– Ты что, проспала весь вечер, ma bonne? Мы с княгиней битый час защищаем его от нападок Дизендорфихи, всеми правдами и неправдами пытаемся удержать около себя, а ты и в ус не дуешь! Учти, Сашка, сейчас ты упустила лучшую партию и, считай, подарила князя баронессе.
Девушка вспыхнула, но в этот момент Дуванова вклинилась между теткой и племянницей, прервав назревающую ссору:
– Смотрите, эта бесстыдница опять к нему прицепилась!
Обступившие их дамы устремили свои взоры в сторону дверей, где Полина Дизендорф что-то торопливо говорила насупившемуся князю. Адашев коротко ответил ей и поспешил выйти. Баронесса, бросив растерянный взгляд в зал, заметила множество любопытствующих и откровенно торжествующих глаз, сделала безмятежное лицо и впорхнула как ни в чем не бывало в кружок своих поклонников, стерегших каждую улыбку или дружеский кивок красавицы.
– Ну что, Саша, теперь знаешь, кто такой Кирилл Адашев?! – поинтересовалась насмешливо Дуванова. – Non pareil![11] Красавец! Орел! Ах, почему я замужем!
– Ничего особо привлекательного в этом верзиле не нахожу! – Александра пожала плечами и скривила губы. – К вашему сведению, он совершенно не в моем вкусе и потому ни о каких потерях и речи не может быть!
6
Через час Саша сидела в карете напротив графа и графини Буйновских. Тетка настойчиво смотрела в одно окно, дядька – в другое. Племянница всячески старалась отвлечь их от пустого созерцания затянутых морозцем стекол, пытаясь разговорить дувшихся друг на друга родственников и прервать их непозволительно долгий молчаливый поединок.
Несмотря на выволочку, устроенную Саше на балу, Елизавета Михайловна словно забыла об очередной неудаче и не произнесла более ни единого слова упрека. Похоже, сейчас ее заботила собственная судьба и беспокойство по поводу резкой перемены в поведении мужа. Граф впервые за последние три месяца вызвался сопровождать ее и Сашу на бал. И хотя на этот раз попытался увильнуть от танцев и весь вечер провел в компании старого Дуванова за карточным столом, графиня нашла этому единственное объяснение: непутевый муженек боялся сплетен, оказывается, не меньше, чем ее справедливого гнева.
В карете она продолжала демонстрировать свое негодование. Но граф, ободренный многозначительными взглядами племянницы, принялся вдруг безудержно шутить, обращаясь к Саше не иначе как m-lle la comtesse, и пересыпать свою речь бесконечными комплиментами в адрес спутниц. Наконец Елизавета Михайловна не вытерпела и попросила его замолчать. И тут же, не сдержавшись, добавила, что у него уже есть предмет для обожания, так пусть он его и ублажает. Ехидство, прозвучавшее в словах его очаровательной жены, повергло графа в уныние, заставив умолкнуть и задуматься о предстоящем неприятном объяснении.
Вот уже сутки Роман Буйновский вновь был свободной пташкой. Два дня тому назад m-lle Camille спешно покинула столицу без объяснения причин, без последнего письма своему покровителю. Но более всего удивило графа то, что все его подарки, даже такие пустячные, как коралловые бусы и кроличья муфта, были оставлены с наказом лакею все вернуть и непременно в руки покинутого любовника. Ни горничная, ни другие слуги ничего толком не объяснили. А граф, ошеломленный подобным поворотом событий, не мог поверить, что так легко избавился от наивной с виду голубицы, которая, быстро узнав слабости своего покровителя, весьма ловко попыталась ободрать его как липку. Только по счастливой случайности Роману Буйновскому удалось избежать участи уже облапошенных воздыхателей Camille Bontemmont.
Пойманный на крючок кротким взглядом и хорошеньким личиком, граф уже и сам был не рад, что его связь слишком затянулась. Тем более что она затевалась в пику несколько охладевшей к нему жене. Но истинные цели этого адюльтера еще более усугубили размолвку, и, если бы не приезд племянницы, немного отвлекший супругу, неизвестно, чем бы все кончилось…
Саша искренне забавлялась созерцанием неуклюжих попыток дядьки замолить грехи и гранитной выдержкой тетки. Это нечаянное развлечение немного подняло ее настроение и почти развеяло неприятный осадок, оставшийся в душе после встречи с князем Адашевым. Она была уверена, что непременно справится с отчаянием и ощущением безвозвратной потери. Саша привыкла избавляться от собственных бед без чьей-либо помощи, но иногда вмешивалась в чужие дела, даже если ее об этом не просили.
Вот и на этот раз ее верная Серафима, горничная и подруга, выведала у секретаря дяди Романа местонахождение любовного гнездышка. В тот же вечер, за пару часов до свидания графа со своей любовницей, в ее квартире появились два молодых человека в широкополых, низко надвинутых на лоб шляпах, при внушительных пистолетах и сыромятных хлыстах, которыми они поклялись изобразить на спине бойкой француженки весь путь отступления Наполеона из Москвы, если она не оставит в покое графа Буйновского. Вид грозных, никогда не виданных ранее cowboys не позволил мадемуазель усомниться в серьезности намерений нежданных визитеров, и она с легкостью рассталась с множеством подарков, которые выманила не только у графа, но и у некоторых других кавалеров. Их m-lle Camille до поры до времени числила в запасе, оказывая любовные услуги от случая к случаю, чтобы не расставались с надеждами на лучшее будущее…
Добравшись до дому, Елизавета Михайловна первым делом удостоверилась, что племянница улеглась в постель, поцеловала Сашу в щеку, задула свечу и осторожно прикрыла за собою дверь. Ей было невдомек, что девушка, тут же откинув одеяло, в одной ночной рубашке прокралась к окну и устроилась в маленьком кресле, в котором просидела до утра, перебирая в памяти события прошедшего вечера.
Графиня Буйновская, оставаясь в неведении о мыслях племянницы, вышла в коридор и остановила взгляд на небольшом пятне света на ковре. Его отбрасывал настенный светильник, висевший напротив дверей Александры. Графиня чувствовала смутное беспокойство, словно упустила из поля зрения нечто важное, но что это было, как ни силилась, вспомнить не могла.
Наконец рука, которой она сжимала латунную дверную ручку, затекла от напряжения, и это почему-то напомнило Елизавете Михайловне чудное поведение Саши на балу. В ее откровенном интересе к князю Адашеву графиня не могла ошибиться, по опыту зная, что шальной огонек в глазах, густой румянец и нервное покусывание губ – первый признак того, что женщина кем-то серьезно увлечена.
Поначалу Елизавета Михайловна не поверила своим глазам. Почему вдруг Адашев? Саша даже толком не успела его рассмотреть во время короткой встречи в полутемном вестибюле, и впоследствии они ни словом не перемолвились о князе Кирилле. Девочка, несомненно, серьезно увлечена, раз согласилась остаться еще на полмесяца. Неужели случилось невозможное, и неуловимый для столичных невест князь сумел завладеть сердцем ее племянницы?
Видит бог, они с княгиней Дувановой из кожи вон лезли, чтобы познакомить молодых людей. Но Саша и здесь повела себя странным образом: протанцевала весь вечер, не отказывая ни одному кавалеру, а все теткины знаки, которые она как терпящие бедствие парусники подавала с «капитанского мостика», напрочь игнорировала. И князь, которого с превеликим трудом удалось завлечь на бал, так и уехал, не познакомившись с графиней Волоцкой.
Елизавета Михайловна потерла окончательно затекшую руку и прислушалась. За дверью было тихо, и тетка с сожалением покачала головой. Девочка носится со своей гордостью, как дурень с пыльной торбою, и упустила сегодня прекрасный шанс. При желании еще на балу она могла уложить к своим ногам одного из самых видных и богатых женихов, которые пока еще водятся на Руси. Теперь это станет делом чести для бессовестной баронессы. В деревне для девочки вряд ли отыщется достойный жених. Жаль, из нее и князя могла бы получиться красивая пара!
Утро вечера мудренее! Вот еще со своими заботами как бы управиться! Возможно, ей в свое время не следовало выходить замуж за графа Буйновского. Горячая взаимная любовь не всегда сулит покой и радость… Их брак изобиловал ссорами, бурными сценами, особенно в последний год. Возможно, потому, что у них не было детей и они по каждой мелочи, по каждому пустяку придирались друг к другу, копили никчемные обиды, чтобы сотворить из них очередной скандал. Но потом наступало примирение, и они в который раз переживали свой медовый месяц.
Последние три месяца, казалось, зачеркнули два десятка лет счастья, трудного, неустойчивого, но все-таки счастья. Для своей племянницы, которую Елизавета Михайловна считала почти дочерью, она желала лучшей судьбы. Нет, это не для Саши – мучиться, терпеть унижения, будучи безответно влюбленной. Графиня за эти месяцы испытала столько душевных мук, что их хватило бы на всю жизнь, и потому хотела оградить девочку от чрезмерных страданий. Однако перед началом бала Дуванова успела ей шепнуть, что ее супруг, Роман, расстался со своей гнусной мадемуазель и та скрылась в неизвестном направлении. А сам он на днях сетовал в кругу ближайших приятелей, что, очевидно, переусердствовал в попытках привлечь внимание жены и теперь, похоже, сам останется на бобах, так как графиня окончательно охладела к нему.
Елизавета Михайловна за двадцать лет совместной жизни неплохо изучила характер своего мужа и поэтому к словам княгини отнеслась настороженно. Роман Буйновский не мыслил своего существования без легкого флирта, но отношения с француженкой зашли слишком далеко. Граф даже осмелился снять ей квартиру, что было последней каплей, переполнившей чашу терпения жены. Он был немедленно отлучен от супружеской постели, а во время совместных завтраков и редких теперь обедов к нему обращались не иначе как «наш недостойный супруг». Вскоре и на балах графиня демонстративно стала появляться одна, а потом в сопровождении племянницы, что несколько успокоило подозрения ревнивого графа и сняло предпосылки грядущей мести в виде раскидистых рогов над редеющей графской шевелюрой.
К счастью, муж не догадывался о роли Кирдягина в этой эпопее, и потому сегодня супругам удалось сделать первый робкий шажок к примирению…
Графиня прошла дальше по коридору и остановилась в нерешительности. Что ни говори, а столько лет прожито вместе! Она тоже хороша, вдосталь намучила мужа капризами и мелочными придирками. Так что оба квиты, а у нее душа прямо разрывается, глядя на его страдания. А то, что граф не притворяется, это она давно научилась читать по его глазам, так же как и недавние греховные мысли…
Дорога с бала домой показалась Елизавете Михайловне бесконечной. За шуточками и комплиментами граф пытался скрыть неуверенность и беспокойство. Незаметно для Саши он умудрился слегка пожать руку жены. Роман так много успел сказать ей своими взглядами, виноватой улыбкой и, главное, этим тайным пожатием…
По широкой лестнице, ведущей на второй этаж, они поднимались каждый по своей стороне. На самом верху граф шепнул жене, что просит прийти к нему после того, как она уложит Сашу. А Елизавета Михайловна так давно не бывала в его спальне!..
Графиня решительно направилась к спальне мужа. Тут она немного помедлила, сердце забилось сильнее, Елизавета Михайловна подняла подрагивающую от волнения руку, чтобы тихонько постучать в украшенную резными купидонами дверь.
Ожидая, когда та откроется, она крепко сжала ладони и принялась считать секунды. Одна, две, три, четыре, пять…
Дверь распахнулась на шестой секунде… Ровно столько времени графу понадобилось, чтобы отреагировать на стук. Он и так уже более получаса стоял по другую сторону двери, с замиранием сердца прислушиваясь к тихим шагам по коридору.
Елизавету Михайловну обдало волной теплого воздуха, и она увидела, что света в комнате нет, кроме огня от приоткрытой дверцы большой голландской печи. В молодости им так нравилось сидеть рядом с ней на полу или сжимать друг друга в любовных утехах прямо на мягком персидском ковре, где она часто и засыпала в объятиях Романа Буйновского.
Окинув быстрым взглядом спальню, графиня незаметно для мужа вздохнула. Все было здесь по-прежнему. Легкие отсветы пламени ложились на резную мебель красного дерева, падали вокруг причудливыми тенями. Они залегли и на лице ее любимого, чуть не разрушившего любовь и пусть хрупкий, но покой, царившие в их семье. Возможно, она и впрямь так постарела, что один только ее вид вызывает у мужа отвращение? Вряд ли! Свежестью лица и отменной фигурой она ни в чем не уступает, а живостью характера и остроумием превосходит засидевшихся в девках барышень. И даже рядом с Александрой не чувствует себя старухой. Наоборот, приезд племянницы как будто влил свежую кровь в ее жилы, помог ей справиться с тоской, а все подруги, хотя и скрепя сердце, вынуждены признать, что, несмотря на все потрясения, графиня Буйновская, несомненно, похорошела в последнее время.
Елизавета Михайловна, облизнув пересохшие губы, смело посмотрела на мужа. Он же глядел смущенно и виновато. Так он смотрел на нее в их первую ночь после свадьбы… Колени ее задрожали.
– Роман, – прошептала она едва слышно и шагнула через порог, моля бога, чтобы не упасть от внезапно охватившей ее слабости. Но ноги все-таки подвели ее.
Граф, захлопнув дверь, подхватил ее и крепко прижал к груди.
– О боже! – выдохнула Елизавета Михайловна, обхватив его за шею. Слишком долго ее не обнимали с подобной силой и страстью. Она прильнула к груди мужа, и биение его сердца заставило ее вновь испытать давно забытое волнение.
– Ты веришь, что я сожалею о той обиде, которую так опрометчиво нанес тебе? Но я клянусь, что никогда не переставал тебя любить, и эта связь…
– Давай не будем об этом! – прошептала в ответ женщина. – Я сама во многом виновата, своим равнодушием и эгоизмом заставила тебя подумать, что прежние чувства не восстановить. Жила собственными обидами, заботилась лишь о своем покое…
– Значит, несмотря ни на что, ты продолжаешь меня любить?
– Каюсь, окончательно я поняла это только вчера, когда Дуванова сообщила мне перед балом одну новость. И я подумала, что само провидение помогло нам исправить твою ошибку.
– Должен сознаться, что это провидение очень походило на двух молодых джентльменов в довольно странных одеждах, которые даже не подозревают о том, что вновь сделали нас счастливыми! Я постараюсь их непременно отыскать и отблагодарить! А сейчас, дорогая, – граф улыбнулся и, слегка отстранившись, заглянул в глаза жены, – как ты смотришь на то, чтобы вспомнить нашу первую ночь? Надеюсь, ты не все успела забыть?
Разве могла она забыть то счастливое, безумное время?! Елизавета Михайловна счастливо зажмурилась, почувствовав горячие мужские губы на своих устах. В отличие от той неискушенной новобрачной, за двадцать лет супружеской жизни она научилась доводить мужа до исступления, да и он теперь не был столь робок.
Когда же граф, подняв жену на руки, понес к постели и бережно уложил на подушки, вся тоска, все терзания последних месяцев рассеялись, остались только сияющие от счастья глаза Романа. Елизавета Михайловна обняла его, прижалась всем телом, забывая и прощая обиды своему единственному мужчине, которого любила более всего на свете.
7
А Саша почти до самого утра просидела в любимом кресле у окна своей спальни, бессильно опустив руки на колени. Портьеры из небесно-голубого дамасского шелка, высокая кровать вишневого дерева с роскошным балдахином того же цвета, собранным в розетку у потолка, светлые деревянные панели, выкрашенные в бледно-желтый цвет стены, удобные кресла с высокими спинками и то, в котором она сейчас сидела, – маленькое, покрытое черным лаком, – все в этой комнате располагало к покою.