Сложенный из темно-красного кирпича, он представлял собой прямоугольное знание почти пятидесяти метров в длину и двадцати в ширину, с единой двускатной крышей из покрытой мхом черепицы. Фасад, смотрящий в открытое поле, возвышался на высоту девятиэтажного дома, причем его органичную часть составляла круглая башня со множеством бойниц, с каменными зубцами и флагштоком наверху. Левую сторону фасада венчала махонькая, укрытая островерхим шатром башенка с тремя узкими бойницами и тремя же круглыми окнами над ними, а рядом с узкими бойницами на высоте трех человеческих ростов над землей раскрывались широкие и высокие окна в готическом стиле. Уходящие в дубовые заросли тылы замка строители сделали примерно втрое ниже фасада, однако искать черный ход Росин не собирался. Он спешился у дубовых, обитых толстыми железными полосами и многократно проклепанных ворот, толкнул дверь калитки. Та, естественно, не поддалась.
Гость отступил на несколько шагов назад, поднял голову.
– Хоть бы спросили, кто пришел, что ли?
Сверху неожиданно донесся детский плач, который смолк так же резко и внезапно, как начался.
– У-у-у, – разочарованно потянул Росин. – Оказывается, и здесь детский сад появился. Погрязли рыцари в пеленках. Эй, есть кто живой?!
Никто не откликнулся.
– Ау, люди! – еще громче закричал Костя. – Пустите доброго человека, а не то он выломает дверь.
– Подождите, у нас обед, – откликнулось какое-то из окон.
– Еще чего! – хмыкнул Росин, и выкрикнул фразу, понятную только тем, кого он рассчитывал увидеть: – Дайте жалобную книгу!
Наверху загрохотало, и из окон высунулось сразу несколько голов.
– Чего смотрите? – миролюбиво поинтересовался гость. – Ворота открывайте, кабанчика закалывайте, вино на стол ставьте. Баньку можете не топить, я поутру в реке купался.
– Ешкин кот! – наконец-то узнали его хозяева. – Да ведь это же мастер из «Шатунов»! Клепатник, а ну бегом к воротам! Тащи его сюда!
Спустя несколько минут Росин уже сидел в уже знакомом ему большом зале. Он увидел все те же грубо сколоченные лавки, столы, составленные из положенных на козлы сколоченных из досок щитов, на которых во множестве стояли блюда с мясом, порезанной на крупные куски капустой, печеной рыбой. Правда, на этот раз тут имелись еще и крупные казаны с какой-то похлебкой, пахнущей вареной убоиной и миски с рассыпчатой белой сарацинской кашей – то есть, вареным рисом. Разумеется, здесь же возвышались и кувшины с вином.
Правда, на этот раз среди мужчин за столами восседали и женщины, одетые, не смотря на жару, в парчовые платья. Как минимум каждая вторая из них держала на руках по завернутому в полотняные пеленки младенцу. Время от времени малютки начинали хныкать, и матери, ничуть не стесняясь окружающих, обнажали грудь и начинали их кормить.
Помимо малышей, по залу, радостно визжа, носились еще и голозадые детишки лет по четыре-пять. Разговаривая между собой, людям приходилось повышать голос, перекрикивая детей, и в воздухе постоянно висел разноголосый гул.
– Костя, родной! – Кузнецов встретил гостя в дверях, устало обнял и повел к столу, посадив на скамью по правую руку от себя, а сам опустившись в кресло, за спинкой которого, положив на верхнюю перекладину скрещенные руки, стояла светловолосая Неля. – Давай, угощайся. Мясо вон, рыбка. Тут на блюде заяц. Сервы вчера принесли, сказали, что посевы портил. Я их за охоту не наказываю, коли дичь поля травит, но требую, чтобы добытое к нам на кухню приносили. Думаю, дурят они меня, от силы треть отдают, ну да ладно. Пусть и сами чего пожрут, коли так добычливы.
– А сам не охотишься?
Витя только отмахнулся, потом наполнил высокий оловянный кубок вином, поставил перед гостем, к себе притянул чей-то оставшийся без присмотра бокал.
– Эй, мужики! Давайте на мастера нашего выпьем! За встречу!
На это предложение откликнулись почти все мужчины и многие женщины, но некоторые, занятые своими делами, пропустили тост мимо ушей. Можно было подумать, что Росин приезжал сюда в гости чуть не каждый день и успел изрядно надоесть.
– Ты чего в рясе-то ходишь? – поинтересовался Витя. – Никак, в монахи подался?
– Достали вы меня уже с этой рясой! – зарычал Росин. – Нравится она мне, нравится! Неужели непонятно?!
– Ничего не сделал, – Кузнецов вскинул руки и округлил глаза в деланном испуге. – Только спросил…
– Извини, – Костя понял, что перегнул палку. – Я как со своего поместья выехал, меня про эту рясу чуть не каждый день кто-нибудь спрашивает.
– Ага, – сделал глубокомысленный вывод Кузнецов. – Раз ты выехал со своего поместья, значит не монах.
– Да, кстати, – спохватился Росин. – Дворня со мной, десять холопов. Лошадей расседлывают. Их как, покормят, или пусть припасы достают?
– Обидеть хочешь, да? – хозяин замка поднялся, подошел к дверям. – Клепатник! От, черт, ничего не слышно… – он спустился по лестнице, позвал еще раз: – Клепатник, Егор!
Наконец внизу послышался торопливый топот, показался запыхавшийся слуга.
– Егор, холопов нашего гостя, как с конями закончат, на кухню отведи пусть их там накормят досыта.
– Слушаюсь, господин фогтий, – поклонился серв и снова скрылся внизу.
– Ну как, теперь твоя душенька довольна? – оглянулся на Росина хозяин.
– Вполне…
– Слушай, – Витя, поморщившись, посмотрел в сторону дверей, из-за которых доносились крики, радостный детский визг, разноголосый гомон. – Слушай, пойдем лучше в мои покои? Поговорим спокойно. Подожди, я сейчас Неле скажу, чтобы вина прихватила, и закуски.
Они незамеченными прошли вдоль стены зала, свернули в скромную дверь в углу, а потом долго поднимались по круто закрученной винтовой лестнице, тускло освещаемой светом из редких бойниц. Наконец впереди открылась прочная дубовая дверь из толстых досок. Кузнецов толкнул ее и первым вошел внутрь.
Покои фогтия представляли собой округлую комнату примерно десяти метров в диаметре с четырьмя бойницами, три из которых шли по фасаду, а четвертая смотрела в сторону яблоневого сада. Напротив окон стояла широкая кровать под нежно-салатовым атласным балдахином. Возле постели стоял низкий шкафчик, видимо, исполняющий обязанности трюмо – над ним висело толстое, с гранями по краям, венецианское зеркало. Немного дальше вдоль стены белел деревянный диван со спинкой и подлокотниками, но без мягкой обивки – просто покрытый светлым лаком. Еще в комнате имелось несколько похожих на диван кресел – с такими же тонкими, изящно выгнутыми ножками, подлокотниками в виде улыбающихся грифонов, и легкий столик.
– Мебель ты заказал? – оценил обстановку Росин.
– Я, – довольно улыбнулся Кузнецов, усаживаясь на край дивана. – Нравится? Рижский купец специально столяра привозил заказ принимать.
– Красиво жить не запретишь. Ты ведь все-таки фогтий!
– А мы все так живем, – небрежно отмахнулся Кузнецов. – Нас ведь двадцать душ всего. Так что каждому в замке комната по вкусу нашлась. Да и на обстановку жмотиться мы не стали. Коли золото есть, так почему и не потратить? Один раз живем!
В комнату вошла Неля, поставила на стол три кубка и кувшин.
– А закуска? – возмутился Витя.
– Ты что, голодный? – приподняла брови женщина.
– Это смотря в каком смысле… – Кузнецов быстро наклонился вперед, обхватил ее за талию и притянул к себе, усадив на колени. Неля, не сопротивляясь, откинулась немного назад, привалившись боком к спинке дивана, запустила пальцы мужчине в волосы, нежно перебирая пряди.
Росин уселся в кресле напротив, с интересом склонив голову набок.
– Ну и как живете?
Витя приложил палец к виску и издал звук «Кх-х», словно попытался застрелиться.
– Виселица! Ты же сам видел? Дети, визги, крики. Я после каждого обеда или ужина просто дурею. Бабы местные обжились, обнаглели, нарожали кучу маленьких ливончиков. Все время канючат себе новые тряпки, платья и украшения, жрут только мясо, пьют только испанские вина и временами начинают драться из-за мужиков. Зрелище, скажу тебе, еще то. Ребята наши тоже звереют и их несколько раз приходилось растаскивать, пока до смертоубийства не дошло. В общем, полный дурдом. Соседей я данью обложил. Теперь, вроде, и воевать с ними не за что. Они, как бы, под моей крышей. Блин, козлы трусливые! Хоть бы кто на поединок вызвал или за свободу свою сразиться решил. Не рыцари, а чмошники какие-то квелые.
Примечания
1
Имеется ввиду конец 15 века начало 16.