– Ну, я хотел ещё Убеева направить для подстраховки.
– Убеева?! – испугался я. – Железного Хромца?
– Ага.
– Да ведь он же полный придурок!
– Придурок, – с удовольствием подтвердил шеф. – И даже, пожалуй, хуже. Зато стреляет, как бог.
В том-то и проблема, что стреляет. Неужели Сулейман запамятовал, вследствие каких снайперских подвигов этого нервного калмыка с предыдущего места вышибли? Перед тем, как мы его подобрали? Зато я превосходно помню. Потому что сам копировал сведения о нём из личного досье начальника «Булата». Ну, того самого охранного агентства, где Убеев раньше инструктором по стрельбе был. Собственного информатора он сдуру шлёпнул. Две пули в голову, одна в сердце – всего за полсекунды. Потрясающе быстро и абсолютно надёжно. Высший класс!
Я своей головой дорожу. Сердцем тоже. Посему решил быть несгибаемо твёрдым:
– Нет, эфенди. Лучше буду вовсе без прикрытия, чем с таким отморозком. Да и в кого там ему стрелять? В «Римских любовниц»? В удавов?
– В удавов, – неожиданно поддакнул шеф. – В анаконд. «Скарапею», Паша, держат трансвеститы. Сам знаешь, какая у них репутация. Хуже только у людоедов Амазонии, да и то не у всех. – Он огладил двумя руками бороду, поднес к губам перстень, дохнул на него и потер камень о рукав. Отвел руку в сторону, любуясь результатом. Изумруд всё ещё мерцал. – Если тебя там поймают, запросто гадам скормить могут.
О какой-то там особенно людоедской репутации трансвеститов я услыхал впервые. Ходят, конечно, разные слухи: на иглу, дескать, могут насильно посадить или поиметь крайне извращенным способом. Но чтобы вот так, раз – и змеям на корм… «Ох, Паша, – смекнул я, заскучав, – похоже, ты круто влетел! Точно бабочка в сачок. Не успеешь крикнуть “караул”, как в коллекцию угодишь. Весь из себя засушенный и крылышки врастопырку. Может, послать Сулеймана с его делами куда подальше, пока не поздно?» Последний вопрос был, конечно, риторическим. Поздно стало уже тогда, когда шеф выплатил мне первую премию за первое конфиденциальное дельце, связанное, помнится, с… С тем-то и тем-то. О сгнившем языке одного болтливого сотрудника я, случайно, не упоминал? Ну, то-то!
– Всё равно, – упрямо сказал я. – Убееву не доверяю.
– Замолчи, несчастный! – взвизгнул неожиданно тонко Сулейман. – Я ему доверяю! Я, понятно?! Твою жизнь доверяю охранять, мальчишка! – Изо рта его летела горячая, будто кипяток, слюна вперемешку с дымом. Глаза выкатились. Ручищи со скрежетом заскребли по столешнице, ноги затопали. Он вскочил и начал расти. Одежда с треском рвалась.
Мне сделалось страшно. Вот оно, средневековье, запаниковал я, отшатываясь. Ка-ак перевернет сейчас Маймуныч кофейный столик, да ка-ак насадит меня на одну из ножек, будто на кол. А ножки-то остренькие, тонкие. Резные, гнутые. Скользким лаком покрытые. Пока я ещё состояния комбинатора достигну, чтобы с кола того соскочить, он же мне по самые миндалины влезть успеет. С вывертами. С загибом…
Исключительно с перепуга заорал и я, сопровождая речь однообразными, но выразительными жестами:
– Да вот где я видал такого телохранителя! Своей жизнью я как-нибудь сам распоряжусь! Сам, самостоятельно! Ясно вам, Сулейман Маймунович! И нечего меня авторитетом давить…
Ифрит вдруг захохотал и повалился в кресло.
– Ай, маладэц, Павлинчик! Ай, порадовал! Отважный какой, ничем не устрашить! Храбрец, да! Вот люблю тебя таким! На, скушай халву. Очень вкусная халва – из миндаля и кешью.
– Не хочу, – сердито проговорил я и тут же, вопреки сказанному, вонзил зубы в рассыпчатый кирпичик. – Чего мне делать в «Скарапее»?
* * *
Трудно не суметь сложить один и один. Думаю, все уже поняли, что дефицитным билетиком на «Патрицианские ночи» разодолжил нашу контору оборотень-китаец. Господин Мяо. У этого полулиса имелся очень шустрый племянник, до потери сознания обожающий клубную культуру. В Поднебесной модных клубов не густо, а если вспомнить, как строгие тамошние законы относятся к наркотикам и прочему дерьму, без которого нормального креативноного отдыха вообще не бывает… Короче говоря, этот самый лисий племянник, Сю Линь (кстати, никакой не цзин[2] – обычный хань[3]), сгоношив в компашку пару друзей, отправился путешествовать по миру. Искал, где можно трём горячим китайцам отвязаться на полную катушку. Далеко он не уехал. Завернул в самом начале круиза к дядюшке, наместнику Императрицынского Чайна-тауна, да так и остался. «Скарапея» наша поразила его сладким жалом пряменько в башку. А ведь там и раньше-то не всё нормально было. Почему? Скоро узнаете.
Но одних дэнс-эволюций на тамошнем танцполе вскоре сделалось ему маловато. Итогом недолгих раздумий Сю Линя стало решение приобрести долю в капитале понравившегося клуба. А что? Юаней дядька Мяо подкинет, а с теми из владельцев, кто недовольство выскажет, он сам расправится. Как-никак мастер кулачного боя. Абсолютный чемпион провинции Ляонин! Друзья из того же крепкого мяса сделаны. Любому русскому увальню бамбука мигом вставят – не успеет глазом моргнуть. Да хоть тридцати русским. Зря что ли с молочных зубов тренировались лбами кирпичи да черепицу сокрушать! (Вот вам и обещанное объяснение.)
Предварительные переговоры тянулись долго и были практически безрезультатными. Сегодня трансвеститы наконец-то дали добро на личную встречу с борзым кунфуистом, поставив ряд условий. Сю Линь должен прийти один. Территорией станут кулисы «Скарапеи». Время переговоров – ноль часов тридцать минут. Я бы от такого предложения отказался сразу. Ночной гадючник! Не удавят, так изнасилуют. Бесстрашный Линь – железный кулак согласился. Господин Мяо (наградили же родители имечком!), который о деловых похождениях родственника узнал лишь сегодня, отговаривать его не захотел. Почему? Пойми их, китайцев, да ещё оборотней. Вместо того чтобы провести ряд поучающих бесед с неумным Сю Линем, он поспешил к Маймунычу c просьбой направить в клуб наблюдателя. Способного в случае чего к решительным действиям по защите безбашенного племянничка от исчезновения в бездонных желудках Змеев Горынычей. Патрон мой долго ломался, а согласился нехотя, и только под влиянием магии больших чисел. Будет, будет Менелаю Платоновичу и «Феликсу» горячая работёнка завтра с утречка.
В роли своего агента Сулейман представил китайцам господина Убеева, отменного стрелка и клубного завсегдатая. Обо мне речи не было.
– В клуб Убеева не пустят гарантированно, – раскрывал шеф передо мной свой дьявольский план, – зато внимание он на себя отвлечет. Гарантированно же. Если за оборотнями сегодня была слежка, а значит, видели их визит к нам, Убеев станет приманкой-обманкой. Вот, дескать, кого откомандировал эль Бахлы. В случае если слежки не было, обманкой станет его узкоглазая, крайне подозрительная для трансвеститов физиономия. Вряд ли они, а в особенности их секьюрити сходу сумеют отличить калмыка от китайца. Но уж наган-то у него под мышкой засекут наверняка. Недурственно будет, если попытаются разоружить.
– Ох, бардак начнется… – сказал я мечтательно.
– Вот! А я о чём!.. – хлопнув ладонью по столу, воскликнул шеф. – Бардак-кавардак. Как говаривал, правда, по совсем другому поводу, покойный Саша: «Через час – бардак. Через два – бедлам. На рассвете храм разлетится в хлам».
Я знать не знал, о каком Саше идет речь, и причем здесь храм (по-видимому, разрушенный), но с вопросами не лез.
– В свою очередь ты, Павлуша, с развязным видом войдёшь в «Скарапею» и примешься отрываться под м-м-муа! – Сулейман поцеловал сжатые щепотью пальцы, – дивные телодвижения Римских стриптизёрш. Никакой скованности, да? Ни секунды отдыха от отдыха. Молодой вертопрах пришёл, чтобы достичь полного истощения кошелька, нервной системы и физических сил. Это должно быть понятно всем. С первого взгляда. Когда появится Сю Линь, осторожненько проследишь за ним. Все, что увидишь и услышишь, расскажешь мне. Лично мне. Только мне. Потом сразу забудешь. А я уж сам распоряжусь информацией. Усёк, да?
– Да, шеф, – покорно сказал я. – Слушаю и повинуюсь.
Я уже безудержно грезил об итальянском стриптизе.
Глава вторая
ЗМЕЕЛОВ
Откуда-то издалека, дерзко выделяясь из шумов вечернего города, накатывал утробный рёв могучего мотоцикла. Судя по сбивчивости, с которой рокотал шестицилиндровый механизм, зажигание было отрегулировано скверно. Стало быть, скоро сюда пожалует Железный Хромец Убеев. Отрабатывать те кумыс и баранину, которыми его досыта поит-кормит премногощедрый наш и дальновидный Сулейман.
– Прошу входит-ть, – с прибалтийским акцентом пригласил меня дежурно-улыбчивый гигант швейцар, раздирая мой билет надвое. Меньший обрывок глянцевой полоски он оставил для себя, другой вернул мне. Перфорации швейцар не признавал, посему одна из «Римских любовниц», изображённых на билете в самом соблазнительном ракурсе, лишилась части стройной ножки. Другая – перьев с пышного головного убора, служившего ей единственной одеждой.
Варвар, подумал я.
– Впер-рвые у насс? – Он кивнул стоящему внутри, за прозрачными створками напарнику, и тот нажал клавишу, отворяющую дверь.
«Да тебе-то, болвану, какое дело», – подумал я, старательно придерживаясь роли избалованного типа, но всё-таки рассеянно улыбнулся, соглашаясь с его предположением. Снисходить до разговора с какой-то там обслугой было мне сейчас не по чину.
– О! Посстравляю. Вам предстоитт несабываемый вечер.
Я лениво шевельнул рукой, суя ему десятку.
– Нетт, нетт! Нам этто не положено, – воспротивился он.
Я пожал плечиком «как знаешь» и разжал пальцы. Банкнота порхнула, однако до чёрного мрамора ступеней не долетела, исчезнув по пути непостижимым образом. Швейцар привычно поправил бархатный камзол. В одну из его многочисленных складок, надо полагать, и упорхнул презентованный мною общеевропейский червончик.
Убеев тем временем успел въехать на стоянку и спешиться. Его шикарный кожаный макинтош длиной до каблуков ортопедических сапог хлопал на ветру, точно плащ истребителя вампиров Блэйда. Его густой «конский хвост» на макушке, подобный самурайскому, и самурайские же бакенбарды в форме острых вороновых крыл были черней лака его неописуемого «Харлея» 1962-го года. Его непроницаемые солнцезащитные очки надёжно поглощали буйствующие переливы света, низвергающиеся со щита над входом в «Скарапею». Его высокие скулы…
Швейцару тоже предстоял незабываемый вечер.
Только он об этом ещё не догадывался.
Дверь за мной с шелестом закрылась.
* * *
Вопреки приказу Сулеймана быть развязным парнем, чувствовал я себя, признаюсь, хреновато. Тревожно мне было с непривычки, да и попросту страшно. Одно дело подглядывать за неверными супругами, и совершенно другое – заниматься разведдеятельностью на территории, принадлежащей организации. Обилие агрессивной музыки, возбужденных незнакомых людей, неожиданные световые эффекты и шныряющие за чересчур хлипкими стеклянными стенками террариумов рептилии – всё это также не самым благотворным образом действовало на мою утонченную психику. Говоря откровенно, я впервые попал в подобное место. Деревенские дискотеки школьных лет вряд ли могут считаться достойной подготовкой к сегодняшней вылазке. А после возвращения в Императрицын я ни разу не удосужился выбраться в какой-нибудь клуб.
Вот Убеев – тот мигом оказался бы в своей тарелке. Он обожает модные развлечения. Его мало волнует, что ему за пятьдесят, что телом он заморыш и далеко не красавец лицом, что у него перемежающаяся хромота и склочный характер. Он пляшет как одержимый, манерно курит и выпивает, способен сколь угодно долго говорить на любую предложенную тему. Он чемпион по скоростному съёму девушек, которые не возражают, чтобы их снимали пятидесятилетние колченогие калмыки с неуравновешенной нервной организацией, а при случае он всегда готов подраться.
«Как-то там проходит у него общение со швейцаром?» – подумал я, стоя среди бурления клубной жизни и робко озираясь.
Так бы мне, наверно, и изображать из себя провинциала, заброшенного каким-то изощренным садистом в богемный салон и совершенно раздавленного его роскошью, кабы не внезапная помощь. Меня схватили под локотки горячие узкие ладошки, я услышал: «Ага, попался!» и в ту же секунду был расцелован в щеки славными девушками – Ладой и Лелей.
– Ты чего такой понурый? – тормоша, спросила меня Леля. – Идём, вон наш столик. Как раз одно место свободно.
– А где твой пёсик? – это уже Лада.
– На проктоскопии, – вяловато отшутился я.
– Бедняга! – немедленно пожалела Жерарчика Леля, а Лада, делая большие глаза, ужаснулась:
– Какое страшное название! Это, наверно, жутко болезненная штука?
– Не то слово, – сказал я, помаленьку оживая. – Представьте, глубоко-глубоко в задний проход вставляется блестящий металлический рожок…
– Прекрати! – в голос закричали девушки.
Поневоле рассмеявшись, я спросил:
– Ну а вы здесь поохотиться или так, развеяться?
– Я ж тебе говорила, он всё просёк, – победно сказала сестренке Лада. – Парень, который носит на руках настоящего беса и без боязни, несмотря даже на глистов, целует его в морду, на раз отличит мелисс[4] от примитивных нимфеток. Нет, не охотиться, – сказала она уже мне. – Могу просветить: то, чем всякий уважающий себя мужчина просто-таки обязан поделиться с матерью-сырой землей, уже месяц, как не требуется. Обряды плодородия производятся в апреле – начале мая.
– Так что до будущего года можешь нас не опасаться, – смеясь, подхватила Леля.
– И вообще, слухи о какой-то опасности, чуть ли не кровожадности Макошевых отроковиц сильно преувеличены, – сказала Лада, нарочито грустя.
– На самом деле мы кроткие и нежные, – потупившись, сказала Леля.
– В большинстве случаев, – дополнила её сестра.
«До чего самоуверенные барышни, – думал я восторженно, слушая их щебет. – Они, похоже, и вправду верят, что способны напугать. Я уже люблю этих девочек!»
– Это что же получается? – шутливо хмурясь, спросил я. – Вы нас с Жераром на сообразительность испытывали?
– Ах, вот как, значит, его зовут, – вместо ответа сказала Леля. – Ну а тебя?
Пришлось признаться, что меня зовут Полем, но можно и Павлом; что да, француз, хоть и очень мало. Что здесь – скорей по делу, но встрече с ними по-настоящему рад, так как совсем растерялся и не знаю, куда приткнуться. А также, что нужен мне вообще-то VIP-зал, да только где же он, чёрт возьми?
Я показал им билет.
– Странно, – сказала Лада.
Сначала я различал их в основном по прическам – до того они были похожи, почти как близняшки. Лада обладала роскошной косой в пояс, Леля – двумя, заплетёнными по бокам головы в забавные толстенькие рожки с хохолками на концах. Но постепенно понял, что они очень разные. Командовала в тандеме Лада, однако её младшая сестра нравилась мне гораздо сильнее.
– Тебя должны были с этой красивой бумажкой до места проводить. Ты что, не дал на чай швейцару?
– Этому бархатному викингу? Дал.
– А тому, что внутри? Седому, в золотых очочках.
– И бородка клинышком?
– И бородка клинышком.
– Бли-ин, – протянул я. – То-то он всё мне кланялся, каналья. Слушайте, так неудобно было, всё-таки пожилой человек. Я и удрал от него поскорее. Ну да ладно. Начхать. Зато вас встретил. А это, между прочим, дорогого стоит. Давайте выпьем за знакомство.
Мы выпили за знакомство по какому-то сладкому и не сильно крепкому коктейлю, сложно пахнущему земляникой, малиной и травами. Потом немного потанцевали, потом, хоть и без того были на «ты», выпили на брудершафт и с удовольствием расцеловались – уже в губы. Мне совсем расхотелось присматривать за каким-то там дураком-китаёзой, которого неведомо где носит, а захотелось мне и дальше выпивать, танцевать и целоваться… но тут-то вся малина-земляника кончилась. Потому что, совсем как тот нечистый из пословицы, которого только вспомни – мигом является, явился и мой подопечный Сю Линь. Модный до безобразия. Был он в узкой красной рубахе, узких серебристых штанах и с коротким жёлтым «ирокезом» на макушке. В руке у него был сложенный веер, а в зубах чёрная сигарета. Он тут же принялся выламываться под музыку, и делал это классно, ничего не скажешь, а я посмотрел на часы. Близилась полночь.