несчастья.
Я повернулся на правый бок и попытался заснуть. Да вы, Иван Павлович, оказывается, истерик. Эк вас занесло: предчувствие беды, скорого несчастья. Как бы не начать по-бабски визжать. Мои веки опустились, и я погрузился в сон.
Я счастливый человек, мне никогда не снятся кошмары. Вот маменька очень любит позвонить и начать повествовать, как всю ночь убегала от чудовища или падала с пятидесятиэтажного небоскреба. Я же сплю, аки тюфяк, по большей части без всяких сновидений, но сегодня приснилась какая-то чертовщина…
Сначала я очутился посреди большого поля, усеянного мелкими желтыми цветочками. У меня ботанический кретинизм, с трудом могу отличить березу от дуба, поэтому название растения, хоть убейте, не назову. Потом прямо передо мной возникла темно-серая фигура без лица и голосом Кузьминского заявила:
– Вава, ты голый!
Я собрался деликатно намекнуть нашему с Норой клиенту, что не переношу фамильярного обращения «Вава» и впредь прошу меня так не называть, но тут вдруг сообразил, что стою абсолютно обнаженный, и покрылся от стыда гусиной кожей.
Видение сначала захохотало, потом заухало, завизжало почти в диапазоне ультразвука.
В ту же секунду я проснулся, резко сел и потряс головой, ощущая, как бешено колотится сердце. В комнате было светло, часы показывали ровно шесть. Ну и чушь привиделась мне, интересно, как бы истолковал ее дедушка Фрейд? Небось завел бы песню о неудовлетворенных желаниях. И как быстро закончилась ночь! Только-только закрыл веки, как уже утро. Я хотел откинуться на подушку, но тут из коридора вновь долетел крик.
Я машинально схватил халат, недоумевая: «Это что, все еще сон?»
Ноги вынесли меня в коридор. Звук доносился из кабинета Сергея Петровича. Я вбежал туда, увидел Ларису, жавшуюся между книжными шкафами, и обозлился:
– Да что же вы все время орете? Что за скверная привычка!
Лариса, дергаясь, словно мышь, попавшая под ток, вытянула вперед дрожащую руку:
– Там!
– Прекратите.
– Посмотрите!
– Что?
– Там!
Я окинул взглядом кабинет и устало сказал:
– Это пылесос. Вы его испугались? Действительно, очень страшная штука, когда гудит, но сейчас-то он выключен!
– За столом, – продолжала заикаться Лариса, – там… Глафира…
Надеюсь, вы не осудите меня, когда узнаете, что я испытал сильнейшее желание надавать истеричке пощечин?
– Лариса, – сурово сказал я, – мне кажется, вам следует обратиться к доктору. Сейчас много средств, замечательно успокаивающих больные нервы. Хотя бы «Новопассит»!
– Она там, – еле выдавила из себя Лариса.
– Кто? Глафира? – усмехнулся я.
– Да, – прошептала экономка, – да, гляньте…
Чувствуя себя полным идиотом, я обогнул огромный письменный стол, больше похожий на аэродром, с которого взмывают в небо стратегические бомбардировщики, и уже собирался сказать: «Глупости, никого тут нет», как взгляд упал на полную женскую ногу, обутую в уже не новый башмак черного цвета.
От неожиданности у меня вырвался абсолютно бабий вскрик. Услыхав его, Лариса зажмурилась, выставила вперед руки, растопырила пальцы и завизжала.
Я в ужасе осмотрел тело. Коричневая юбка, серая футболка с красным воротником, руки, раскинутые в разные стороны, длинные перепутанные каштановые волосы, лицо с широко открытыми глазами… Катя! Горничная! В ту же секунду до меня дошло, что красный воротничок – это на самом деле кровь, а из основания шеи, около ключицы, торчит что-то ярко блестящее.
Стараясь сохранить относительное спокойствие, я шагнул назад и успел подхватить падающую без чувств Ларису.
В кабинет ворвались Анна и Белла, за ними вошел Сергей Петрович. Поднялась суматоха. Женщины заметались по дому. Маргарита припала к бутылке с коньяком, Анна схватилась за валокордин. Клара и Белла рыдали в голос, Павел, очень бледный, твердил:
– Ой, как плохо, просто ужас, сейчас ментов понаедет!
Я похлопывал по щекам закатившую глаза Ларису. Сергей Петрович с кем-то разговаривал по телефону, один Валерий не появился в кабинете – очевидно, он мирно спал, решив, что домашние разберутся без него.
Часа через полтора прибыла милиция, да не простые парни на раздолбанном «уазике», а высокое начальство на иномарке со спецсигналом и красивый минивэн, набитый вежливыми ребятами в костюмах.
Сталкивались ли вы когда-нибудь с правоохранительными органами? Если нет, то от души желаю никогда не иметь с ними дела. Потому что, даже если представители МВД вежливы и ни в чем плохом вас не подозревают, стоит им войти в дом, как мирное, уютное жилище мгновенно превращается в кошмар. Дом Кузьминских не стал исключением. В кабинете начала работу следственная бригада, в столовой Сергей Петрович угощал приехавшего генерала чаем, в гостиной устроились трое мужиков, допрашивающих домочадцев, еще двое парней бродили по зданию, абсолютно бесцеремонно распахивая все шкафы и заглядывая в каждую щель.
Я бесцельно маялся в спальне. Через час прибыл еще один минивэн. Я увидел в окно, как из него высыпала группа людей, и покачал головой: ну и незадача.
Впереди всех шел довольно полный лохматый мужик – мой лучший друг Максим. Прежде чем выйти из комнаты и протянуть ему руку с приветствием, следовало обдумать свое поведение.
Дело в том, что, вызвав милицию, Сергей Петрович подошел ко мне и шепотом предупредил:
– Ваня, очень прошу, ни слова о пропавших деньгах. Говори всем, что я нанял тебя для составления генеалогического древа. Исчезнувшие баксы – чисто внутреннее дело нашей семьи.
Я кивнул, потому что хорошо понимаю Кузьминского. Кто бы ни присвоил деньги, он его родственник, и Сергей Петрович сам разберется с нечистым на руку членом клана.
Но Макс слишком хорошо меня знает, я же не умею врать.
Как и следовало ожидать, приятель ни на секунду не поверил моему рассказу.
– Значит, – прищурился он, – Элеонора временно одолжила тебя Кузьминскому?
– Да, – осторожно кивнул я.
– Чтобы ты написал родословную его семьи?
– Ну, в общем, так.
– Почему Кузьминский обратился именно к вам, – не успокаивался Макс, – есть же профессионалы, историки?..
– Об этом лучше спросить у Сергея Петровича, – нашелся я, – сам знаешь, я – личность подневольная, что приказали, то и делаю.
– Значит, Нора решила временно остаться без своих запасных рук и ног, – протянул Макс, – чтобы оказать дружескую услугу Кузьминскому. Да, это очень на нее похоже!
Приятель ухмыльнулся. Я постарался сохранить серьезное выражение лица.
– Ты врун, – заявил Макс, – ну да ладно, думаю, потом озвучишь истинную причину твоего появления в доме. Очевидно, Кузьминский – ваш новый клиент. И что у него стряслось? Кто-то из домашних тырит деньги из сейфа?
Я еще раз поразился профессионализму Макса: надо же, сразу выдвинул верное предположение.
– Так как? – улыбался Воронов. – Я угадал?
Но тут, на мое счастье, появился следователь и сказал:
– Иван Павлович, ответьте на пару вопросов.
С огромной радостью я порысил в гостиную, сунув по дороге нос в кабинет. Тело уже увезли. На полу остались очерченный мелом абрис и пара темно-красных пятен. Кузьминскому придется менять паркет, если он не хочет каждый день спотыкаться о то место, где были кровавые лужи.
Я начал давать показания: пришел на крик, увидел тело, в шее торчали ножницы, как у несчастной Глафиры…
– Это кто такая? – искренне удивился оперативник.
Я поразился в свою очередь: неужели никто до меня не удосужился озвучить дурацкую «легенду»? Придется вводить милиционера в курс дела. Парень слушал внимательно, я говорил и говорил, потом ткнул рукой в портрет:
– Вот Глафира.
– Мама! – по-детски воскликнул мент.
– Я испугал вас?
Милиционер уставился на полотно, я тоже посмотрел на него и второй раз в жизни заорал от неожиданности.
На шее дамы в районе ключиц ярко краснело круглое пятно.
Глава 6
Сами понимаете, что этот день превратился в сущий ад. Никто из членов семьи не уехал в город. Белла и Клара прогуляли занятия. Сергей Петрович бросил служебные дела. Маргарита, Павел и Анна сидели на втором этаже в холле. Впрочем, законная супруга Кузьминского скоро так накушалась коньяка, что всхрапнула на диване.
В районе семи вечера зазвонил мой мобильный. Я взглянул на определитель: Жанна.
– Ванечка, – защебетала она в трубку, – приезжай ко мне на городскую квартиру, Григорий улетел в Тюмень.
Она могла бы и не уточнять место встречи. Все свидания у нас происходят в здании у метро «Октябрьское Поле». В загородном особняке Кукина – это фамилия Гриши – я никогда не был. В доме полно любопытной прислуги, которая не преминет настучать хозяину о визите любовника. Городская квартира Кукиными практически не используется, изредка Григорий остается тут переночевать. Эту жилплощадь он приобрел еще в прошлой, более чем небогатой жизни. Квартира расположена в самой простой, блочной девятиэтажке, вход в которую никто не стережет. Одним словом, это идеальное место для неверной супруги, приводи хоть легион стриптизеров, никто ничего не заметит.
Я посмотрел на ходики. Если смоюсь на пару часиков, ничего не случится. Милиция уехала, и домочадцы зализывают раны. Сергей Петрович заперся в спальне, Маргарита спит пьяным сном, Анна и Валерий затаились в своих комнатах… Впрочем, я подчиняюсь только Кузьминскому, а он, уходя к себе, буркнул:
– Отдыхай, Ваня, завтра побеседуем.
А уж как проводить свободное время, это, согласитесь, мое личное дело.
В районе девяти вечера, вооруженный бутылкой шампанского, коробкой конфет и букетом цветов, я позвонил в знакомую дверь. Жанна открыла и, хихикая, втянула меня внутрь. На ней был полупрозрачный пеньюар, сквозь который просвечивало черное кружевное белье.
– Может, сразу в спальню? – прошептала она, прижимаясь ко мне.
Сами понимаете, что я не стал сопротивляться, и мы, минуя гостиную, прошли в комнату, главным украшением которой служила огромная кровать производства Испании.
Жанна рухнула на нее и приняла соблазнительную позу, я мгновенно вылез из одежды и аккуратно повесил ее на стул.
– Ваня, – капризно протянула любовница, – ты жуткий зануда! Видел, как в кино показывают? Она его зовет, а он рвет на себе рубашку, швыряет брюки…
Я усмехнулся. Иди потом домой без пуговиц и в измятом костюме, секундное дело пристроить одежду аккуратно.