Но тцар любил его, как любил Скилла и Придона, звереныш все же сын женщины, которая для него все, что у него было лучшего, а его любимцам Скиллу и Придону – родной брат. К слову сказать, Скиллу и Придону было безразлично, чей сын на самом деле Ютлан: рос с ними, играл с ними, и оба привыкли считать его таким же сыном тцара, как и себя.
Потом они все потеряли отца. Войско возвращалось после удачного похода, везли на телегах много захваченной добычи, только подвод с золотой посудой насчитывалось больше сорока, двигались медленно, и тогда отец с тремя богатырями пустился впереди войска, спеша обнять детей…
Когда войско прибыло и оказалось, что четверо так и не появились, на их поиски были посланы лучшие следопыты, самые быстрые конники. Не нашли даже следов.
В этот раз Ютлан, преодолев свое нежелание находиться с людьми, просился с ними и в Куявию. Скилл велел остаться: дяде нужна помощь, а кто, как не он, в их отсутствие опора мудрому, но чересчур доброму дяде? И Ютлан, нахмурившись, сурово пообещал, что, пока они в Куявии, он не позволит никому перечить или ослушаться дяди.
А вообще Ютлан на охоту всегда уходил один. Даже ночевал неизвестно где, ибо его комната во дворце рядом с комнатой Придона всегда оставалось пустой. И вообще старался держаться один, словно переживая свое странное происхождение. Придон помнил, как однажды отец позвал их всех и наставлял младшенького:
– Ты должен быть с братьями всегда вместе! Понимаешь? Вместе!.. Тогда вас никто и никогда не одолеет. Не понимаешь? Ну-ка дай мне тот колчан со стрелами…
Ему принесли колчан, полный стрел. Отец достал одну стрелу, протянул Ютлану:
– Ну? Сломать сумеешь?
Ютлан пожал плечами:
– Конечно.
Легонько хрустнуло, обломки упали на пол, а мальчишка вопросительно посмотрел на отца.
– Прекрасно, – сказал отец довольно. – А две?
Он подал сынишке две стрелы. Ютлан взял, посмотрел на отца, усмехнулся. Послышался треск, на пол упали обломки двух стрел.
– А теперь, – сказал отец, – сделаем вот так…
Он подал младшенькому весь толстый пучок стрел, улыбнулся, сделал приглашающий жест.
Ютлан взял стрелы, детские ладони едва-едва обхватили весь пучок. Все видели, как он закусил губу, напрягся, даже побагровел. Пучок медленно начал гнуться. Все затаили дыхание. Ютлан нажал сильнее, послышался треск. Из рук мальчишки на пол посыпались сломанные стрелы.
Ютлан выжидающе уставился на отца.
– И что с того, отец?
Отец открыл и закрыл рот. За его спиной верховный волхв чему-то прыснул и, зажав рот ладонью, поспешил из зала.
– А ничего, – наконец ответил отец с досадой. – Дураком ты растешь! Боюсь, им и останешься.
Тогда все трое так и не поняли, почему отец ушел, чем-то очень рассерженный. Часто потом Придон вспоминал этот эпизод, усмехался. Иногда даже их героя-отца постигала неудача. Особенно когда касалось воспитания… Так и росли, больше зная воевод и начальников дворцовой стражи, чем подолгу исчезавшего в походах отца.
И вот теперь мать мертва и лежит в этой усыпальнице, отец исчез, странный лунный свет волшебным покрывалом укутал сад и каменный свод, сверху можно рассмотреть самые мелкие капельки росы, а внизу могильная тьма и даже сырость могилы…
Темная фигура качнулась, багровый свет нечеловеческих глаз осветил лицо. Придон, опасаясь, что младший брат исчезнет, сказал тихо:
– Брат!.. Это я, Придон.
Уже без страха, а чувствуя тихую печаль, он подошел, Ютлан стоял неподвижно. Лицо не по-детски серьезное, вместо глаз все тот же яростный огонь, что сейчас стал тише, не выплескивается из глазниц. Высокие скулы нехорошо блестят, словно металлические, щеки в тени, только выступающий подбородок поймал лунный луч и позволил ему растечься по нижней челюсти.
– Я тоже люблю нашу маму, – сказал Придон тихо, – и тоже прихожу сюда… украдкой.
Ютлан угрюмо молчал. Придон обнял этого странного младшего брата, пальцы ощутили, как напряглись твердые мышцы, звереныш явно боролся с желанием вырваться и убежать.
– Я знаю, – прошелестело в темноте. – Я видел твои следы.
– Разве я оставлял? – спросил Придон тихо. – Я же… Ах да, ты же лучший следопыт.
Ютлан помолчал, спросил так же угрюмо, голос звучал сипло и не по-человечески, будто Ютлан говорил последний раз очень давно:
– А откуда знаешь про меня ты? Я следов не оставляю.
– Я чуял запах, – ответил Придон.
Придон не выпускал брата, держал легонько за плечи. Ютлан не вырывался, лицо в тени целиком, пурпурный огонь в глазах то остывает до темно-багрового, даже чернеет, оставляя кроваво-красными только зрачки, то снова давая им разгореться мстительным огнем.
– Ты потерял мать, – проговорил Придон, – мы все ее потеряли… Но у тебя остался я. Остался наш старший брат… Не убегай от нас… постоянно. Ты видишь, насколько мы одинаковые… Даже к маме в одно и то же время, таясь от других!
Красные зрачки расширились, кровавый отсвет зловеще подсвечивал массивные надбровные дуги. У Придона возникло нехорошее предчувствие, что брат обернется зверем и либо вцепится острыми зубами ему в горло, либо убежит. Нижняя челюсть как будто удлинилась еще больше, лунный свет заблистал на кончиках ушей, что выдвинулись из темноты.
На него пахнуло животным теплом лесного зверя. Он не успел понять запах, таких зверей не знал, только в мозгу быстро пронеслись смятые картины чего-то ужасного, целиком из шипов, когтей и зубов, но тут же запах рассеялся, перед ним стоял Ютлан. Красный свет угас, луна блестит на шапке волос, не достигая ушей, а нижняя челюсть всего лишь упрямо выдвинута, как у всех мужчин из их рода.
– Ты мой брат, – выдохнул Ютлан.
Глава 13
После странной встречи возле усыпальницы возвращался медленно, сна по-прежнему ни в одном глазу, сердце ноет, все равно не заснет, завтра с утра из городских врат, глупо последнюю ночь в родном доме тратить на сон.
В окнах дворца горит свет. Ставни не закрыты. Видно, как по стенам стремительно проносятся длинные черные тени. Придон улавливал взмах руки, это его дядя, он любит размахивать руками, замечал косой полет тени, наподобие падающей летучей мыши, – это прошел Скилл.
Дядя и брат не спят, ломают головы, как обезопасить его путь. Как помочь ему, потерянному для страны, для племени, для народа, ибо обезумел в своей страсти к женщине из чужого народа…
Ноги с середины двора свернули, что он может сказать дяде и Скиллу? – вместо входа во дворец под лунным светом начала вырастать крыша конюшни. Ноздри уловили домашний запах конских тел, свежих каштанов, душистого сена. Из-за двери послышалось фырканье, стук копыта по дереву. Луговик как-то почуял приближение хозяина.
Сонный конюх, что дремал у дверей, вскочил, бросился отворять двери перед героем. Придон отмахнулся, вошел в мир знакомых родных запахов, Луговик потянулся из стойла навстречу. Придон обнял его за шею, Луговик что-то ощутил, попытался убрать в сторону большую конскую голову, но Придон все равно поцеловал в умную морду. Конь брезгливо фыркнул. Настоящий боевой конь, не переносит телячьих нежностей. Но Придон не шлепнул его по лбу, не захохотал громко и грубо, как должны смеяться настоящие мужчины, и конь сам ткнулся мягкими бархатными губами в лицо друга и хозяина, легонько боднул головой.
– Не спрашивай, – прошептал Придон, – я даже себе не могу ответить… Но все увидишь сам. Мы узрим дивные места. Только я и ты… И все поймешь.
Он знал, что конь в самом деле понимает каждое слово, каждый жест, вскрик или движение в седле. Когда-то выхаживал его осиротевшим жеребенком, сам поил молоком из чашки, сам купал и чистил. Да и Придон понимает ржание Луговика, взмахи головы, стук копыт и выражение всегда печальных и мудрых конских глаз. А когда они вместе вламываются в ряды врагов, кажется, что это единый страшный зверь ворвался в стадо беззащитных овец и режет, колет, бьет копытами и хватает огромными зубами!
Летняя ночь коротка, на востоке появилась светлая полоска. От темной земли вверх пошел слабый нежный свет. Очень медленно проявился едва заметный оттенок розового.
Придон вздохнул, на выходе сказал конюху:
– Насыпь отборной пшеницы. Осмотри копыта, нам сегодня в долгий путь.
Конюх вздохнул.
– Для того чтобы увидеть, – сказал он робко, – что небо везде синее, вовсе не надо отправляться в этот самый долгий путь.
Придон улыбнулся.
– Знаю, признаешь только один путь – к нашим сердцам, как Вяземайт из всех дорог признает только тропку к богам, а все остальное для него – тупики. Но все-таки люди намного проще! Мы ходим простыми земными путями. Готовь коня, я чую, что не задержусь.
Он в самом деле чувствовал, как жадное нетерпение гложет изнутри внутренности. Темное здание дворца, что в лунном свете блестит, как большая рыба на темном небе, теперь грозной глыбой выступило на светлеющем небосводе. Но светильники еще горят, а к теням Горицвета и Скилла прибавилась еще одна…
Когда он толкнул дверь и переступил порог, Горицвет все так же нависал над столом с расстеленной картой, словно и не менял позы, а Скилл и Вяземайт на другом конце комнаты размахивают огромными топорами. Обнаженные торсы блестели, богатыри явно отбирали оружие всю ночь, пока Горицвет мысленно бродил по дорогам, переправлялся через бурные реки, выбирая для Придона дорогу побезопаснее.
Теперь в углу появился еще один стол. Золотыми украшениями блистал ларец, вдоль стены выстроились топоры, копья, мечи. Грудами навалены доспехи, все дорогое, самое лучшее…
А под стеной очень смирно и тихо, как мыши, сидели Олекса и Тур. Придон сперва их даже не заметил, оба не двигались, не шевелились. Даже, кажется, не осмеливались дышать.
Придон ощутил, как жар коснулся щек, сполз на шею.
– Да что вы так, – проговорил он тоскливо. – Это мое безумие, а вы… Вместо того чтобы наброситься на меня, обругать, связать и посадить под замок, вы еще и возитесь, как с больным!.. Я ж так никогда не рассчитаюсь с вами.
Вяземайт оставил в покое топор, грудь волхва бурно вздымалась. В глубоко запавших глазах блеснули искорки.
– Это будет недолго, – пообещал он.
– Правда? – спросил Придон с недоверием.
– Ты шею свернешь очень скоро, – пояснил Вяземайт.
– Ну, спасибо, – пробормотал Придон. – Хоть какое-то утешение.
Дверь с грохотом отворилась. Аснерд вошел насупленный, лицо обрюзглое. По комнате прокатилась мощная волна запахов железа и пота.
В руке Аснерда победно горел головной обруч с рубином размером с голубиное яйцо. Красный камень блестел зло, Придон, как воочию, увидел пламя пожаров, что останется за хозяином этого обруча, и кровь, которую прольет боевой топор.
– Надень, – велел Аснерд отрывисто. – Пока он будет на тебе, защитит от любой стрелы, камня или швыряльного ножа. Увы, не от брошенного артанского топора, ведь ковали этот обруч наши артанские колдуны! А ты знаешь, как метко и мощно бросают топоры артане…
Придон обеими руками принял обруч. Кончики пальцев слегка кольнуло, словно обруч попробовал нового хозяина на зуб.
– Спасибо, – поблагодарил он. – А как же ты?
Аснерд фыркнул.
– У меня пять тысяч удальцов, прикроют меня даже от комара. А тебе твою голую, как у жабы, спину прикрыть некому.
– Аснерд…
– Бери, бери!
Обруч сел плотно, волосы на лбу прижал. И хотя не шлем, закрывающий голову, ведь есть шлемы с личиной, что закрывает и лицо, но все же Придон ощутил защищенность, даже без всяких магических штучек.
– Спасибо, – повторил он с чувством. – Я никогда не забуду твоего дара, Аснерд.
Горицвет снял с пальца кольцо, металл тусклый, невзрачный, даже без камушка, простое серенькое кольцо.
– Возьми.
На его широкой и твердой, как весло, ладони колечко выглядело совсем крохотным и невзрачным. Тем более что рядом блестели унизанные золотом пальцы.
– Что это? – спросил Придон.
– Бери, бери. Мне подарил однажды твой отец. Так что я просто возвращаю наследнику.
Придон осторожно взял колечко двумя пальцами. В самом деле простое, из невзрачного металла, вроде бы из бронзы, но все же не бронза и не железо. Примерил на средний палец. Руки у него крупные, ладони широкие, а пальцы длинные и толстые, однако кольцо, теперь это заметно, для него великовато. Для какого великана его сковали?
– Кольцо твоего прапрадеда, – сказал Горицвет. – Где добыл, не говорил. Мне в моей спокойной жизни оно ни к чему. Кольцо на пальце обезвредит любой яд, если к чаше прикоснешься кольцом. Так что надень, надень! И носи не снимая. А любой сосуд на чужбине бери только этой рукой.
Вяземайт взял с маленького столика ларец, зачем-то взвесил на руках. Щелкнуло, крышка дивным образом откинулась, будто ее толкнули изнутри. В глубине тускло блеснул старой медью широкий желтый браслет, какие мужчины иногда носят на предплечье.
– Возьми, – сказал Вяземайт сурово, – этот дар от братства волхвов Артании. И будь его достоин. Носи только на левом предплечье. И… береги этот дар.
Придон подумал, что вообще-то сам браслет должен беречь его руку от острых мечей, но спросил только:
– А его мощь в чем?
Волхв на секунду запнулся, в запавших глазах мелькнуло смущение и тут же спряталось, как мелкий зверек при виде большого.
– Мы только знаем, – проговорил он, – что в нем заключена некая странная мощь. Но какая? Пока узнать не удалось. Возможно, узнаешь ты.
– Как? Я не волхв…
– Возможно, это браслет, что просыпается лишь во время битв, схваток, запаха крови. Или он недвижим в своей стране, а в горах Куявии или в лесах Славии пробудится его мощь?
Скилл, который наблюдал молча с боевым топором в руках, сделал шаг вперед. Лицо суровое, но Придон улавливал в глазах старшего брата глубокую тревогу.
– Возьми, – сказал Скилл. Он протянул топор обеими руками. – Это простой боевой топор. Никакой магии, это честный воинский топор!.. Он не обезвредит яд и не прибавит тебе сил, но он крепок, как наша воля, и всегда остр, как мудрые слова наших старейшин.
Придон взял топор с трепетом в сердце. Он чувствовал, что значит для Скилла расстаться с таким оружием. Которое, возможно, будет потеряно где-то в чужих краях, как потеряны редкие доспехи отца вместе с их хозяином.
– Спасибо, брат, – сказал он с чувством. – Всем спасибо! Я даже не знаю, за что вы все так добры ко мне.
Аснерд громко кашлянул, глазами указал Горицвету на все еще неподвижных Олексу и Тура. Горицвет кивнул, глаза поймали Придона, он сказал громко:
– Видишь этих смирных овечек?..
Придон сказал с неловкостью:
– Да, но…
– Они пойдут с тобой, – сказал Горицвет коротко.
Придон отшатнулся.
– Нет! Ни за что!
Горицвет покачал головой. Лицо его стало злым и жестоким.
– Это приказ, – отрезал он. – Молчи, я знаю, что ты скажешь!.. Мол, иду почти на гибель, потому не могу брать с собой других людей… Что, не так? Молчи-молчи!.. Дурак, мальчишка. С тобой рвалось идти все войско. Нам пришлось отбирать лучших, а из них лучших из лучших!.. Туру нет равного в кулачном бое, он может поднять гору, с конем на плечах обгонит тебя в беге, а любые стрелы ловит на лету с закрытыми глазами! А второй… ну-ка, поднимись, покажи ему свои руки!.. Это знаменитый Олекса, он умеет все то, что делает Тур, и вдобавок ему дано богами умение слышать, как растет трава, о чем переговариваются в глубинах земли муравьи и как шелестит вода в стеблях травы!
Придон смотрел на Олексу и Тура с неловкостью и стыдом.
– К тому же, – закончил Горицвет, – только Олекса может отыскать, где сейчас кочует Градарь… А только Градарь может подсказать, где искать обломки твоего меча.
– Бога Хорса, – поправил Придон.
Горицвет отмахнулся.
– О таком боге уже забыли. А о тебе, если найдешь, будут слагать легенды.
– Но какой Градарь? – пробормотал Придон. – Не тот ли знаменитый, который…
Горицвет сказал с неохотой:
– Он не всегда был старым и знаменитым. Когда-то был молодым дурнем, вроде тебя. Только пока другие ходили в походы, он не мелочился: выспрашивал у стариков, записывал, ездил по стране, везде вызнавал, где могут быть обломки того меча. Собирался сразу стать непобедимым воителем… Но, пока все вызнавал, то ли успел постареть, то ли просто поумнел, то ли все выложил в песнях…