– Вы получаете зарплату и обязаны ее отрабатывать!
Меня все время подмывает спросить: «Вы что, считаете такой оклад деньгами?»
– Лампуша, – всунулся в комнату Кирюшка, – где взяла торт?
Я пошла с мальчиком на кухню и обнаружила на столе изобилие: гамбургеры, чизбургеры, коробки с чиккен макнаггетс, упаковки с соусами и пирожками. Еще там лежали две фирменные футболки и стояла коробка с тортом.
– Клево, – взвизгивала Лизавета, кромсая бисквит, – со взбитыми сливками, обожаю!
– Почему на нем написано «С днем рождения»? – не успокаивался Кирюшка.
Я вздохнула. Испуганная Елена Сергеевна насовала в пакеты все, что нашлось в ресторане.
– А это что? – поинтересовалась Лиза, вертя в руках книжечку.
– Дай сюда, – велел Кирюшка. Он вырвал у девочки из рук непонятный предмет и взвизгнул: – Ой, елки! Лизка! Глянь! Бесплатные обеды в «Макдоналдсе»! Да их тут много!
– Где взяла? – сурово повернулась ко мне Лиза.
Рассказывать им правду совершенно не хотелось.
– Я случайно услышала по «Русскому радио», что в «Макдоналдсе» проводится лотерея, поехала и выиграла главный приз.
– Ну круто! – восхищались дети. – Ты теперь можешь год бесплатно есть гамбургеры.
Перспектива целых двенадцать месяцев питаться булками с котлетами выглядела столь угнетающе, что я мигом сказала:
– Это вам!
Буря восторгов бушевала почти десять минут. Потом, успокоившись, Лизочка с жалостью сказала:
– Нам столько не съесть, а на завтра все таким невкусным станет!
– Позовите друзей, – предложила я.
– Верно, – вскинулся Кирюшка и схватил телефон.
– Дай сюда! – приказала Лиза.
– Индейское жилище фиг вам! – ответил Кирка.
– Урод!
– Жиртрестка!
Посмотрев, как они ругаются, выхватывая друг у друга из рук трубку, я пошла в спальню и по дороге увидела, что моя куртка свалилась с вешалки на пол и в ней преспокойненько свила гнездо Муля.
– Просто безобразие, – разозлилась я, вытряхивая мопсиху на пол, – ты хоть понимаешь, что линяешь, а куртка темно-синяя.
Рукава, спина и грудь были покрыты большим количеством мелких жестких светлых волосков. Не желая походить на огромного мопса, я оттащила куртку в ванную и принялась энергично встряхивать ее над рукомойником. Раздался глухой шлепок. На кафельной плитке лежала барсетка Эдика.
ГЛАВА 3
Я уставилась во все глаза на шикарную вещичку, сделанную фирмой «Петрек». Ну надо же, сунула сумочку к себе в карман, а потом забыла. Надеюсь, там нет ничего важного.
Я быстро расстегнула барсетку. Из груди невольно вырвался возглас. Ну ничего себе! Одно из отделеньиц было забито деньгами. Закрыв ванную комнату на щеколду, я вывалила на стиральную машину содержимое сумочки. Так. Десять зеленых банкнот по сто долларов, три тысячи российских рублей, упаковка аспирина, расческа, носовой платок и плоский, крохотный телефон, который я сначала приняла за игрушечный, уж больно кукольно выглядел «Эриксон».
Но не успела я взять в руки аппаратик, как на панели заморгала зеленая лампочка. Звука не было, очевидно, Эдик включил режим отключения звонка. Плохо соображая, что делаю, я откинула крышечку и, ткнув пальцем в кнопку с надписью «йес», поднесла телефончик к уху.
– Ну дорогой, – раздался в трубке капризный голосок, – где же ты шляешься, а? Звоню, звоню, не откликаешься? Да что ты молчишь, опять напился, да?
– Простите, – тихо сказала я, – вам нужен Эдуард Малевич?
– Интересное дело, – взвизгнула собеседница, – кто вы такая и почему отвечаете по его телефону?
Значит, милиция ничего не сообщила жене о смерти мужа. В первую секунду мне захотелось разъединиться, но надо же отдать деньги! Документов в сумочке нет… узнать адрес будет трудно, делать нечего, придется взять на себя роль вестницы несчастья. Вспомнив некстати, что в древние времена цари убивали гонцов, принесших дурные известия, я робко ответила:
– С Эдуардом случилась небольшая неприятность, он не может сам ответить, но у меня в руках его барсетка, тут полно денег, скажите адрес, сейчас привезу.
– Все ясно, – констатировала дама, – опять налакался и в вытрезвитель угодил. Валяйте приезжайте. Улица Речная, дом девять, квартира семнадцать. Это…
– Спасибо, я хорошо знаю это место.
В ухо понеслись короткие гудки. Я вышла из ванной и обнаружила в прихожей на коврике целую кучу ботинок и сапог. Из кухни раздались взрывы хохота, Кирюшка и Лизавета собрали друзей.
Решив ничего не говорить детям, я осторожно вытащила из шкафа беличью шубку и новые сапоги на меху. Немного не по погоде, но Эдик, судя по всему, богатый человек, а его супруга, если вспомнить капризный голосок, та еще фря. Нет уж, лучше я вспотею в шубе…
Дети громко хохотали. Очевидно, они добрались до торта. Я аккуратно прикрыла за собой дверь. Речная улица в двух шагах отсюда, первый поворот направо у светофора, можно не садиться в машину, а пробежаться на своих двоих…
Девятый дом ничем не отличался от своих собратьев, такая же блочная башня, а в подъезде не нашлось ни лифтера, ни охранника. Значит, Эдик не такой крутой, каким хотел казаться, или он разбогател недавно. Насколько я знаю, достигнув определенного финансового благополучия, люди первым делом приобретают престижное жилье, здесь же не было даже домофона.
Зато женщина, распахнувшая дверь, выглядела сногсшибательно. Высокая блондинка с осиной талией и большой грудью, обтянутой ярко-красным свитером. Он заканчивался прямо под аппетитным бюстом, потом виднелась полоска голой кожи, пупок с золотым колечком, еще ниже начинались узенькие черные брючки, обрывавшиеся в десяти сантиметрах выше щиколотки.
– Давайте, – бесцеремонно велела она и протянула руку.
Я оглядела ее ярко накрашенное лицо, белые волосы с просвечивающей у корней чернотой и отдала барсетку. Жена Малевича открыла сумочку, присвистнула и сказала:
– Надеюсь, здесь вся сумма. Имейте в виду, я отлично знаю, сколько у Эдьки было баксов с собой.
Я прищурилась и довольно зло ответила:
– Если бы я хотела вас обворовать, то утащила бы все разом!
– Ну ладно, не лезь в бутылку, – миролюбиво ответила девица.
Она казалась очень молодой, лет двадцати, не больше. Густая тушь, черные брови, огненные щеки и кровавые губы не скрывали ее возраст. Порывшись пальцами с отвратительно длинными ногтями в отделении, набитом деньгами, девчонка выудила сторублевую бумажку и царским жестом протянула ее мне:
– Это за услуги, надеюсь, хватит.
Черная волна злобы поднялась из желудка и заполнила мою голову.
– Детка, – процедила я сквозь зубы, – ты бы хоть поинтересовалась, что с Эдуардом!
– Подумаешь, – фыркнула любящая женушка, – эка невидаль! Опять надрался и в вытрезвитель попал, еще хорошо, что не в ментовку!
– Нет, – медленно ответила я, – он, как ты выражаешься, в ментовке!
Девчонка подпрыгнула:
– Ну блин! В каком отделении? Это же опять надо туда бабки тащить!
Понимая, что иного выхода нет, я брякнула:
– Нет, деньгами тут не поможешь, дело очень серьезное.
– Под уголовную статью попал! – всплеснула руками супруга. – Знаем, проходили! Неделю тому назад он долбанул одного мента кулаком по зубам! Ну вы не поверите, сколько содрали! До сих пор вздрагиваю!
– Эдик мертв, – тихо сказала я.
– Как? – отшатнулась девчонка. – Что вы имеете в виду?
– Его убили сегодня в ресторане «Макдоналдс», странно, что никто из милиции не сообщил вам о случившемся.
– Ничего не понимаю, – трясла головой госпожа Малевич, – просто ничегошеньки. Вы имеете в виду, что он напился в ресторане, как труп?
– Нет, – жестко ответила я, – он на самом деле труп.
– Ой! – взвизгнула девица, закатила глаза и рухнула на пол.
Я захлопнула дверь и побежала искать кухню. Квартира была маленькой, неудобной, с узким крохотным коридором и пятиметровым пищеблоком. Оборудован он оказался старенькой мебелью, затрапезным холодильничком «Минск» и электроплитой российского производства.
Не найдя никаких лекарств, я набрала в чашку холодной воды и брызнула на лицо госпожи Малевич, но та не подавала признаков жизни. Слегка испугавшись, я намочила полотенце и стала тереть щеки и лоб девчонки. Светло-зеленая махровая ткань стала разноцветной, боевая раскраска смылась, из-под нее появилось бледненькое личико, слегка простоватое, но милое, с пухлыми губками, которым совершенно не нужна помада.
– Не надо, – прошептала госпожа Малевич, пытаясь сесть, – перестаньте возить по моему лицу тряпкой.
Спустя десять минут мы сидели на крохотной кухоньке, опершись локтями о стол, мадам Малевич причитала:
– Боже! Что теперь со мной будет! Катастрофа! Квартира оплачена только до декабря, денег никаких нет!
– Там в барсетке тысяча долларов и еще рублями много, – тихо сказала я.
– Ерунда, – ныла девчонка, – еле-еле хватит на месяц кое-как перебиться. А потом мне куда? На улицу, да? Чем платить за жилплощадь? На что одеваться! Ну, Эдик, ну, свинья!
Я с искренним удивлением смотрела на девчонку. Говорят, что каждый народ заслуживает своего вождя, а всякий муж получает ту жену, которой достоин. Интересно, за какие грехи наградил Эдика бог этим чудовищем.
– Вы бы хоть позвонили в милицию, – вырвалось у меня, – сейчас телефон дам!
– Зачем? – взвизгнула девчонка. – Терпеть не могу ментов!
– Они все равно к вам придут!
– Зачем? – тупо спросила девица.
– Ну как же? Обязательно.
– Да зачем?
Я растерялась.
– Показания снять, и потом, вы же его хоронить будете?
– Это еще зачем?
Тут я совсем онемела.
– И не подумаю даже, – неслась дальше девчонка. – Похороны! Еще скажите про поминки! Знаю, знаю, сколько денег выбросить надо! У нас, когда дед перекинулся, мать-дура всю сберкнижку на идиотство растратила, мигом по ветру пустила все, что долго собирали: гроб дорогущий зачем-то заказала, оркестр, водка ящиками! Лучше бы о живых подумала. Этот-то все равно уже помер!
Я лишь хлопала глазами. С подобными экземплярами мне еще не приходилось сталкиваться. Неудивительно, что несчастный Эдька пил горькую. Странно, что не употреблял наркотики, живя возле этой гарпии.
Не замечая произведенного впечатления, девица вопила дальше:
– И вообще, почему я? Пусть его Гема закапывает, ей больше моего досталось!
Странное имя Гема резануло мне слух, и в мозгу забрезжил лучик света.
– Погоди, ты не его жена?
– Нет, конечно, – фыркнула девица.
– Почему же тогда велела сюда приехать с барсеткой?
– Потому что этот козел здесь последнее время жил, – в сердцах воскликнула девчонка. – Обещал, блин, алмазные горы. «Погоди, душечка, на золоте кушать станешь». Как же! Умер и оставил меня нищей! Между прочим, с работы из-за него уволилась! Вот уж повезло так повезло!
– Тебя как зовут?
– Лена, – ответила девица и вытащила пачку «Парламента».
– Значит, барсетку следовало отдать не тебе!
– Еще чего, – взвизгнула Лена, – он тут все время проводил. Доллары мои!
– Телефон его жены знаешь?
– Гемы? Естественно!
– Давай.
– Зачем?
– Давай, говорю, а то и впрямь сейчас сюда милицию вызову. Вот весело будет! Ты по закону Малевичу никто, живо кошелек покойного отнимут!
Лена сжала губы, потом процедила:
– Возле телефона, на бумажке написан, любуйтесь.
Я потыкала пальцем в кнопки, услыхала тихое, словно шорох осенней листвы, «алло» и уточнила:
– Простите, я говорю с госпожой Малевич?
– Да, – донеслось издалека.
– Меня зовут Евлампия Романова, мы учились вместе с Эдиком в консерватории, алло, вы слышите?
В мембране раздался шорох, треск.
– Алло, – повторила я, – Гема, вы на проводе?
– Да, – донеслось сквозь пустоту, – да.
– Вы знаете, что случилось сегодня?
– Да, мне звонили из милиции.
– С вами кто-то есть?
– Нет.
– Может, подъехать?
– Да, – с жаром воскликнула женщина, – да, пожалуйста, очень страшно одной, умоляю, если возможно, прошу…
– Давайте адрес.
– Софроньевский переулок, дом восемнадцать.
– Это где?
– В двух шагах от метро «Проспект Мира».
Я глянула на часы. Ровно шесть. Лена, совершенно спокойная, курила «Парламент».
– Давай барсетку, – велела я.
– А ху-ху не хо-хо? – заржала девица и добавила: – Вали отсюда, пока цела! В милицию она позвонит! Как бы не так. Это я сейчас сообщу в отделение, что ко мне ворвалась ненормальная!
Поняв, что с хамкой бесполезно спорить, я вышла на лестницу. Судя по короткому разговору, Гема совсем другой человек. Представляю, как жутко сейчас бедной женщине. Конечно, мы с ней незнакомы, но с Малевичем нас связывают годы совместной учебы, короткий роман и взаимная симпатия, сохранившаяся, несмотря на то, что мы очень давно не встречались. На улице совсем стемнело, и стоял жуткий холод. Впечатление было такое, будто на дворе Крещенье, а не самое начало ноября. Машины ехали медленно. Я задумчиво пошла в сторону дома. Похоже, на дороге жуткий гололед, наверное, лучше оставить «копейку» спокойно стоять в гараже. Я не слишком опытный водитель и в такую погоду не стану рисковать. Тем более что наш дом стоит у метро, а Гема живет рядом со станцией «Проспект Мира».
ГЛАВА 4
Вход охранял вежливый, но суровый секьюрити, пол и лестница в подъезде были из мрамора, в огромном лифте сверкало зеркало и пахло хорошими духами. Одним словом, сразу становилось понятно: тут обитают не хронические алкоголики с бомжами, а люди, добившиеся успеха в жизни.
Гема оказалась полной противоположностью яркой Лене. Невысокого роста, с идеально уложенными волосами, какими-то блеклыми, словно застиранными глазами, с бледным лицом и бескровными губами. Я сама не дотянула ростом до метра шестидесяти, а весом до пятидесяти килограммов, но рядом с Гемой выглядела словно тучный боров. Жена Эдика была совсем бестелесной, я впервые видела даму с размером бюста меньше моего. При этом учтите, что лифчик 75А мне катастрофически велик, а для того, чтобы не бежать домой, в обход вечно запертых ворот, я запросто протискиваюсь между прутьями.
– Здравствуйте, – прошелестела Гема, – раздевайтесь, хотите кофе?
– Лучше чай, – ответила я, вешая шубку в большой шкаф с зеркальной дверцей.
Гема молча стояла, свесив тонкие руки вдоль тела.
– Ну долго еще ждать? Чайник вскипел, – раздался из глубины квартиры бархатистый голос Эдика, – валите сюда!
От неожиданности я выронила шубу. Спина мигом покрылась липким потом. Малевич жив? Рана оказалась не смертельной?
– Ну, девочки, – надрывался голос, – давайте, водка стынет, картошечка, селедочка, кар-кар-кар…
Эдик закаркал. Я перевела глаза на Гему и растерянно спросила:
– Это кто?
Женщина тяжело вздохнула:
– Ужасно, правда?
– Эдик жив?!!
Гема, не говоря ни слова, распахнула дверь в кухню. Оттуда вышел, именно вышел, а не вылетел, большой попугай. Весьма непрезентабельного вида: серый, словно заяц летом, и какой-то взъерошенный.
– Это Арчи, – пояснила Гема, – он удивительный имитатор и страшно умный. Иногда мне кажется, что он на самом деле не птица, а заколдованный ребенок, даже подросток.
Словно услыхав эти слова, Арчи разинул клюв и издал мяуканье, до отвращения натуральное, потом свесил голову набок и спросил:
– Ты кто?
От неожиданности я ответила:
– Лампа.
Арчи свистнул и ушел.
– Ужасно, правда? – повторила Гема, а потом поинтересовалась: – А откуда вы узнали про смерть Эдика?
Я вздохнула и предложила:
– Может, сядем где-нибудь?
– Да, конечно, – засуетилась она. – Простите, у меня сегодня мозги не работают. Проходите сюда.
Мы вошли в огромную кухню-столовую, хозяйка села на диван, потом вскочила, налила мне чай… Ее движения были суетливы, а руки плохо слушались. Сначала Гема уронила ложку, потом просыпала сахар, неловко оторвала ниточку от пакетика. Но внешне она держалась молодцом, не плакала, хотя иногда ее голос предательски срывался.
Я потыкала в пакетик «Липтона» ложечкой и рассказала о посещении «Макдоналдса».
– Как вы думаете, – прошептала вдова, – он не мучился, не страдал?
Я вспомнила выпученные глаза трупа, искаженное гримасой лицо и быстро ответила: