Что правда, то правда. В постели госпожа Рогова пылала, как пожар в торфянике. В голову ей приходили удивительные фантазии, и Леня забросил все эротические книжки. О таком, что умела эта дама, в них просто не писали. Иногда после бурных объятий Сонечка потягивалась, как сытая кошка, и рассуждала:
– Конечно, Леник, ты хорош необычайно и в постели не спишь, но ведь поговорить-то нам не о чем. Скоро надоешь.
Гаврюшин принимался тогда целовать женщину и уверять в своей любви.
– Не бойся, – смеялась циничная Соня, – ты у меня не первый и не последний, я всех своих мужиков потом хорошо пристраиваю.
Соня никогда не оставалась на ночь, даже когда супруг уезжал. Леня, включая телевизор, часто слышал, что Рогов отправился то в Англию, то во Францию…
– Рада бы у тебя переночевать, – вздыхала Соня, – оттянулись бы на полную катушку, да муж экономку нанял, Эсфирь Григорьевну. Так вот она за мной следит и все ему докладывает, где была, куда ездила, когда вернулась. Сергей первую жену, Маринку, знаешь как выставил? Голой и босой, как пришла. А мне этого совершенно не хочется, тем более что он уже в возрасте, шестьдесят пятый катит, вполне могу обеспеченной вдовой остаться, мне-то всего тридцать…
Выслушав откровения мальчишки, я, весьма довольная, покатила в Ложкино. Что ж, теперь знаю, чем прижать любвеобильную даму Софью Николаевну!
И в столовой, и в гостиной стояла тишина. Интересно, куда все подевались? Я пошла на второй этаж, толкнула дверь кабинета и обомлела. Комната набита детьми. Пять девочек, шесть мальчиков. На стене, между книжными стеллажами прикреплена доска. Возле нее стоит как всегда встрепанный Миша с выпачканным мелом лбом.
– На этой стадии понятно? – спросил мужчина.
– Да, – хором ответили ребята.
– Прекрасно, идем дальше. 7b в квадрате – 8с…
Ученики прилежно заскрипели ручками. Прямо перед доской восседал Хучик, казалось, мопс пытается понять основы алгебры.
Я тихонько прикрыла дверь и заглянула в комнату к Гале. Женщина лежала на кровати и читала «Люби меня вечно». Если и дальше так пойдет, ей останется одно – переживать чужие страсти. Ну надо же, живут в одном доме и, по-моему, даже не познакомились…
Во дворе хлопнула дверца машины – приехал усталый Кеша.
– Как дела? – спросила я, спускаясь в холл.
Аркаша оглядел груду кроссовок, ботинок, туфелек и со вздохом спросил:
– Опять гости?
– Марусенька привела сюда весь свой колледж, и Миша наверху, в кабинете, проводит занятие по математике…
– Ну-ну, – пробормотал Кеша.
В столовой он вяло поковырял вилкой рыбу и отодвинул почти нетронутое блюдо.
– Устал?
Сын поднял глаза.
– Чем больше работаю, тем больше убеждаюсь, что кругом полно идиотов. Вот сегодня появился новый клиент. Убийца, шестнадцать лет. Черта изображал.
– Кого? – не поняла я.
История произошла несколько дней назад в одном из спальных районов. Где-то около полуночи в квартиру восьмидесятилетней Анны Марковны Степашиной позвонил гость. Удивляясь столь позднему визиту, Анна Марковна доковыляла до двери, глянула в «глазок» и замерла. На скудно освещенной лестничной площадке стоял самый настоящий черт. Лицо нечистика было чернее ваксы, только поблескивали белки глаз. Острые рога угрожающе торчали на маленькой голове. В правой руке он держал вилы, в левой – длинный хвост с кисточкой на конце. Анна Марковна завыла от ужаса. Она была крайне религиозна, соблюдала посты, праздники, и явление черта испугало ее до крайности.
Омерзительный гость услышал вопль и прокричал:
– Открывай, Степашина, пришел по твою душу.
Затем раздался жуткий хохот. Анна Марковна грохнулась оземь. По счастью, этой ночью у старушки ночевал внук. Парень услышал крики, вышел в прихожую. Увидев валяющуюся на полу бабушку, внук глянул в «глазок» и тут же распахнул дверь. «Черт», не ожидавший такого, бросился к лифту, но внук, молодой крепкий мужчина, ухватил его за хвост и втащил в квартиру. Закрыв «посланца ада» в комнате, парень кинулся к бабке и обнаружил, что та мертва.
Вызванная милиция быстро установила личность «черта». Костя Сироткин, сосед Степашиной, шестнадцатилетний школьник. Анна Марковна без конца делала ему замечания. То курит на лестнице, то с приятелями стоит…
В конце концов, мальчишка решил отомстить противной бабке. Зная о ее религиозности, придумал костюм черта и начал выплясывать перед дверью.
– Ну не думал я, что она помрет, – ревел мальчишка, размазывая по лицу сопли пополам с сапожным кремом, – думал, просто испугается…
Однако убийство есть убийство, и мальца забрали в милицию. Родители кинулись в юридическую консультацию и обратились к Аркадию.
– И как прикажешь защищать такого идиота? – кипел сын. – Извините, не хотел? Сплошная глупость! Надо же, шестнадцать лет – и такой кретин!
В коридоре послышался шум, потом смех, дети явно собирались уходить. Вошел Миша, за ним как привязанный брел Хучик.
– Очень, очень любознательные молодые люди, – сообщил Миша, – к сожалению, в школе не слишком подробно объясняют, но я постарался внести ясность. Месячишко позанимаемся, и порядок. Можно чайку?
– Конечно, Мишенька, любименький, – закричала вбежавшая Машка, – еще пирожное съешь, мозгу сахар нужен.
– Спасибо, – пробормотал Миша и, вытащив из кармана какой-то листок, принялся быстро писать.
– Пойди позови Галю к ужину, – велела я.
Маруська скорчила рожу, но послушно потопала наверх. Кеша продолжал расковыривать рыбу, Миша писал, я молча пила чай.
Минут через пять в столовую вошла Галя. На этот раз она не надела грацию, и жирные складки явственно проступали под платьем.
– Садись около Миши, – велела я.
Девушка покорно устроилась на стуле.
– Миша, ешь, – строго велела Маня.
Мужчина, не глядя, протянул руку, ухватил крышку от масленки и понес ко рту.
– Да не это, – закричала Манюня, выдирая у него фарфоровую штучку, – вот что кусай!
И она сунула профессору под нос эклер.
– Ничего не понимаю, – вскрикнул Миша.
– А что тут понимать? – удивилась Маня. – Эклер как эклер!
– Не получается! – вновь воскликнул математик и сердито отодвинул листок. – Ерунда выходит!
– Вы лучше поужинайте, – вздохнул Кеша, – а то опять ночью на Банди наступите.
Я улыбнулась. Вчера профессор так увлекся, что не поел. Часа в три ночи на него напал жуткий голод, и он, не зажигая свет, двинулся на кухню, надеясь найти в холодильнике что-нибудь съестное.
Наш пит любит спать как раз на пороге. Ничего не подозревающий Миша со всего размаху наступил на его тонкий длинный хвост. Бандюша, не ожидавший нападения, заорал дурниной и, как водится, тут же описался. Математик, испугавшись не меньше, поскользнулся и упал в кухню… Проснувшаяся Зайка побежала вниз и обнаружила в, так сказать, пищеблоке копошащуюся кучу из человеческих ног и собачьих лап, сдобренную «ароматной» жидкостью.
– Вы правы, Кеша, – абсолютно серьезно заметил профессор и потянулся к рыбе.
– Мне кажется, здесь следует применить иной метод, – раздался робкий голос.
Все уставились на Галю. Женщина впервые заговорила сама, а не ответила на вопрос. Верещагина держала листок.
– Вот тут, – пробормотала она, – ошибка именно здесь!
Миша схватил бумажку. Черная и рыжая головы сблизились.
Мы с Кешей переглянулись.
– Простите, Галя, – осведомился сын, – а вы кто по профессии?
– Физик-теоретик, – ответила женщина, заливаясь краской.
– А ведь верно! – в ажиотаже закричал профессор. – Господи, как я не допер! Кстати, как вас зовут?..
Часов в одиннадцать, уже собираясь лечь в кровать, я заглянула в столовую. На ковре валялись исчерканные бумажки. Миша и Галя, тыча карандашом в очередной листок, ожесточенно спорили. Я, отметив, что они абсолютно одинаково крутят волосы, удовлетворенно вздохнула. Ну что ж, знакомство состоялось, подождем развития событий.
Глава восьмая
На следующий день в районе одиннадцати подкатила к особняку Рогова и храбро позвонила. Из домофона тут же донеслось:
– Кто?
– Софья Николаевна дома?
– Хозяйка не принимает, – донеслось из динамика.
Надо же так выдрессировать прислугу, наша Ира пускает всех без разбору.
– Передайте ей, что приехала старая подруга.
– Как зовут?
– Люба Гаврюшина.
Посмотрим, как милейшая Сонечка отреагирует на фамилию любовника! Ворота распахнулись, я медленно подкатила к парадному входу. На лестнице стояла молоденькая горничная в костюме и белом фартучке.
В холле маячила худощавая дама лет шестидесяти, затянутая в английский костюм. Наверное, шпионка Эсфирь Григорьевна. Экономка провела меня в гостиную. Соня нервно встала, но не успела она открыть рот, как я широко развела руки и запищала капризным голосом:
– Сонюшка, душенька, только что из Парижа и сразу к тебе, столько рассказать хочется! Вели прислуге кофе подать!
Софья Николаевна оказалась совсем не глупа, потому что указала на кресло и пропела:
– Садись, дорогая!
Потом повернулась к экономке и приказала:
– Эсфирь Григорьевна, распорядитесь!
Женщина вышла. Мы молча смотрели друг на друга. Так же молча Соня встала и выглянула за дверь, потом поплотнее прикрыла створку и прошептала:
– Кто вы?
– Люба Гаврюшина, близкая родственница Лени, – усмехнулась я.
Госпожа Рогова дернулась и внимательно оглядела брючный костюм от «Диора» и туфли от «Гуччи».
– Что-то не слишком похоже, – пробормотала она, – хотите денег?
– Своих девать некуда, – утешила я ее.
Привыкшая решать все проблемы посредством кредитной карточки, госпожа Рогова слегка растерялась. За дверью послышался шорох. Софья Николаевна моментально заулыбалась и светским голосом произнесла:
– Музей современного искусства просто потрясающ!
– Божественен! – откликнулась я. – Но Сен-Дени более впечатляет!
Другая горничная, тоже молоденькая и хорошенькая, разлила по тонким фарфоровым чашкам ароматный напиток, потом выжидательно замерла.
– Идите, Марина, – бросила Соня, небрежно взмахивая рукой.
Девушка почтительно поклонилась и испарилась. Да, нам такое и не снилось. Интересно, как достигается подобное поведение. Огромной зарплатой, наверное.
– В Москве такая скука, – капризно протянула хозяйка, предостерегающе поднося ко рту палец, – сейчас покажу итальянские фото, вот уж где можно отлично развлекаться, так это в Риме!
Она порылась в антикварном секретере и вытащила роскошный альбом, я принялась перелистывать страницы. На колени упал листок: «Здесь нельзя разговаривать, слуги подслушивают».
– Как мило, – процедила я, быстро комкая бумажку, – но хотела пригласить тебя в гости. Знаешь, Базиль купил новый дом, маленький, правда, всего одиннадцать комнат, но уютный!
– Чудесно, – воскликнула Соня, и мы пошли в холл.
Эсфирь Григорьевна с деловым видом поправляла цветы в огромной напольной вазе.
– Вернусь к ужину, – бросила хозяйка, набрасывая кожаное пальто, подбитое мехом леопарда.
Мы выскочили на мокрый двор, Соня ринулась к «Мерседесу», я к «Вольво». Через секунду красный автомобиль рванулся к воротам и резво покатил по шоссе, я поехала за ним. Немного странная очередность, если учесть, что мы ехали в мой «новый» дом. Но, очевидно, Софья Николаевна знала, куда направляться, потому что весьма уверенно кружилась по почти деревенским улицам и проулкам, пока наконец не притормозила у театрально отделанной в стиле «рашен клюква» избушки. Из дверей выскочил парень, одетый под трактирного полового: синяя сатиновая косоворотка, черные плисовые брюки, белое полотенце за поясом. К такому костюму полагаются мягкие сапожки из сафьяна, но на мальчишке красовались самые обычные черные полуботинки. Зато густые волосы были щедро намаслены и разделялись посередине головы аккуратным пробором.
– Здравствуйте, здравствуйте, – радостно закричал парнишка, – проходите, сделайте милость.
– Тут абсолютно надежно, – сообщила Соня, когда мы уселись за большим деревянным столом с пузатым самоваром. – Живу в гадюшнике. Слуги все как один муженьку наушничают, а он…
Она безнадежно махнула рукой. Неожиданно стало ее жаль. Сама я выбегала замуж четыре раза, но в конце концов твердо решила, что лучше жить одной. Некого бояться, не перед кем отчитываться, не надо выслушивать упреки…
Может, где-то по полям и лугам бродят настоящие мужчины: честные, умные, добрые, ласковые, понимающие, но мне такие не попались ни разу.
Выходя замуж, я всякий раз искренне считала, что иду под венец в последний раз. Никогда не искала себе выгодного, богатого супруга, и наличие денег у жениха не являлось решающим фактором. Наверное, мне всегда казалось, что абсолютная зависимость, пусть даже от любящего и любимого человека, чревата необратимыми последствиями. А вот Соня Рогова так не считала и теперь пожинает плоды своего легкомыслия.
– У меня жуткая жизнь, – жаловалась она «сестре» любовника, – просто живу в золотой клетке. Ни друзей, ни подруг, даже поговорить не с кем!
– Отчего же? – совершенно искренне удивилась я.
– С кем попало муж не разрешает водиться, – по-детски сообщила Соня, – только с женами его приятелей, а они дуры и пираньи. Только и думают, как бы денег побольше из мужиков своих вытянуть. Мой Сергей не жадный, баксы не считает, купить могу абсолютно все, что пожелаю… Зато ревнив, как Отелло.
Очевидно, бедной бабе и впрямь не с кем пообщаться, раз вываливает все первой встречной. К тому же глаза Сони лихорадочно блестели, а крылья тонкого породистого носа нервно раздувались. Казалось, она не очень-то испугалась и удивилась визиту посторонней женщины…
– Нанял Эсфирь Григорьевну, – жаловалась Рогова, – просто сыщица. Все видит и слышит, горничные тоже докладывают, стараются. И вы еще явились, ну какого черта домой? Не могли, что ли, у Лени встретиться? Денег за молчание хотите, сколько? Брат ваш мне нравится, хороший мальчик, боюсь только, Сергей пронюхает. Знаете, под каким предлогом уезжаю из дому?
Она еще сильнее задергала носом и рассмеялась.
– Учусь на живописца. И ведь как здорово придумала! Наняла бабу безработную, одела под себя, причесала… Та и бегает на занятия, жуткие пейзажи малюет. Я их потом Сергею демонстрирую, очень хвалит…
Она принялась истерически хохотать, ухватила сумочку и пошла в туалет. Я осталась сидеть в полном недоумении. Ну кем надо быть, чтобы так разговаривать с незнакомым человеком? На дуру вроде не похожа, так в чем же дело?
Госпожа Рогова вернулась спокойной и рассудительной. Нервное подергивание носом тоже исчезло.
– Итак, чего вы желаете? Денег?
Вот ведь какая страшная дама: абсолютно без памяти, да еще настроение меняется каждую секунду.
– Вы знаете Майю Колосову? – задала я встречный вопрос.
– Мышку? – удивленно переспросила банкирша. – Конечно, мы с ней в одном классе учились. Не повезло ей, бедной, живет просто в ужасающей нищите. Мы с Алькой ходили к ней на день рождения, так ушли просто в шоке…
«Что же ты не помогла подружке? – подумала я. – Оставила бы ей пару сотен баксов, небось пожалела?»
Софья Николаевна продолжала ужасаться.
– На столе, представляете, стоял салат из крабовых палочек, селедка с картошкой и жуткий торт с маргариновыми розами.
Вспомнив, с каким восторгом Майя описывала приготовленное угощение, я прервала Соню:
– Помните, куда отправили ее подрабатывать прислугой?
– Ну, – отозвалась дама, – к Никитиным, а что?
– Мне надо попасть к ним в дом и поговорить с хозяйкой.
Софья Николаевна перегнулась через стол, и ее умело накрашенное лицо оказалось прямо перед моим носом. Ноздри собеседницы вновь начали ходить ходуном, огромные, бездонные зрачки воткнулись в мои глаза.