Жорж Сименон
Мегрэ и господин Шарль
Georges Simenon
MAIGRET ET MONSIEUR CHARLES
Copyright © 1972, Georges Simenon Limited
GEORGES SIMENON ®
MAIGRET ® Georges Simenon Limited
All rights reserved
Перевод с французского О. Кустовой
Серия «Иностранная литература. Классика детектива»
ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017
Издательство Иностранка®
© О. Кустова (наследники), перевод, 2017
* * *
Глава 1
Мегрэ играл в лучах мартовского, еще немного зябкого солнца. Играл не в кубики, как когда-то в нежном возрасте, а в трубки.
На его письменном столе всегда лежало с полдюжины трубок, и всякий раз перед тем, как набить одну из них, он придирчиво выбирал ту, которая подходила под его настроение.
Плечи у Мегрэ были опущены, взгляд блуждал. Только что комиссар принял решение, чем будет заниматься оставшиеся годы службы. Он ни о чем не жалел, но принятое решение повергло его в некоторую меланхолию.
С самым серьезным видом он машинально раскладывал на бюваре трубки, пытаясь составить из них более или менее правильные геометрические фигуры или нечто напоминающее по своим контурам какое-нибудь животное.
Справа от него на столе лежала гора утренней почты, а заниматься ею у Мегрэ не было ни малейшего желания.
В сыскной полиции, где Мегрэ появился, когда не было еще девяти, его ждало приглашение от префекта полиции, что само по себе было редкостью, и он отправился на бульвар дю Пале, теряясь в догадках, что это могло означать.
Префект, радушный и улыбающийся, принял его сразу.
– Не догадываетесь, почему я хотел вас видеть?
– Признаюсь, нет.
– Присаживайтесь. Закуривайте свою трубку.
Префект был молод, ему, выпускнику престижной Высшей школы, едва исполнилось сорок. Он был элегантен, может быть, даже несколько чересчур.
– Вы, конечно, знаете, что начальник сыскной полиции после двенадцати лет службы уходит в будущем месяце в отставку. Вчера мы с министром внутренних дел обсуждали кандидатуру его преемника и сошлись во мнении, что этот пост может быть предложен вам.
Префект, конечно, ожидал, что на лице собеседника не замедлит появиться радостное выражение.
Мегрэ, напротив, помрачнел.
– Это приказ? – почти проворчал он.
– Естественно, нет. Но вы должны отдавать себе отчет, что это серьезное повышение по службе, может быть, самое серьезное, на которое может надеяться сотрудник сыскной полиции…
– Знаю. Тем не менее я предпочел бы остаться во главе отдела. Прошу вас правильно истолковать мой ответ. Вот уже сорок лет, как я занимаюсь оперативной работой. Для меня была бы мука проводить дни напролет в кабинете, изучая папки с делами и занимаясь в той или иной степени административными вопросами.
Префект не скрыл своего удивления.
– Вы не думаете, что не стоило вам давать ответ сразу, а сообщить мне его через несколько дней? Может быть, стоило бы также посоветоваться с госпожой Мегрэ?
– Она поймет меня.
– Я тоже понимаю вас и не хочу настаивать.
На лице префекта была тем не менее написана известная досада. Он понимал не понимая. Мегрэ были необходимы контакты с людьми, с которыми он встречался во время следствия, и его не раз упрекали в том, что он не ведет его из собственного кабинета, а активно вмешивается в него, беря на себя работу, обычно поручаемую инспекторам.
Мегрэ, ни о чем не думая, раскладывал трубки. Фигура, которую он сложил последней, по очертаниям напоминала аиста.
В окно било солнце. Префект проводил Мегрэ до двери и дружески пожал ему руку. Мегрэ, однако, не знал, вызовет или нет его поведение недовольство в высоких сферах.
Он медленно раскурил одну из своих трубок и сделал несколько коротких затяжек.
В считаные минуты он только что решил свою будущность, которая совсем скоро должна была превратиться в реальность, потому что через три года его попросят уйти в отставку. Так пусть же, черт возьми, ему позволят употребить эти три года, как он хочет!
Ему не нужно сидеть у себя в кабинете, ему нужно знать, чем живут люди, в каждом новом деле открывать неизвестные миры. Ему нужны бистро, где так часто приходилось коротать время, потягивая перед стойкой пиво или кальвадос – смотря по обстоятельствам.
Ему нужно в собственном кабинете терпеливо вести борьбу с подозреваемым, который упорно молчит, и после многих часов добиваться от него драматического признания.
На сердце у Мегрэ было неспокойно. Он боялся, что после некоторого раздумья его, так или иначе, заставят принять новое назначение. Да предлагай ему даже что-то вроде маршальского жезла, он ни за что этого не захочет!
Мегрэ не отрывал взгляда от трубок, которые время от времени менял местами, как шахматные фигуры. Услышав осторожный стук в дверь, ведущую из его кабинета в инспекторскую, он вздрогнул.
Лапуэнт вошел, не дожидаясь ответа.
– Извините, что мешаю, шеф.
– Ты мне совсем не мешаешь.
Прошло уже почти десять лет, как Лапуэнт поступил в сыскную полицию и за ним закрепилось прозвище Малыша Лапуэнта. Тогда он был худым и длинным. С тех пор несколько повзрослел. Женился. У него появилось двое детей. Но он по-прежнему оставался Малышом Лапуэнтом и – добавляли некоторые – любимчиком Мегрэ.
– Там у меня сидит женщина, которая настаивает, чтобы приняли ее именно вы. Со мной она ни о чем не хочет говорить. Сидит, выпрямившись на стуле, не двигается и полна решимости добиться своего.
Так бывало уже не раз. Из-за газетных публикаций люди настаивали на встрече с ним лично, и часто переубедить их стоило труда. Иные даже являлись прямо на бульвар Ришар-Ленуар, бог знает какими путями раздобыв его домашний адрес.
– Она сказала, как ее зовут?
– Вот ее карточка.
Госпожа Сабен-Левек
бульвар Сен-Жермен, 207-а.
– Она производит странное впечатление, – продолжал Лапуэнт. – У нее неподвижный взгляд и от нервного тика перекашивается правый уголок рта. Перчаток не сняла, но видно, как у нее то и дело судорожно сжимаются руки.
– Позови ее и останься здесь. Возьми на всякий случай блокнот – может, придется стенографировать.
Мегрэ взглянул на свои трубки и с сожалением вздохнул. Передышка кончилась.
Когда женщина вошла, Мегрэ встал.
– Присаживайтесь, сударыня.
Женщина не отрывала взгляда от Мегрэ.
– Вы действительно комиссар Мегрэ?
– Да.
– Я думала, вы толще.
На ней было меховое манто и подобранная к нему шапочка-ток. Что это – норка? Мегрэ совершенно не разбирался в мехах, поскольку жена дивизионного комиссара обычно довольствуется кроликом, в лучшем случае – нутрией или ондатрой.
Госпожа Сабен-Левек медленно, словно составляла опись, обводила взглядом кабинет. Когда у края стола пристроился Лапуэнт с карандашом и блокнотом, она спросила:
– Этот молодой человек останется здесь?
– Да, конечно.
– Он будет записывать нашу беседу?
– Таково правило.
Дама нахмурилась, и пальцы ее сжались на сумочке из крокодиловой кожи.
– Я думала, что смогу переговорить с вами с глазу на глаз.
Мегрэ промолчал. Он разглядывал посетительницу: впечатление она производила на него, как и на Лапуэнта, по меньшей мере странное. Взгляд ее становился то тягостно пристальным, то казался отсутствующим.
– Думаю, вы знаете, кто я?
– Я прочел ваше имя на визитной карточке.
– Вы знаете, кто мой муж?
– Вероятно, он носит ту же фамилию, что и вы.
– Это один из лучших парижских нотариусов.
Тик не прекращался, подергивающийся уголок рта все время полз вниз. Казалось, ей стоило труда сохранять хладнокровие.
– Продолжайте, прошу вас.
– Он исчез.
– В этом случае вам надо обращаться не ко мне. Существует специальная служба, которая занимается пропавшими людьми.
Она иронически, безрадостно усмехнулась и решила не утруждать себя ответом.
Определить возраст посетительницы было трудно. Ей вряд ли было больше сорока, от силы – сорока пяти, но лицо у нее было помятое, с мешками под глазами.
– Вы выпили перед тем, как идти сюда? – неожиданно спросил Мегрэ.
– Вас это интересует?
– Да. На встрече со мной настаивали вы сами, не так ли? Вам следовало приготовиться к вопросам, которые могут показаться вам нескромными.
– Я представляла вас по-другому, более понятливым.
– Именно потому, что я хочу понять, мне необходимо выяснить некоторые вещи.
– Я выпила две рюмки коньяка для храбрости.
– Только две?
Она взглянула на комиссара и промолчала.
– Когда исчез ваш муж?
– Почти месяц назад. Восемнадцатого февраля. Сегодня двадцать первое марта.
– Он сказал, что отправляется в поездку?
– Даже словом мне об этом не обмолвился.
– И вы только сейчас заявляете о его исчезновении?
– Я к ним привыкла.
– К чему?
– К тому, что он отсутствует по нескольку дней.
– И так продолжается давно?
– Многие годы. Это началось вскоре после нашей свадьбы, пятнадцать лет назад.
– Он никак не объясняет вам свои отлучки?
– Я не думаю, что он отлучался.
– Не понимаю.
– Он остается в Париже или окрестностях.
– Откуда вам это известно?
– Оттуда, что первое время я посылала следить за ним частного детектива. Затем бросила, потому что каждый раз было одно и то же.
Говорила она с известным трудом и не только потому, что выпила две рюмки коньяка. Да и выпила она вовсе не для храбрости; ее испитое лицо, усилия, которые она прилагала, чтобы держаться в форме, говорили о том, что пьет она часто.
– Я жду от вас подробностей.
– Таков уж мой муж.
– Как это – таков?
– Это мужчина, которого заносит. Он встречает женщину, которая ему нравится, и испытывает потребность пожить с ней несколько дней. До сих пор самая долгая его интрижка, если можно так выразиться, длилась две недели.
– Не собираетесь же вы меня уверять, что он знакомится с ними на улице?
– Почти всегда. Обычно в ночных кабаре.
– Он ходил туда один?
– Всегда.
– Вас с собой не брал?
– Мы давно уже перестали существовать друг для друга.
– Тем не менее вы тревожитесь.
– За него.
– Не за себя?
В ее взгляде промелькнул какой-то вызов.
– Нет.
– Вы его больше не любите?
– Нет.
– А он?
– Тем более.
– Живете вы тем не менее вместе.
– Квартира большая. Ритм жизни у нас разный, и часто встречаться не приходится.
С лица Лапуэнта, продолжавшего стенографировать, не сходило удивление.
– Зачем вы пришли сюда?
– Затем, чтобы вы его нашли.
– Раньше у вас это никогда не вызывало беспокойства?
– Месяц – это долго. Он ничего не взял с собой, даже чемоданчика со сменой белья. Машинами тоже не воспользовался.
– У вас не одна машина?
– Две. «Бентли» – им он пользуется чаще всего, и «фиат», который более или менее предоставлен мне.
– Вы водите машину?
– Когда я куда-нибудь отправляюсь, меня везет Витторио, наш шофер.
– Вы часто выходите из дома?
– Почти каждый вечер.
– Чтобы увидеться с приятельницами?
– У меня нет приятельниц.
Мегрэ редко приходилось встречать столь отчаявшуюся и столь загадочную женщину.
– Вы ходите по магазинам?
– Магазины я ненавижу.
– Отправляетесь на прогулку в Булонский лес или еще куда-нибудь?
– Я хожу в кино.
– Каждый день?
– Почти. Если не очень устала.
Как у всех наркоманов, наступал момент, когда ей надо было подстегнуть себя, и этот момент настал. Было видно, что она много бы дала за рюмку коньяка, но комиссар ничего не мог ей предложить, хотя в шкафу у него и стояла на всякий случай бутылка. Ему стало немного жаль ее.
– Я стараюсь понять, госпожа Сабен.
– Сабен-Левек, – поправила она.
– Как вам будет угодно. Ваш муж всегда исчезал из дому достаточно надолго?
– На месяц – никогда.
– Вы это уже говорили.
– У меня предчувствие.
– Какое предчувствие?
– Я боюсь, не случилось ли с ним чего-нибудь.
– У вас есть причины так думать?
– Нет. Для предчувствия не надо причин.
– Вы говорите, что ваш муж известный нотариус.
– Точнее, известна его контора, а клиентура – из самых отборных в Париже.
– Как же он может позволять себе периодические отлучки?
– В Жераре почти ничего нет от нотариуса. Контору он унаследовал от отца, но хозяйничает там по большей части старший клерк.
– Вы, кажется, утомлены?
– Я всегда утомлена. У меня слабое здоровье.
– А у вашего мужа?
– В свои сорок восемь он ведет себя как молодой мужчина.
– Если я вас правильно понял, узнать что-нибудь о нем можно, наверное, в ночных кабаре.
– Наверное.
Мегрэ задумался. Ему казалось, что вопросы его не достигают цели, а получаемые на них ответы ничего не дают.
В какой-то момент комиссар подумал, что перед ним сумасшедшая или, во всяком случае, неврастеничка. Он достаточно перевидал их у себя в кабинете, и с большинством хлопот было не обобраться.
Речь посетительницы казалась нормальной, вразумительной, в то же время создавалось впечатление, что она не совсем адекватна реальности.
– Вы думаете, у него было с собой много денег?
– Насколько я знаю, он обычно пользовался чековой книжкой.
– Вы разговаривали об этом со старшим клерком?
– Мы не разговариваем друг с другом.
– Почему?
– Потому что года три назад муж запретил мне входить в контору.
– У него были на это причины?
– Мне об этом неизвестно.
– Отношения у вас со старшим клерком плохие, но знать-то его вы, по крайней мере, должны?
– Лёкюрёр – так его зовут – всегда смотрел на меня неодобрительно.
– Он уже работал в конторе, когда умер ваш свекор?
– Он поступил туда, когда ему было двадцать два года.
– Может быть, ему больше известно о местопребывании вашего мужа?
– Может быть. Но если его об этом буду спрашивать я, он ничего не скажет.
Ее непрерывный тик начал в конце концов раздражать Мегрэ. Для него становилось все очевиднее, что этот допрос был для его посетительницы сущим наказанием. Тогда зачем она пришла?
– На какой имущественной основе заключен ваш брак?
– На условии раздельного владения имуществом.
– У вас есть личное состояние?
– Нет.
– Муж дает вам все деньги, в которых вы нуждаетесь?
– Да. Деньги для него ничто. Поклясться не могу, но думаю, что он очень богат.
Мегрэ задавал вопросы не в установленном порядке. Он искал во всех направлениях, но до сих пор ничего не нашел.
– Довольно. Вы устали. Оно и понятно. Если позволите, я загляну к вам сегодня после обеда.
– Как хотите.
Она продолжала сидеть, теребя в руках сумочку.
– Что вы обо мне думаете? – спросила она в конце концов. Голос ее звучал глуше, чем раньше.
– Я еще ничего не думаю.
– Вы думаете, я все усложняю, да?
– Не обязательно.
– В лицее одноклассники считали, что я все усложняю, и у меня из-за этого никогда не было подруг.
– Однако вы очень умны.
– Вы находите? – Она улыбнулась, и дрожь пробежала по ее губам. – Это мне не помогло.
– Вы никогда не были счастливы?
– Никогда. Я не знаю, что означает это слово.
Она кивнула на Лапуэнта, который по-прежнему сидел за стенограммой:
– Это что, действительно необходимо записывать нашу беседу? Трудно говорить свободно, когда за тобой стенографируют.
– Если вы хотите что-нибудь сообщить мне доверительно, записывать перестанут.
– Теперь мне больше нечего вам сказать.
Она поднялась с некоторым усилием. Грудь у нее была впалая, плечи опущены, она слегка сутулилась.
– Он обязательно должен присутствовать сегодня после обеда?
Мегрэ замешкался с ответом: он хотел дать ей шанс.
– Я приду один.
– В котором часу?
– В наиболее подходящее для вас время.
– Я обычно отдыхаю после обеда. В четыре вам удобно?
– Очень.
– Это на втором этаже. Правая дверь от лестницы.
Руку Мегрэ дама не протянула. Неестественно выпрямившись, она двинулась к двери, словно боясь, что может упасть.
– Тем не менее благодарю, что вы меня приняли, – проговорила она, не разжимая губ.
И, бросив последний взгляд на комиссара, направилась к главной лестнице.
Двое мужчин не отрывали друг от друга взгляда, как будто оттягивали тот момент, когда надо открыть рот и задать вопрос. Разница была в том, что Лапуэнт казался ошеломленным, а комиссара скорее можно было назвать сосредоточенным, правда глаза у него хитро поблескивали.
Он подошел к окну, распахнул его, набил трубку – выбрал он довольно тяжелую. У Лапуэнта кончилось терпение.