– Ладно, не волнуйтесь, – Таня дала задний ход. – Никто не пострадает. Ни работа, ни рыбки.
Хотя рыбки, наверное, все же страдали. Только не могли об этом никому сказать. Работы в последние дни у Татьяны было столько, что золотистым красавицам приходилось голодать. В последний раз она выбиралась в особняк пять дней назад. Вбухнула рыбам полбанки сухого корма, полчасика повалялась в шезлонге – и помчалась обратно, в Москву: назавтра с раннего утра предстояли переговоры…
– В общем, диспозиция такая, – рассказывала Таня своему отчиму Валерию Петровичу. – Это закрытый поселок на берегу водохранилища. Въезд по пропускам, охрана с ружьями, и собак – целое стадо.
– Стая, – машинально поправил Валера.
– Именно стадо! – не согласилась Татьяна и пояснила: – Потому что они очень добрые. Гавкают, а сами хвостами виляют… Ну, вот. Домик, по местным меркам, маленький: триста квадратов. Но все удобства, конечно, есть. И душ с сортиром, и стиралка, и посудомоечная машина. А, еще джакузи имеется, – она окинула Валеру оценивающим взглядом, – только ты туда, пожалуй, не поместишься…
– Далеко это от Москвы? – с интересом спросил Валера.
– Два шага. То есть километров двадцать. За полчаса домчимся, если пробок не будет.
– Приемлемо, – кивнул Валера. – А когда твой начальник возвращается?
– Не скоро. Он отпуск сразу за два года взял.
– Как там с питанием?
Даже в таких, прямо скажем, экстремальных условиях Валерий Петрович умудрился подумать о пропитании.
– С голоду не помрешь, – заверила его Таня. – Правда, в самом поселке есть только палаточка, но там и кофе, и хлеб, и фрукты – в общем, на первое время хватит. А основную еду я тебе из города привезу. По списку или по своему усмотрению.
– Но телефона, конечно, нет, – констатировал Валера.
– Обижаешь! – фыркнула Таня. – Полно там телефонов – по аппарату в каждой комнате. Шеф специально так сделал: сидит в зимнем саду или у камина и названивает нам в агентство, демонстрирует полный контроль.
– Да, роскошное лежбище. – Валера поднялся с лавочки. – Поехали.
* * *
Таня очень боялась, что когда отчим разместится в особняке, то вежливо отошлет ее прочь: езжай, мол, Танюшка, продолжай свое совещание – не буду тебе мешать. Но уезжать не хотелось, и она таскала Валеру по всем комнатам. Заставляла его любоваться видом на водохранилище, где на рейде дремали яхты. Водила в зимний сад и просила «проверить на прочность» плетеное кресло. Показывала, как включать водонагреватель.
Однако Валера конца экскурсии не дождался.
– Спасибо, Танюшка, хватит. Я сам во всем разберусь. А к тебе у меня есть еще одно поручение.
Танино сердце радостно трепыхнулось. Она успела подумать: «Во, как интересно! Когда на работе мне генеральный что-то поручает – я злюсь, хотя мне там и зарплату платят. А когда Валера о чем-то просит, наоборот, радуюсь…»
Отчим словно прочитал ее мысли, сказал:
– Кстати, напрасно радуешься.
И не удержался, добавил:
– По-моему, ты просто не понимаешь, насколько все это серьезно.
– Да понимаю я! – Таня постаралась, чтобы голос звучал максимально сосредоточенно. Но, видно, у нее не получилось. Потому что отчим продолжил:
– И, пока ты со мной, рискуешь не меньше, чем я.
– Ладно, Валерочка, не хмурься, – утешила его падчерица. – Мы им всем козью морду сделаем!
– Знаешь, Таня, – строго сказал экс-полковник. – Иногда мне кажется, что у тебя задержка…
Танино лицо вытянулось. А отчим закончил:
– …Задержка в эмоциональном развитии. Ведешь себя как малый ребенок.
– Уж лучше как ребенок, чем как толстая клуша! – фыркнула Таня. – Ну, ладно. Говори, что у тебя за поручение.
– Найди мне Пашу Синичкина, – попросил тот. – И объясни ему, как сюда добираться. Пусть срочно приезжает.
– Может, просто позвонить ему? – предложила она.
– Нет. Я тебя прошу: никаких разговоров по телефону. Звоним друг другу, только если надо срочно договориться. И только из телефона-автомата. И говорим не больше тридцати секунд.
Таня нахмурилась:
– А ты не перестраховываешься? Неужели у них действительно такие неограниченные возможности?
– Надеюсь, что нет, – вздохнул Валера. – Но все равно: говорить о деле лучше лично. И Павлу скажи: по пути сюда пусть на всякий случай проверяется.
– Все сделаю, Валерочка, – заверила его Таня. – Все, как ты сказал.
– А сама сюда не показывайся, – приказал Валера. – Продукты мне будет Синичкин привозить.
– Да мне и самой некогда по всяким дачам разъезжать, – лицемерно заявила Таня.
Но возмущенно при этом подумала: «Ишь, чего захотел! Пашке он все расскажет, а я ни при чем?! Нет уж, Валерочка! Ты меня за простушку-то не держи!»
* * *
Таня Садовникова обожала Пашу Синичкина – бывшего опера, а ныне – частного детектива. Как было не любить высокого, мускулистого красавца – острого на язык и бесстрашного. Когда-то, лет пятнадцать назад, Пашка оказался любимым учеником Валерия Петровича. С тех пор он был ему чрезвычайно предан. А после нескольких дел, совместно раскрученных им с Татьяной, Паша стал предан и ей.
Имелся, правда, у Синичкина и недостаток. Единственный, но важный: недостаток извилин. Но, надо отдать ему должное, Павел никогда не корчил из себя Ниро Вульфа. Охотно соглашался на роль Арчи Гудвина.
Он лихо гонял на своей «девятке», указания выполнял четко и без самодеятельности. Большего от него никто не требовал.
«А уж если у Павла будет такой мозговой центр, как Валерочка (ну, и я, конечно), мы их всех разорвем. В клочья», – самонадеянно думала Татьяна.
Она быстро и уверенно ехала по Ленинградскому шоссе, направляясь к Паше.
Синичкин проживал в самом что ни на есть центре – на Большой Дмитровке. Когда-то его квартира представляла собой ужасную, неухоженную коммуналку. Народу там было прописано, правда, меньше, чем в Вороньей слободке, но имелись, по законам жанра, и пьющий сосед, и вздорная соседка. Конечно, постоянно полыхали скандалы – как обычно, из-за всякой дряни: непотушенной лампочки в туалете или поздних возвращений с громким топотом по коридору.
Если бы Павел остался служить в «ментуре» – то, наверное, так и жил бы в своей Вороньей слободке до самой пенсии. Но работа частным детективом («Особенно с такими клиентами, как я», – важно думала Таня) плюс режим жесткой экономии (зачем такому красавцу дорогие костюмы – он и в потертых джинсах выглядит прекрасно) позволили Паше свою коммуналку расселить. Пьяница и вздорная соседка отправились в отдельные квартирешки на московских окраинах, а Синичкин пару лет промучился с капитальным ремонтом и теперь проживал на Большой Дмитровке настоящим «принцем на выданье». Сто квадратов личной жилплощади, свеженький паркет, шелковые обои в спальне и зеркальный потолок в ванной.
Таня позвонила Синичкину из автомата на «Маяковской». Выдала заранее заготовленный текст:
– Надо срочно увидеться. Я сейчас приеду.
Павел коротко бросил:
– Жду.
В глубине квартиры Тане почудился женский хохоток.
«Наверняка сейчас нарвусь на какую-нибудь Пашину цыпочку», – с неудовольствием подумала она. Хотя что ей, собственно, злиться? Синичкин в свой законный выходной расслабляется с курочками. Подумаешь! Она-то на него какое имеет право?
Но все равно, когда Павел открыл дверь и Таня поняла, что он один, сердце радостно трепыхнулось.
Синичкин, увидев ее на пороге, просиял. Заулыбался, сжал в стальных объятиях:
– Ой, Татьяна, какими судьбами!
Она с удовольствием чмокнула Пашу в свежевыбритую, пахнущую хорошим лосьоном щеку. Улыбнулась:
– Ну, распугала я твоих девиц?
– Какие девицы? Один как перст! – фальшиво вздохнул Павел.
Но по легкому запаху духов в гостиной Таня определила: Пашина подружка ушла только что. Впрочем, еще раз: какое ей-то дело до его девиц?!
Она с удовольствием выпила кофе «а-ля Синичкин» – крепчайший напиток с большим количеством сахара. И, только сделав последний глоток, объявила:
– Похоже, Паш, у меня для тебя есть работа.
– Слушаю внимательно.
– Работа бесплатная. Но зато очень срочная. И очень опасная.
* * *
Когда выехали на Ленинградку, Таня сказала:
– Пашенька, скажи Валере, пожалуйста, что твоя машина сломалась. И ты попросил, чтобы я тебя до его дачи подвезла.
Синичкин нахмурился:
– Он запретил тебе приезжать?
«Когда не надо, Паша соображает мгновенно», – с неудовольствием подумала Таня.
– Да нет, не в этом дело, – сыграла она (кажется, убедительно). – Просто ему не хотелось, чтоб я моталась туда-сюда.
Синичкин недовольно покачал головой.
– Подставляешь ты меня, Татьяна.
– Наоборот, помогаю, – со всей возможной искренностью проговорила она. – Как бы ты без меня этот Валерочкин коттедж нашел? Там, когда с шоссе съедешь, очень сложно, сплошные развилки…
Павел снова нахмурился. Но машина уже летела в районе Водного стадиона – и что ему оставалось делать? Выспрашивать у Татьяны дорогу, потом отправлять ее назад, а самому голосовать – ловить частника на залитом солнцем проспекте? И Павел только махнул рукой.
– И еще я тебя попрошу, – сказала Таня, переходя на пятую передачу. – Посматривай, пожалуйста, не едет ли за нами кто.
Павел пробормотал:
– Ну, ты артистка…
Однако все ж таки высунул руку в открытое окно и стал подстраивать под себя правое зеркальце заднего вида.
* * *
– Где она?
– Ее мы пока не нашли.
Дача наверняка напичкана микрофонами. И хотя генерал был уверен: ни у кого в отношении его нет никаких подозрений, все равно предпочитал не рисковать. Вдруг его решили послушать для профилактики – как время от времени слушали всех.
Поэтому они с Кобылиным прогуливались по асфальтовой дорожке, прихотливо извивающейся на территории участка среди самого натурального леса. Только трехметровый зеленый забор метрах в двадцати от них (да асфальт под ногами) напоминали о том, что они находятся на облагороженной дачной территории.
– Вы ее ищете?
– Конечно.
– Плохо ищете.
– Делаем все, что можем.
– Нет, не все.
Генерал остановился – его собеседник тоже.
Генерал повернулся к нему – Кобылин покорно стоял, глядя в сторону.
«Шваль, – мелькнула гадливая мысль. – Впрочем… Разве у меня есть выбор?»
Он схватил собеседника за отвороты рубашки. Приблизил свое лицо к нему. Прошипел:
– Нет, ты не все делаешь, Кобылин. Не все! Знаешь, чем это для тебя кончится? Знаешь?!
Он постепенно начинал говорить все громче, распаляясь от собственной власти и безнаказанности.
– Ты у меня на нары пойдешь, Кобылин, понял?! На нары! Ты, кажется, забыл —чтона тебе висит?! Забыл – кто твой бог и повелитель?! А?! Ну, отвечай! Кто твой бог и повелитель?!
– Вы, – покорно сказал тот.
– «Вы» – что?
– Вы, – жалко пролепетал Кобылин, – мой бог и повелитель.
– То-то.
Генерал почувствовал на секунду сладостное, почти оргастическое удовольствие от унижения собеседника. На душе полегчало. Наладилось дыхание, и день как будто бы стал ярче, полыхнул всеми красками: изумрудной травой, лазурным небом, ослепительно белыми облаками.
Не оглядываясь на собеседника, генерал зашагал дальше. После вспышки гнева сердце билось чаще, а все тело заливало тепло. Собеседник семенил рядом, отставая от него на шаг.
– Три дня тебе даю, – уже спокойно сказал генерал. – Три. Найдешь мне толстяка и… – Он сделал паузу, глубоко вздохнул. – И девчонку. Девчонка важнее. Понял?
– Так точно.
– Что понял?
– Толстяк и девчонка. Девчонка важнее.
Генерал устало махнул рукой:
– А теперь ступай с глаз моих, Кобылин.
Собеседник тут же круто, как по команде «кругом», развернулся и быстро пошел по дорожке по направлению к воротам.
* * *
Таня и Павел прибыли в «укрывище» Валерия Петровича Ходасевича в тот час, когда дачники уже снимались с мест – ехали по направлению к Москве. Шоссе в сторону столицы стояло наглухо.
– Люблю ездить против часа пик! – весело сказала Таня.
– Ты вообще все против любишь, – буркнул Паша. – Против правил, против того, о чем тебя просят…
– Молчи, философ, – беззлобно огрызнулась она. – За «хвостами» лучше посматривай.
До особняка добрались без приключений.
Когда Таня запарковала свою временную разъездную машину посредине шефского газона, на крыльцо особняка вышел отчим. В интерьере богатого «новорусского» дома он смотрелся вполне органично: этакий нефтяной топ-менеджер, которому выпало счастье разбогатеть на левых продажах «черного золота». Олицетворение сытости и благодати.
Однако когда он увидел падчерицу, его круглое лицо выразило крайнее неудовольствие.
– Здравствуй, Пашенька, – бросил он и протянул Синичкину руку.
– Здравствуйте, Валерий Петрович.
– Проходи в дом.
Татьяна замешкалась, выходя из машины (да и страшновато было являться пред очи отчима). Валерий Петрович не поленился, сошел с крыльца и потопал по направлению к ней. Синичкин тем временем исчез в доме.
– Я же просил, Татьяна, больше здесь не появляться, – ледяным тоном проговорил отчим. – У Пашки машина сломалась.
– Давай разворачивайся и дуй домой, – сухо приказал полковник Ходасевич.
На глазах у Тани закипели слезы.
– Ты что же, и чаем меня с дороги не напоишь?
– Не напою, – коротко и категорично ответил отчим и повернулся в сторону дома, показывая, что разговор окончен.
– Ах, вот как! – вскричала она. – Значит, когда тебе убежище нужно – тогда «Таня, помоги»?! А как получил свое – так «пошла вон»?! Так, да?!
Выкрик ее получился совсем детским, и Татьяна осознавала это, но очень уж оскорбительным показалось ей поведение отчима. И чрезвычайно обидно было уехать, так и не узнав, в чем дело.
Что заставило всесильного (как ей казалось) полковника бросить свою любимую квартиру и искать пристанища в чужом доме? За что убили Гараняна? Что отчим и Армен раскопали в уголовных делах? Зачем Валере понадобился Пашка? И что они с ним вместе затевают?
Валерий Петрович снова повернулся к ней.
– Татьяна, слушай меня внимательно, – спокойно и строго проговорил он. В редчайших случаях – по пальцам одной руки можно было пересчитать! – Валера называл ее не Танюшкой, не Танечкой, а официально: Татьяной. Так он говорил, только когда был не на шутку рассержен.
– Татьяна, не хочу повторять. Это взрослые игры. Очень опасные игры. Тебе здесь нечего делать.
Он развернулся и пошел к дому. И Таня поняла, что никакие ее крики или слезы не смогут заставить отчима переменить свое решение.
Валерий Петрович, ни разу не обернувшись, исчез в особняке – в своем убежище, которое, между прочим, нашла для него она.
«Ах так! – опять по-детсадовски воскликнула она и закусила губу. – Ну, мы еще посмотрим!»
Таня снова уселась за руль разъездной «девятки». Вытянула до отказа подсос. Подкачала педалью бензин. Повернула ключ зажигания. «Тых-тых-тых», – пропыхтел стартер, а потом, как и следовало ожидать, машина, захлебнувшись бензином, заткнулась. Таня еще раз, обмирая («Только б не завелась!»), крутанула стартер. Слава богу, никакого результата.
Тогда она с чувством выполненного долга открыла капот. Надела нитяные перчатки – не дай бог попортить маникюр. Оглянулась: не видно ли ее манипуляций из дома.
Кажется, видно не было. Поднятый капот заслонял ее от нескромных взглядов из окон.
Тогда она выдернула центральный провод из крышки трамблера. Другой его конец вытащила из катушки зажигания.
Провод оказался у нее в руках.
Она еще раз оглянулась на дом: похоже, мужчины отправились пить чай на кухню, а окна ее выходили на противоположную сторону. Татьяна размахнулась и зашвырнула провод в кусты. Получилось далеко – недаром она играла в теннис. На всякий случай она постаралась запомнить место падения.
Затем она уселась за руль с приятным чувством выполненного долга: терзать аккумулятор дальше.
…Примерно на пятнадцатом бесплодном прокруте стартера из дома вышел Паша.
С псевдонедовольным лицом прошагал по лужайке к машине. Таня выскочила из-за руля, воскликнула: