Дамы убивают кавалеров - Литвиновы Анна и Сергей 4 стр.


* * *

В офисе хозарина, директора автосервиса «Шумахер», расположенном в крохотной кирпичной пристройке к железным гаражам, размещалась европейская мебель. От солнца спасали жалюзи на окнах. Без устали крутились три вентилятора. Мы втроем сели вокруг стола. Хозяин – на своей стороне черно-полированного квадрата, мы с Дашей – напротив. Хозяин подал мне визитную карточку. Мне одному. Он вел себя так, словно Даши в комнате не было. Он даже не игнорировал ее – просто не замечал. На карточке витиеватым золотым шрифтом значилось:

ЭЛЬШАД С. СУРЕНОВ

А далее:

АВТОСЕРВИС XXII ВЕКА

«ДОЛОЙ ЦАРАПИНЫ»

И три телефона, факс, и-мэйл. Все как у людей.

Я положил карточку Эльшада перед собой. После пары вежливых сетований на слишком жаркую погоду мы с ним начали торг.

Аргументами со стороны хозарина были крики: «Это «Брабус»!»; воздевания обеих рук к небу и восклицания: «Аллахом клянусь!»

Аргументами с моей стороны стали: во-первых, прайс-лист с ценами на запчасти к «Брабусу» (скачанный сегодня утром Ленчиком из Интернета).

(Реакция хачика на прайс была: «Что ты мне этот свой прайс-шмайс в нос суешь! У меня свой себе прайс!!»)

Следующим моим аргументом стало то, что я пообещал наслать на автосервис «Шумахер» налоговую полицию, пожарных, ОМОН, санэпидстанцию и даже Антимонопольный комитет (за использование без разрешения в качестве торговой марки фамилии «Шумахер»).

(Реакция чебурека: «Я у твоего ОМОНа-шмона, монопольного-фуефольного комитета маму – извините меня, уважаемая присутствующая здесь дама, – маму в рот загребал!»)

Так мы упорно торговались ровно два часа. Цена все-таки последовательно ползла вниз: двадцать пять тысяч, двадцать три, двадцать… Даша сидела молча – как полагается примерной женщине, пока, так сказать, джигиты разговаривают. Однако, как ни странно, последнее слово осталось за ней. Когда цена остановилась на пятнадцати тысячах, но чебурек больше не хотел уступать ни пяди, она не выдержала. Вдруг вскочила. Гневно и презрительно выдала в лицо моему оппоненту:

– Молодой человек! Ведь вы – выходец с Кавказа! Я думала раньше, что все кавказцы – и ингуши, и грузины, и дагестанцы, и армяне, и азербайджанцы, и даже чеченцы… Я готова перечислять до бесконечности, потому что все люди с Кавказа – да, все-все-все! – отличаются исключительным вниманием и уважением к женщине. Неужели хозары не такие? Неужели хозарам уважение к женщине не свойственно? – Пока главарь автосервиса только лупал на нее глазками, Даша припечатала: – Почему же вы, здоровый, взрослый, полный сил мужчина, – вы хотите отобрать последнее у меня, у женщины? Из-за какой-то железяки – отобрать?! Мне надоело смотреть, как вы – кавказский вроде бы мужчина! – торгуетесь на глазах у женщины за каждую паршивую сотню долларов!.. Пошли, Паша!.. – скомандовала мне Дарья. Резко встала. И гневно бросила, обращаясь ко мне и полностью игнорируя владельца автосервиса: – Он получит все, что хочет!..

Мы пошли к выходу из кабинета. Уже в дверях мы услышали крик лже-Шумахера:

– Ладно, пусть не ваша и не моя будет! Двенадцать тысяч!

Я, признаться, даже не рассчитывал, что удастся выбить у хозар столь низкую цену. Мы с Дашей немедленно вернулись к столу и написали новую расписку. Суренов порвал вчерашнюю, Ленчикову.

Двенадцать тысяч долларов нам следовало изыскать и отдать хозарам в течение двух недель. Санкции и проценты не упоминались. Предполагалось, что данную сумму мы отдадим им в любом случае.

Когда мы под руку с Дашей покидали территорию автосервиса имени Шумахера, я внимательно осмотрел все подходы к нему. Оглядел безо всякой задней мысли. Скорее в силу профессиональной привычки.

Катя Калашникова.

В то же самое время

Дарья и Павел вернулись со стрелки в хозарском автосервисе безумно довольные.

Прямо в коридоре Дашка торжествующе объявила:

– Скостили до двенадцати тысяч «зеленых»!

А Синичкин добавил:

– Все благодаря Дашке. Я ей говорю: тебе надо не в офис-менеджерах сидеть, а идти в большой бизнес. Крутая переговорщица! Хозары от нее очумели.

Парочка сняла обувь и прошла на кухню.

Катя налила им кофе. Даша всполошилась:

– У меня есть печенье. И конфеты. Знаете, какой Ленчик сладкоежка.

– Тащи, – милостиво скомандовал Павел Даше.

После похода к чуркам между ними двумя – Катиным мужчиной и Катиной сестрой – установился какой-то новый уровень взаимопонимания. Нельзя сказать, чтобы саму Катю это обстоятельство сильно порадовало.

– Где будешь брать деньги? – обратилась она к Даше, чтобы охладить неуместную веселость обоих.

– Не знаю… – растерянно замигала Дашка. – Может, продать что?

– Что ты можешь продать?

– Ну, не знаю… – смешалась Дарья. – Может, «девятку»?

– Битая «девятка» – это тысяча долларов. Максимум, – отрезала Катя.

– Мебель? – предположила Даша.

– Еще одна тысяча.

– Тогда… – протянула сестра, и ее глаза наполнились слезами, – тогда нам с Ленчиком придется менять нашу квартиру. С доплатой. Поедем в однокомнатную…

– А как твое американское наследство? – перебил Катю Павел.

– Пока – никак. Его опротестовали. Предстоит суд. Словом, улита едет – не скоро будет.

На кухне у Коноплевых повисла унылая тишина.

– У меня пока есть деньги, – смягчила свой резкий тон Катя. – Те, что я нарубила в этом сезоне с учеников. Все ребятки, слава богу, поступили. Но это – шесть штук «зеленых». Я, правда, на них собиралась съездить в Испанию… А потом еще жить полгода. Ну, Испания, конечно, может подождать – ждала же она меня тридцать лет. А жить… Жить я вполне смогу на доцентскую зарплату. Может, удастся грант какой подцепить… Или с бывшего мужа выбью алименты – на воспитание любимого племянника…

Дарья благодарно улыбнулась.

– Ну-у, – вдруг выступил Павел, – у меня тоже имеются кое-какие сбережения. Как результат нескольких удачных дел. Татьяна Садовникова – твоя, Катя, подружка – мне хорошо в свое время заплатила. Еще за дело Барсинского.

– Татьяна мне не подружка, – отрезала Катя. – Так, шапочная знакомая.

– Неважно, – продолжил Павел. – Я собирался пустить эти бабки на ремонт квартиры – но… Словом, я дам Ленчику заем. Беспроцентный кредит. И бессрочный. Не тебе, Даша, дам взаймы, а именно – Ленчику. Раз он влетел – ему и расплачиваться. Он парень взрослый. И толковый. А компьютерщики получают много. Кончит институт, станет работать – потихоньку отдаст мне эти бабки… Как вам такой вариант?

– Паша, но ведь это неудобно… – нерешительно протянула Даша.

– Неудобно спать на потолке, – отрезал Павел.

Леня Коноплев.

В то же самое время

В ожидании Машки Ленчик успел обтоптать всю рыночную площадь, предварявшую станцию метро «Косинская».

По привычке он купил любимую газету – «Автогонки». Развернул. Просмотрел заголовки.

«Мика Хаккинен совершает рекламный тур по Украине».

«Концерн „Пежо“ приступил к разработке новой модели».

«Москвичи озабочены автомобильными пробками».

Вдруг Ленчик понял, что его еще долго будет тошнить от одного слова «автомобиль». И еще ох как не скоро он сам сядет за руль… Леня вышвырнул газету в урну, даже не долистав ее до конца.

А Машка все не появлялась. От нечего делать Ленчик повелся на уговоры грязноватой тетки, продававшей «старый добрый «Спринт».

«Спринт» представлял собой горку неряшливо скрученных бумажек. Продавщица пообещала Ленчику «новый джип без проблем». Однако он проиграл сорок рублей и с позором ретировался.

Маша появилась внезапно. Бледная, глазищи горят.

Заметив Ленчика, она просияла. Ускорила шаг. Чмокнула в щеку. Ее губы были мягкими и тревожными.

– Ну, ты как? – взволнованно спросила она.

Ленчик неопределенно пожал плечами.

– Они тебя били? – заглянула ему в глаза Машка.

– Нет, – быстро и убедительно соврал он. И добавил: – Зачем им это? Лучше, как говорится, деньгами.

– А откуда синяк?

– О руль звезданулся.

Машка, казалось, поверила.

Мимо них протащилась толпа горластых теток, вооруженных сумками-телегами. Машка поморщилась:

– Пойдем-ка отсюда.

Ленчик предупредил:

– У меня маманя дома. И тетка приехала.

– Ну и ладно, – мужественно ответствовала Мария.

Лене совсем не хотелось домой.

– Может, по пиву? В сквере? – предложил он.

Маша взглянула на часы. Она никогда не пила спиртное раньше четырех дня. Сейчас время медленно двигалось к полудню.

– Ладно, давай. Только мне – ноль тридцать три, – попросила она.

Из-за дурацкого «Спринта» денег почти не осталось. Пришлось позориться, выгребать из карманов мелочь. Машка тактично смотрела в сторону.

Когда они наконец вышли из толпы, клубящейся подле метро, оба облегченно вздохнули. Маша взяла его за руку, сказала:

– Если не хочешь, ничего не рассказывай.

Ленчик благодарно сжал ее ладонь. Они молча дошли до скверика. Устроились в теньке. Открыли пиво.

Маша сделала глоток и небрежно заявила:

– Да, кстати. – Она открыла сумочку. – Я привезла тебе тысячу.

– Что-о? – переспросил Ленчик.

– У меня на книжке лежала тысяча долларов, – терпеливо объяснила она. – Держи. Отдашь, когда сможешь.

– Эй, мать, ты чего?

– Ничего, – отрезала она. – Забирай, говорю.

– Нет, – твердо ответил Ленчик.

Маша достала из сумочки зажигалку. Высекла огонь. Поднесла его к пачечке долларов.

– Тогда я их сожгу.

Пламя дрожало в опасной близости от зеленых купюр. Леня вырвал у нее зажигалку.

– Перестань! Тоже мне, Настасья Филипповна!

– А ты что, читал про Настасью Филипповну? – Машка даже глаза округлила.

– Кино смотрел. Старинное. Черно-белое.

– А-а, – разочарованно протянула Манюня.

Ленчик сказал ласково:

– Машенька, ну зачем ты?.. Твоя тысяча меня все равно не спасет.

Ее брови сошлись в упрямую линию:

– А я говорю – бери! Деньги – мои личные. Что хочу, то с ними и делаю.

Ленчик попробовал зайти с другой карты:

– Машка, зачем ты меня опускаешь? Я не альфонс. Денег у женщин не беру.

– Ты не альфонс, – серьезно сказала она. – Просто ты – мой друг, и у тебя – неприятности.

Леню – в который раз за последние сутки – охватило отчаяние. Он не выдержал:

– Если б ты знала, Машка, как я себя презираю.

Она отставила свою бутылку. Потянулась к нему. Прижалась.

– Ленчик! Ты ни в чем не виноват! Это судьба. Случайность. Рок.

– Нет! Не судьба и не рок! – вскричал он. – Я ехал на желтый. И мог бы тормознуть! Но решил, что дороги уже пустые. Думал, проскочу.

– Мой папа тоже по ночам ездит на желтый. И даже на красный, – спокойно парировала она.

– Я, я дал им расписку! И подписал протокол, что сам виноват в аварии.

– Сколько их было? – спокойно спросила Маша.

– Двое.

– Старые?

– Лет по сорок.

– «Быки»?

– Нет. Хачики.

– Значит – с пушками. И ехали они на «Брабусе», – подытожила Машка. – Что же тебе оставалось делать? И я бы подписала. И любой на твоем месте подписал бы что угодно.

– Но я же – мужчина! – воскликнул он.

На слове «мужчина» голос дрогнул, сорвался.

– Ты – мужчина, – согласилась она. Погладила его по плечу. – Еще какой мужчина. – И горячо добавила: – Но они – бандиты. Это их работа, понимаешь?! Бизнес такой – отбирать деньги у тех, кто слабее.

«Вот так вот. Я – слабак», – подумал Ленчик. Эта мысль была горькой, но уже становилась привычной.

Маша быстро исправила ошибку:

– Даже необязательно у тех, кто слабее. Просто ты молодой, ты был один. Да они специально под тебя подставились! Это же натуральное кидалово! Знаешь, сколько народу так на бабки попало?! Ты «Дорожный патруль» посмотри!

– Ну спасибо. Утешила… – проворчал он. И спросил: – Может, посоветуешь, что мне все-таки делать?

Она задумалась. Потом неторопливо произнесла:

– Пойти домой. Взять еще пива. Выпить. И отоспаться.

Ленчик только пожал плечами. А Маша добавила:

– А потом. Потом, на свежую голову… Есть у меня одна идея. Обсудим.

Павел Синичкин.

В то же самое время

После того как с денежным вопросом было покончено, наша Семья, неожиданно сплотившаяся (как это часто бывает) вокруг горя, не торопилась расходиться из Дашкиной квартиры.

У меня, как у хозяина маленькой, но гордой фирмы, рабочий день (и ночь) не нормированы. Никаких дел на сегодня в офисе, помимо уборки стола, запланировано не было. Катерина моя закончила летнюю свою работу. Причем по обе стороны приемной комиссии: с официальной, так сказать, линии фронта она преграждала путь нерадивым абитуриентам. А со стороны неофициальной – натаскивала своими частными уроками тех же самых абитуриентов для поступления в ту же самую Лингвистическую академию. Ясно, какой род деятельности приносил ей большее количество денег.

Дашка была чем-то вроде офис-менеджера в частной школе. У нее тоже наступили каникулы. Словом, никто из нас никуда не спешил. И мы занялись любимым русским делом: сидели на кухне и разговаривали. Мы бы даже выпили, если бы двое из нас, я и Катя, не были за рулем. А Дашка – та без стеснения достала из холодильника бутылочку коньячку и принялась цедить рюмочку, снимать стресс.

Нам, всем троим, казалось, что все кончилось. Что ситуацию мы разрулили. Двенадцать тысяч долларов – сумма, конечно, большая, и терять ее очень неприятно. Однако не здоровье же это. Не жизнь. Это всего лишь деньги. Как я их заработал, так и отдам. А мне потом за это воздастся. Там, наверху. Или Ленчик когда-нибудь вернет эти несчастные доллары.

Мы почти праздновали сейчас на кухне. У Дашки, сразу видно, с сердца прямо-таки булыжник свалился. Нам, всем троим, казалось, что мы счастливо избежали крупных неприятностей. Что теперь все будет нормально.

Забегая вперед, скажу: как жестоко мы тогда ошибались!

А пока слегка запьяневшая Даша вдруг спросила у меня:

– Паш, а Паш? Вот объясни мне такую простую вещь… Вот есть бандиты. Ходят они по Москве. Гоняют на своих «Мерседесах»… И все знают, что они – бандиты. И милиция знает, и ФСБ, и РУБОП. И в газетах, и даже в Интернете написано, что они – бандиты… Почему тогда, скажи мне на милость, эти наши чертовы ФСБ, и милиция, и РУБОП не возьмут их? Почему не посадят их, черт возьми?! Почему они спокойно живут? Жрут себе, пьют и таранят своими авто кого попало?!

Я помедлил. Даша смотрела на меня вопросительно. Она действительно ждала ответа. А моя Катя испытующе глянула на меня, улыбнулась одними прекрасными своими голубыми глазами и добавила:

– Только не рассказывай ей о неукомплектованности милиции. И о маленькой ментовской зарплате. И о слабом законодательстве. И о том, что бандюки могут купить себе лучших адвокатов… – Катя саркастически усмехнулась. – Пусть обо всем об этом депутаты говорят…

– Девочки, вопрос серьезный, – сказал я. – Позвольте я отвечу вам метафорически.

– Это ты, – спросила Даша сестру, – лингвист противный, нашего Пашу таким словам учишь? С ума сойти, «метафорически»!.. – Даша прыснула.

Я проигнорировал ее нервное веселье и спросил:

– Вы представляете себе, сестренки, как функционирует зона?

– Зона? – переспросила Даша.

– Ну да, зона. Обычная российская зона. Лагерь. Исправительно-трудовое учреждение. Место лишения свободы… Вот кто, скажите мне, обеспечивает там порядок?

– Конвойные, – сказала Даша. – Вохра.

– Ответ неправильный. Конвойные только следят, чтобы зэки оттуда не убегали.

– Тогда – администрация зоны.

– Опять ответ неправильный.

– Тогда – кто?

– Весь порядок в зоне поддерживают те же люди, что там сидят. Ясно? – Я обвел сестер взглядом. Они смотрели на меня выжидательно. – А что такое порядок в тамошнем понимании? – продолжил я. – А тамошний порядок заключается в том, чтобы все терпилы, то есть работяги, выходили на работу. И давали бы выработку. И не устраивали побегов. Или бунтов… А для поддержания порядка на каждой зоне есть бугор. И у него имеются подручные. Авторитеты. А в каждом бараке имеется – бугор барака. А у него – свои собственные подручные… И так далее. В ИТУ работает жесткая, мощная самоорганизующаяся система… А для того, чтобы система действовала, администрация лагеря дает тем, кто работу данной системы обеспечивает – то есть буграм, авторитетам, законникам… – различные послабления. На работу им можно не ходить, у них залейся водки, имеется ширево, цветные телевизоры, видаки, девочки, мальчики… Бугры на зоне живут значительно веселее, чем мы – на воле…

Назад Дальше