Но сейчас людям было не до чародея с учеником-мальчишкой. На площади всхлипывающие бабы варили в громадных котлах над жаркими кострами особую похлебку для угощения союзников, резали жареное, копченое и варенное с черемшой мясо и жирные лососевые спинки, тащили откуда-то целые связки битой птицы, а вон и горшки с хмельным медом дожидаются, когда их откупорят. Все-таки праздник… Многие из этих баб стояли сегодня на валу, ничем не хуже мужчин показав себя в битве, а все опять им: и позаботиться о раненых, и наскоро оплакать мертвых, и, едва успев смыть с себя чужую кровь, готовить союзникам угощение, как велит Договор… Павшие еще не погребены – а праздник есть праздник, ничего не попишешь. Мужчины тоже заняты – стоят толпой между деревней и валом, смотрят, как Растак и Суор с присными делят взятое в бою добро, ворчат недовольно. Дело важное, до чародея ли тут? Это потом люди вспомнят, кому обязаны жизнью, и почти каждый подумает, что в половине смертей виноват Скарр – мог бы вызвать подмогу и пораньше, не дожидаясь крайности, даром что в Договоре сказано иное. Жизнь проходит, а люди не меняются… нет, не меняются.
У последней землянки попался навстречу Ер-Нан, уже подвыпивший и, как видно, спешащий на площадь добавить. Был он гол по пояс, на волосатой груди запеклась кровь – скользящий удар костяного лезвия рассек кожу вместе с рубахой, теперь где-то брошенной. По гордому виду внука сразу можно было сказать, что и сам он дрался геройски, и лучникам помогал точнее бить в цель при помощи заклинаний, и кровь пролил, и вообще достоин всяческой хвалы и почестей. Вон и жертвоприношение довел до конца, не в пример деду, у которого ноги подкашиваются. Велик ли труд колоть пленных? – а грудь колесом, царапина напоказ. Вырастет же такая орясина у умных родителей…
Уважительно, но с видом превосходства поклонившись деду, Ер-Нан не удостоил племянницу вниманием и устремился дальше, на площадь. Скарр отвернулся. Тупая игла под лопаткой заворочалась сильнее.
Нет права болеть… Нет права поддаться слабости, перестать цепляться за жизнь, умереть. Нет такого права и не будет еще несколько лет, пока Юмми не займет его, Скарра, место. Кичливый дуролом Ер-Нан, не сомневающийся в том, что именно ему вскоре предстоит занять место старого чародея, способен погубить дуростью все племя. Он внук, родная кровь, но все же жаль, что он сегодня вышел из битвы невредимым, да простит Земля старику скверную мысль. Погибни он на валу с честью, как воин, – насколько стало бы проще! Тогда вопрос о преемнике отпал бы сам собою и не было бы нужды рядить правнучку в правнука… хорошо, что чародеи живут отдельно и Юмми не мельтешит каждодневно перед глазами сородичей! В деревне ничего не укроешь от посторонних глаз.
Ох-хо… Суетливы старческие мысли, дальнее застит ближнее. Сперва нужно исправить сегодняшнюю ошибку, и чем скорее, тем лучше. Только бы не слишком поздно…
Дожидаясь, когда Растак с Суором и вожаком малого отряда людей Вепря кончат дележ, Скарр присел на сланцевую плиту, неслышно постанывал. Стоять нет сил, а камень холодит, хоть и показалось вначале, будто прогрелся за день. Не то еще солнышко бродит по небу, не летнее. Исход весны лишь притворяется летом, а как наступит ночь, промерзнешь до костей без очага и теплой одежды. А не последняя ли это весна в затянувшейся жизни?.. Мать-Земля, дай еще силы, не торопи, сейчас не время!
Конечно, дележом остались недовольны все, и свои, и чужие, – но пошумели немного и успокоились под сверлящими взглядами вождей. Как-никак союзники. Кое-кто уже потянулся в деревню на вкусный запах. Распорядившись, кому и в какую очередь дежурить на валу, кому караулить подъем на Полуденную, а кому таскать в деревню изрядно поуменьшившиеся трофеи, вождь только теперь заметил старого чародея.
– Пришел? Какое еще важное дело?
– Только для твоих ушей, вождь, – Скарр кивнул на Юмми, – и еще для него. Он знает.
Растак сделал воинам знак здоровой рукой – отойдите, мол. Присаживаясь рядом на сланцевую плиту, чуть заметно вздрогнул – видимо, побеспокоил плечо.
– Ну?
Слушая краткий рассказ, он морщил лоб в недоумении. Потом спросил:
– Это все?
– Да. Я ошибся.
– Но хотя бы закрыл потом все Двери?
– Конечно. – Еще вчера такой вопрос показался бы старому чародею оскорбительным. Но сегодня – не вчера.
– Тогда помалкивай об этом, только и всего.
Скарр вздохнул:
– Не могу. Не нам нарушать Договор. Предки не простят. Не простят и соседи. Здесь люди Вепря, они знают, что это я открывал Дверь, а от них узнают другие. Вина на мне, значит, и на всем племени. Если те, кто пришел к нам из Запретного мира, натворят бед, жди новой войны, вождь. Ты готов к ней?
Растак оскалил в усмешке крепкие желтые зубы.
– Войны не будет, старик. Воинов Вепря осталось всего девять, из них трое тяжко ранены. Эти не доживут до завтра. Остальные утром потащатся к своим со своей долей добычи. Они не дойдут. Потом мы принесем Вепрям дары и скажем, что их воины хорошо сражались и все до одного погибли в великой битве.
– Ты собираешься их убить? – спокойно спросил Скарр.
– Да, и ты понимаешь почему. Мы стали слабы, как никогда. Никто не должен знать об этом хотя бы до тех пор, пока не окрепнут наши раненые. Люди Вепря многочисленнее нас, им очень пригодилась бы наша долина. Отпустить соглядатаев – значит вызвать войну.
– Возможно. Но не думаешь ли ты, что слухи распространяются только по нашему миру? Люди Суора знают, что бок о бок с ними сражались воины Вепря и не все они погибли в бою. Узнает их вождь, узнает Шанги. Чародеи разговорчивы. Я даже не хочу думать, какими причудливыми путями истина достигнет ушей Вепрей, но нисколько не сомневаюсь в том, что рано или поздно она их достигнет. А тогда войны не миновать, но это будет уже другая война, вождь. Страшная война, я не хотел бы ее увидеть. Нас начнут ненавидеть, как крысохвостых, и точно так же станут истреблять. Может быть, даже охотнее.
– Это будет не скоро, – возразил Растак, темнея лицом.
– Мы не знаем, когда это случится, рано или поздно. Но это случится. Хочешь совет? Дай воинам Вепря уйти, отпусти их с дарами и благодарностью. Пусть они соглядатаи, пусть. Они видели, какие у нас союзники, и поняли, что для успешной войны с нами им придется первым же ударом захватить Дверь, а это не так-то легко сделать. Мы стали слабым племенем, но, пока соблюдается Договор, слабые племена будут жить. Войны, может быть, и не будет.
Вождь долго молчал, взвешивая слова старика. Видно было, что слова эти ему очень не по душе, но нет таких своих слов, чтобы перевесили сторожкую старческую мудрость. В конце концов, кто может знать, что случится через год, два, десять? Через десять лет советы вождю будет давать уже другой чародей, ибо Скарр умрет намного раньше. Выходит, и перед зевом могильной ямы он заботится о будущем людей Земли не меньше, а больше, чем сам вождь?!
Растак не дал вспышке гнева вырваться наружу – но чего это ему стоило! Плечо просто корежило болью, словно медведь ломал. Кликнуть травниц, велеть подать макового настоя? Нет, после, когда никого не будет рядом…
– Вепри уйдут к своим, – решил он. – Моли Землю, Скарр, чтобы завтра с ними не началась война… А что ты сказал насчет тех, из Запретного мира? Их двое?
– Возможно, и двое, но один – наверняка. Думаю, он попал к людям Волка через их Дверь. Проверить недолго.
– Ты уверен, что в наш мир пролез человек, а не зверь?
– Да. Я почувствовал.
Растак в сомнении покачал головой:
– Есть разница?
– Огромная.
– К людям Волка, говоришь? Так они уже, наверно, его убили.
– А если нет? Пока я не увижу сам или вот он не увидит, – чародей кивнул на Юмми, – я не могу быть спокойным. Это нарушение Договора, вождь. Земля не простит.
– Хорошо, – решительно сказал Растак. Пора было кончать этот разговор. – Чего ты хочешь?
– Пятерых сильных воинов. Прямо сейчас.
– Хорошо. Как только уберутся плосколицые – получишь.
Скарр упрямо мотнул головой:
– Выйти надо сегодня. От крайности завтра с рассветом, но не позже. И то боюсь, не опоздать бы.
Неожиданно вождь всхохотнул – одним ртом. Глаза сузились в злые щелки.
– Ты хочешь увести пятерых? У нас каждый воин на счету! Враг за валом!
– Враг скоро отступит. Но у нас нет времени ждать. Опоздаем – будет стократ хуже.
Спокойная жутковатая уверенность в сказанном – вот что поразило вождя, и слова решительного отказа не слетели с потрескавшихся губ. Вместо этого Растак кивнул, прекращая тягостный разговор.
– Получишь пятерых. Только не сейчас – завтра. Ты на себя, старик, посмотри, куда тебе идти…
– Спасибо, вождь.
Пока вернулись, в землянке стало совсем темно, скудный свет из дымоходного отверстия в крыше не рассеивал сумрака. Солнечный диск падал за горы, устав от бесконечного кровавого дня. Юмми сбегала на площадь за огнем, затеплила глиняную плошку. Фитиль из скрученной шерсти задымил и затрещал, вокруг огонька начал плавиться топленый жир.
Скарр не лег – сел на лежанке, дрожа от озноба, кутаясь в меха. Ох, как много надо сказать, прежде чем напавшая некстати лихоманка поборет немощное тело, затуманит разум…
– Тебе холодно, дедушка? Сейчас разведу огонь.
– После разведешь. Слушай меня… внук. – Бескровные губы чародея подрагивали, с трудом роняя слова. – Сам видишь, что со мной… Надо бы мне самому, да нет сил. Наказала Земля за ошибку… Придется тебе кое-что сделать за меня…
– Я не оставлю тебя, дедушка.
– Молчи и слушай. Сегодня, когда прикажет вождь, пойдешь на Двуглавую и откроешь Дверь в мир Рыси. Половина союзников уходит. Надо бы мне открыть Дверь, да не удержать мне ее сейчас… По правде говоря, и не дойти туда. Ты справишься. Если что пойдет не так, не бойся – Шанги с той стороны услышит и поможет. Бойся не неудачи – бойся ошибки. Потом вернешься сюда… Завтра с рассветом поведешь пятерых воинов в земли племени Волка. Опять-таки надо бы мне самому, но… Растак согласится. Пойдете открыто, не прячась… На границе дадите знать о себе дымом. Если Волки не пропустят воинов – иди послом один, говори с вождем, а главное, с чародеем. Скажи – от моего имени говоришь. Тот человек из Запретного мира… его надо найти, если еще жив… – Слова давались старику все труднее. – Потом второй… мне кажется, что пришельцев было все-таки двое… его тоже надо найти…
– И убить? – тихонько спросила Юмми.
– Как можно скорее… Обоих. Ты понял?
Скарру показалось, что правнучка отшатнулась, – но, наверное, просто легкий сквозняк пригнул огонек в плошке, вот и прыгнула тень. Конечно, не дело посылать с таким поручением девчонку… а что делать, если у самого нет сил? С преследованием чужака и убийством Ер-Нан справился бы лучше, но посылать его говорить с соседями – себя не уважать… То-то посмеются над племенем, в котором старому чародею не нашлось лучшего преемника!
Ничего, Юмми справится, сделает как надо. Пора взрослеть, ученики чародеев взрослеют рано…
– А иначе никак нельзя, дедушка? – услышал Скарр, и тотчас – он даже удивился – его губы сами прошептали ответ, как заклинание:
– Ничто не должно попадать к нам из Запретного мира. Никто, ничто и никогда, таков Договор… Запомни: лучше погубить всех, чем его нарушить. Пришельцы должны быть не только убиты, но и сожжены, а пепел развеян. Что нельзя сжечь, должно быть тайно закопано… или утоплено на глубоком месте. Ты сделаешь это?.. – Пальцы старика впились в волчью шкуру, он подался вперед. Шевельнулись тени. Скарру казалось, что еще чуть-чуть, и пугающая тьма ринется на него раньше, чем он успеет сказать самое главное. – Ради меня… Сделаешь?
– Сделаю, дедушка, – Юмми вздохнула.
Глава 7
Он поступил законам так противно,
На общество так явно поднял меч…
А.К. Толстой
Рассвет следующего дня застал Витюню возле той же реки, но уже много ниже по течению. Выбрав на берегу плоский гранитный валун, Витюня старательно продолжал дело, начатое еще вчера, – с мерзким скрежетом возил по камню жалом лома, затачивая его наподобие пики. Чем не оружие? К тому времени, когда солнце поднялось над лесом и стало припекать, работа была окончена. Метнув для пробы лом, как дротик, шагов с десяти в чахлую сосенку, Витюня сумел вытащить его обратно, только расщепив ствол, и остался доволен результатом. Теперь не страшна никакая зверюга, если только не подкрадется неожиданно. Будучи человеком мирным, Витюня отнюдь не горел желанием выяснять, кто из них двоих – он или медведь – заломает другого в схватке без оружия. На фауну должна быть управа. Теперь ежели сунется – получит стальной пикой в брюхо, и вся недолга.
Он почти не спал в эту ночь, дождавшись рассвета на ветвях циклопической ели, и изрядно зазяб – сырая телогрейка нипочем не желала соответствовать своему названию. Ночевать на земле без костра Витюня не рискнул, костер же не удалось разжечь ни высеканием искры ударами кремня о лом, ни трением друг о друга сосновых сучков. Впервые Витюня позавидовал Агапычу, да и другим курильщикам, как правило, имеющим при себе источник огня. В кармане телогрейки, правда, нашлась спичка, которой Витюня ковырял в зубах, но во время купанья сера с нее слезла. Да и не обо что было чиркнуть этой спичкой, если честно.
Ночью кто-то выл в отдалении – самозабвенно, в несколько голосов, но никакого лая Витюня не услышал, сколько ни прислушивался, и смутно заподозрил, что выли не собаки. Кричали неведомые звери, в кустах подозрительно шуршало, кто-то большой и тяжелый хрустел поблизости валежником, и хохотала неведомая птица, шумно устраиваясь в ветвях. Лес жил ночной жизнью.
Саднило плечо и почему-то низ живота. Утром, обрушившись с ели вместе с подломившейся нижней веткой, совершив у реки омовение и какое-то подобие разминки, Витюня снял с себя двух клещей, впившихся возле резинки трусов, по счастью, не чересчур глубоко, и решил впредь обходить ольховники. А еще зверски хотелось есть. Вчера под вечер Витюня вспугнул зайца, естественно тут же давшего деру, и долго преследовал тетерку, симулировавшую перебитое крыло, швырял в симулянтку камнями, но не попал. Грибов, конечно, не было, ягод тоже. Черничные кустики, хорошо знакомые с детства, даже еще не зацвели. Как поймать рыбу без снастей, Витюня не знал.
Голодный и мрачный, он двинулся в прежнем направлении, теперь уже нимало не сомневаясь, что его неведомым путем занесло в Канаду или, в лучшем случае, в Сибирь. Заточенный лом он нес в руке. Ему пришло в голову, что по логике вещей его фамилия должна была бы теперь звучать не Ломонос, а Ломоносец, то есть носящий лом, и от этой мысли Витюня совсем расстроился.
Вчера, успев до сумерек отмахать километров пятнадцать, он так и не нашел моста. Больше того, отсутствовали и какие-либо иные признаки цивилизации! Зато на влажном прибрежном песочке в изобилии имелись следы отнюдь не человеческих ног. Песок хранил и разнокалиберные углубления в форме копыт, простых и раздвоенных, и отпечатки мягких подушечек хищника, в котором Витюня заподозрил рысь, и следы, похожие на собачьи, но гораздо крупнее, и множество мелких отпечатков лап совсем уже неизвестного Витюне зверья.
Один раз, правда, встретились следы человека – обутого странно, но все же несомненно человека, и Витюня, давно уже успевший пожалеть, что отпустил вчерашнего психа с копьем, пошел было по следу, забрел в лес и там след потерял. Ни дороги, ни тропинки, которыми можно было бы выбрести к людям, в лесу не начиналось, сколько Витюня ни искал. Нашлось лишь старое кострище, прогоревшее, по-видимому, давным-давно. Поборов стыд, Витюня с полчаса истошно орал, призывая помощь, но дождался только ответного цоканья белки в ветвях над головой. На голову посыпался мелкий мусор. Чертыхнувшись, Витюня отступил и спугнул сову, как видно, облюбовавшую соседнее дерево для дневки. Приходилось еще раз признать, что его занесло в редкую глухомань.