– Хорошо выглядишь. – Я с подозрением присмотрелась к нему. – Ну чего ты, – обиделся Артем. – Правда хорошо выглядишь. Я бы даже сказал – отменно. Ты вообще на себя в зеркало смотришь?
– Ага, – кивнула я, устраиваясь напротив.
– И что видишь?
– Себя, естественно. Слава богу, пока не глючит. Вот как только тебя увижу…
– Между прочим, ты красивая молодая женщина. Это каждый скажет.
– И дальше что? Предложишь мне руку и сердце? – скривилась я.
– И предложил бы, – начал вредничать Артем, – несмотря на кое-какие недостатки характера. Я сказал, кое-какие… незначительные, – поспешно добавил он. – Но я уже женат. Мне вот интересно: неужто нет в нашем городе мужика, за которого стоило бы выйти замуж?
– Есть. Целых два. Но оба женаты.
– Второй Лялин, что ли? – хмыкнул Артем и тут же заныл: – Хватает же совести так нахально врать. Не пошла бы ты ни за меня, ни за Лялина. Только бы языком молоть, а я, между прочим, говорю серьезно. Девушке положено выходить замуж, и я как друг обеспокоен твоей неустроенностью. Ну, не хочешь замуж, хоть работать начни. Иди к нам, у нас работы невпроворот, а у Деда ты только…
– Работают за деньги, – невежливо перебила я. – А зачем мне деньги? У меня нет фантазии.
– Вот-вот. И в этом я вижу величайшую несправедливость. К примеру, я бы…
– У тебя тоже фантазии нет, – опять перебила я.
Вешняков моргнул и обиженно спросил:
– Почему это? Есть.
– Допустим, ты сегодня получишь полмиллиона баксов. И что?
– Нашелся бы дурак дать мне эти бабки… – разулыбался Артем. – Я бы тачку купил. Надежную. Чтоб не ломалась.
– Все тачки ломаются. А потом?
– Ну… квартиру поменял, хрущоба, она и есть хрущоба.
– Давай, давай, у тебя еще триста тысяч.
– Ну… я бы их жене отдал, вот уж моя-то быстренько их по ветру пустила…
– Ну и где твоя фантазия? – съязвила я.
– Верно умные люди говорят: деньги не главное, – дурашливо пропел Артем и перекинул мне папку. – Вернемся к насущному, раз подполковника пока еще не дали. Значит, так. Луганская Светлана Геннадьевна, в девичестве Мокеева, родилась в Воронеже, десять лет назад приехала к нам, поступила в экономический колледж, где проучилась один семестр. Работала официанткой в ресторане «Пингвин», была такая забегаловка, если помнишь, вся шпана западного района там собиралась. Дважды Луганскую задерживала милиция: первый раз по подозрению в сбыте наркотиков, второй по подозрению в занятии проституцией. Оба раза отпустили за невозможностью сие доказать. Новиков с мужиками поговорил, с теми, кто раньше в том районе работал, они ее не помнят. «Пингвин» сгорел семь лет назад, и где теперь тамошний народец – остается лишь гадать. Напоминаю, что сгорел кабак не просто так, а в результате бандитских разборок. Луганская лишилась работы и уехала в Москву. Чем она там занималась – неведомо, но пять лет назад вышла замуж. Всем бы девкам так везло. Пожилой человек с деньгами и положением, депутат и бизнесмен. И главное, пожил совсем чуть-чуть, через три года она уже вдова.
– Может, она мужа любила?
– Может. Я что, спорю. Похоронив мужа, жила уединенно. Восемь месяцев назад вдруг переехала в наш город.
– Муж сам помер или помог кто?
– Рак легких.
– Вторую квартиру Луганской нашли? – спросила я.
– Пока нет. Может, не ее квартира, может, любовник ей ключи оставил.
– Про любовника тоже ничего не узнали? – нахмурилась я.
Вешняков развел руками:
– Девица жила на редкость уединенно, нигде не работала.
– Что она вообще делала в нашем городе?
– В этом вся штука. Приезжает из Москвы дамочка, богатая наследница, живет, как мышь, тихо и незаметно, затем является на прием и рассказывает тебе о любовнике, который собирается ее замочить, предварительно совершив преступление. И вскоре ее действительно убивают. На что это похоже?
– На американский триллер.
– Я думаю, надо в Москве пошукать. Оттуда ноги растут.
– Хочешь сказать, она сюда от неприятностей сбежала, но они ее и здесь нашли?
– Очень может быть, что преступление, о котором она говорила, уже произошло, только не у нас, а в столице.
– А чего там в столице? – забеспокоилась я.
– Мне-то откуда знать? Должно быть, хлопнули кого-то.
– Позвони в налоговую, я уверена, у нее была еще одна квартира.
– Поучи, – возмутился Вешняков. – Если была, так найдем. Пива хочешь?
– А у тебя есть?
– Нет, но за углом есть бар. Предлагаю продолжить гадание на кофейной гуще в соответствующей обстановке.
Я согласно кивнула, потому что не могла придумать, чем себя занять.
Двигая к бару, я вспомнила про Лялина, если пить, то на троих, как положено. Вешняков идею поддержал, правда, усомнился, что в такое время Лялина удастся выманить из офиса. И оказался не прав. Лялин к идее отнесся настороженно, подозревая, что мы в очередной раз собираемся втравить его в историю, но обещал появиться через полчаса.
Не успели мы устроиться с Артемом за столом и сделать заказ (народу было много, и пришлось ждать), как появился наш старший товарищ. Лялин шел по проходу, лучезарно улыбаясь, куртка нараспашку, под мышкой пакет, в котором оказалась вобла. Нашему счастью не было границ. Мы выпили пива, съели рыбку, сказали доброе о российском футболе (мне-то сказать было нечего, и я по большей части мычала), плавно перешли на здоровье Деда и предстоящую предвыборную кампанию, после чего начали поглядывать на часы. Пора было расходиться. И тут Лялин не выдержал.
– Ну и что? – спросил он с недовольством. – Так и будете резину тянуть. Зачем звали?
На наших лицах наметилось страдание.
– Ты слышала? – скорбно спросил Вешняков.
– Слышала, – вздохнула я. – Во что превратился человек в своей охранной фирме. Люди к нему по-дружески…
– Вы такие друзья, от которых только и жди пакостей. Если опять вместе шляетесь, значит, имеется труп. Угадал?
– Ну… – дружно вздохнули мы.
– А если так, – продолжил Лялин, – значит, что-то вам от меня надо.
Мы отчаянно замотали головами, после чего я спросила:
– У тебя есть связи в Москве?
– Ты же знаешь, что есть. И что?
– Надо бы справки навести об одной дамочке.
– Дамочка в морге?
– Ага.
– Понятно, – хмыкнул Лялин. – Излагайте. – Первым делом я рассказала ему о своей встрече со Светланой. Лялин только покачал головой. – Вечно тебе больше всех надо… А ты чего лезешь? – повернулся он к Артему. – Это дело Новикова, пусть ищет убийцу. Горбатого могила исправит, – закончил он, имея в виду наше неумное стремление докопаться до истины.
– Официальный запрос в Москву мы послали, – кашлянув, подал голос Вешняков. – Но сам понимаешь…
– А что там с надписью на паркете? – спросил Олег. Хоть он и любил призывать нас к тому, чтоб не совали нос, куда не просят, но сам по части докопаться до сути был ничуть не лучше.
– Похоже, кто-то с нами игру затеял. Девушка ничего написать не могла, но убийце понадобилось оставить автограф ее рукой. – Артем выложил на стол фотографию с запечатленными на ней кровавыми каракулями.
– Мы думаем, это инициалы, – влезла я. – Вроде первая буква «н», но, если честно, это ни на что не похоже.
– Может, какой-то символ? – выдвинул идею Артем. – Или иероглиф.
Лялин разглядывал фотографию и морщил лоб.
– А ничего попроще вам в голову не приходило? – Мы переглянулись и уставились на него. – Вот это, – ткнул он пальцем в первый значок, – может быть цифрой два. Может?
– Ну…
– А это шестерка. Обе цифры написаны небрежно и без отрыва, к тому же окровавленным пальцем на паркете.
– Двадцать шесть, – уставившись на фотографию, сказал Артем. – А вовсе не «п» и не «и», как мы думали, а это одиннадцать. Точно? Что у нас получилось? 2611. Код?
– Или дата, – вздохнула я. – Двадцать шестое число одиннадцатого месяца, то есть двадцать шестое ноября.
– Дата предполагаемого преступления? А сегодня какое? Времени совсем ничего…
– Стоп, – перебил Лялин. – Вы говорите, что девушка не могла оставить эту надпись, ее оставил убийца. Спрашивается, зачем?
– Убийца предупреждает о готовящемся преступлении? – вздохнула я. – Бред.
– Правильно. Но он это сделал, значит, что-то имел в виду. Убийца рассчитывал на ваши ответные действия. Какие?
Разумеется, ни до чего путного мы в тот раз так и не додумались. Ясно, что надпись оставили неспроста, если, конечно, убийца не был психом, которому в радость пудрить людям мозги. Конечно, это могла быть не дата, а в самом деле код, номер счета, да бог еще знает что это могло быть. Неизменным оставалось следующее: убийца давал нам подсказку, то есть предлагал поиграть. Точно, псих. На психов у меня давняя аллергия, оттого я и не пришла в восторг от открывающихся перспектив.
Я подъехала к своему дому около семи часов. В гостиной горел свет. Впрочем, это ничего не значило, свет я оставляю включенным для Сашки, так же, как и телевизор. Хотя, может, все-таки для себя – приятная иллюзия, что кто-то ждет дома. Сашка в самом деле ждет.
Я загнала машину в гараж, поднялась в холл, удивляясь, что пес не спешит мне навстречу. Наверное, обиделся, что я оставила его одного на весь день. Я вошла в холл, и причина такого поведения Сашки стала понятна. В кресле устроился Тагаев. Он сидел, вальяжно развалясь, и таращился в телевизор, Сашка дремал у него на коленях. Идиллическая картина. Одно радовало: Тагаев переобулся в тапочки, следовательно, не забыл правил, которые я установила.
Услышав шаги, Сашка поднял голову, посмотрел на меня и стыдливо отвернулся. Было время, когда я всерьез ревновала его к Тагаеву и утешалась тем, что ему просто не хватает мужского общества. Сашка робко тявкнул, Тагаев повернулся.
– Привет, – сказал он и улыбнулся.
Я в ответ нахмурилась и заметила:
– Не дом, а проходной двор.
Злилась я в основном на Сашку, а в результате досталось Тагаеву. Он опустил пса на пол, поднялся и заявил:
– Надо поговорить.
– Стоя? – буркнула я.
Он вновь улыбнулся и сел в кресло. Надо сказать, со мной он был на редкость терпелив. Не думайте, что я этого не ценила, но почему-то одновременно это здорово меня раздражало.
Я устроилась в кресле. Сашка подошел и начал тереться о мои ноги. Его попытки подластиться ко мне я игнорировала, всецело сосредоточившись на Тимуре.
– У тебя есть ключи от моей квартиры? – начала я строго. Он усмехнулся, а я добавила: – Ах, ну да, замки для тебя не проблема. Старые привычки долго держатся.
– Извини, – вздохнул он. – Я должен был позвонить и спросить твоего разрешения приехать. Обещаю без приглашения больше не являться. Идет?
– Идет, – кивнула я. – Чем обязана?
– Ты же знаешь, – он вновь улыбнулся. Улыбка вышла мягкой и даже снисходительной. – Светлану убили. Ты видела, как я с ней разговаривал на приеме. Так вот, я не имею к ее смерти никакого отношения. Никакого, – повторил он. – Я решил поговорить с тобой, ответить на вопросы, если они возникнут, и избавить тебя от черных мыслей на мой счет.
– С чего ты взял, что на твой счет у меня черные мысли? – удивилась я. Он усмехнулся, а я съязвила: – Очень мило с твоей стороны облегчить мне жизнь.
– Можно узнать, почему Деда вдруг заинтересовало это убийство? – спросил Тимур.
– Деда? – подняла я брови.
– Значит, это твоя инициатива. А тебя ее смерть почему заинтересовала?
Я не видела причины скрывать обстоятельства своего знакомства с Луганской.
– История в высшей степени романтическая, – устраиваясь поудобнее, начала я. – На приеме ко мне подходит девушка, утверждает, что ее собирается убить любовник, и просит моей помощи. Но помощь должна выглядеть так: я найду ее убийцу и засажу его за решетку.
– Занятно. Может, у нее проблемы со здоровьем? Я имею в виду душевное здоровье?
– Тебе лучше знать, – пожала я плечами.
– Значит, она считала, что любовник хочет ее убить? В чем причина такой немилости?
– В преступлении. И она, по ее словам, орудие в его руках.
– И ты решила, что этот любовник я?
– А это так? – выдержав паузу, проявила я интерес.
Тагаев засмеялся:
– Я был прав. Оттого и поспешил встретиться с тобой. Первое и основное: ее любовником я никогда не был. Какое-то время много лет назад я жил с ее подружкой, поэтому мы неплохо знали друг друга. Она тогда работала в ресторане… Впрочем, я уверен, Вешняков уже знает об этом.
– Допустим. Что дальше?
– Она познакомилась с парнем. Ничего особенного, парень как парень, он жил в Москве, сюда приезжал к родителям. Был женат, но со Светланой у них получилось всерьез. В общем, она уехала в Москву. С женой он не развелся, зато помог ей устроиться на работу, вполне приличную, там она и подцепила своего мужа. Как, не спрашивай, понятия не имею. Я не особенно интересовался, кто он и откуда. Вроде бы какой-то депутат. Муж умер, а она вдруг снова объявилась в нашем городе.
– Довольно странно, ты не находишь? – заметила я.
– Почему же, – пожал он плечами. – К примеру, ее тяготила столичная жизнь. Она говорила, что чувствовала себя там одинокой.
– А здесь?
– Слушай, я не вел с ней разговоров по душам.
– Как вы встретились? Случайно?
– Нет, – с легкой заминкой ответил Тимур. – Она позвонила в «Шанхай», спросила меня. Если честно, я не сразу сообразил, кто это: прошло довольно много времени. Я и подругу-то, с которой жил тогда, успел забыть. Ну, мы немного поболтали о том, о сем. Я, конечно, удивился, звонить ей мне совершенно не за чем. Вдруг она говорит, что хотела бы увидеться, типа, вспомнить молодость, я не выразил энтузиазма, но и обидеть не хотел. Сказал: заходи в ресторан, поболтаем.
– И она пришла?
– На следующий день.
– Действительно вспоминала молодость?
– В основном жаловалась. Как трудно без мужа, и все такое… В Москве никого, и здесь старых друзей не осталось.
– А ты что?
– Сочувствовал. Она приглашала в гости, адрес оставила.
– Ты приглашением воспользовался?
– Нет, но как-то раз мы вместе обедали.
– Ты сказал, она оставила адрес?
– Да.
– Ты его помнишь?
– Точно нет. Но где-то на Ямской.
– О чем ты ее предупреждал? – спросила я, не сводя с Тимура взгляда.
– О том, чтобы была поосторожнее с деньгами, – нахмурившись, ответил он. – Собственно, второй раз она попросила о встрече, чтобы посоветоваться со мной. Хотела вложить свои деньги в один проект. Но я ее отговорил.
– Что за проект?
– Строительство торгового центра на Никитской. Там полная неразбериха с землей, как ты знаешь. К тому же строить будет Сокольский, а это верный долгострой, там свои бабки и за десять лет не отобьешь. Вот и все.
– Понятно, – кивнула я. Не верить Тимуру повода у меня не было. Все могло быть именно так, как он рассказывает. Почему нет? Вполне логично обратиться за советом к старому приятелю, особенно если знаешь, что у него в этом городе большие возможности. Однако чего-то Тимур не договаривал и поглядывал на меня с заметным беспокойством, причем беспокойство относилось к моей персоне. Сам он парень на редкость спокойный, если не считать вспышек гнева, которые в настоящий момент вспоминать ни к чему.
– На месте Деда я бы загрузил тебя работой, – заметил он, поднимаясь. – Не было бы времени на ерунду.
– Ерундой ты называешь убийство?
– Оно тебя не касается. Это дело милиции. Пусть твой Вешняков ищет убийцу.
– Он ищет.
– Я знаю, что разговор на эту тему бесполезен. – Тагаев уже дошел до двери, когда вдруг повернулся и спросил: – Как ты живешь?
Вопрос, признаться, поставил меня в тупик. Как я живу, в самом деле? Обыкновенно. Ем, пью, с собакой гуляю. Иногда пристаю к людям с вопросами, вот как сегодня.
Я пожала плечами и ответила:
– Нормально.
Его мой ответ почему-то не удовлетворил. С полминуты он разглядывал паркет под ногами и вновь спросил:
– Скажи честно, ты хоть иногда обо мне думала?
– Позавчера очень много.
Он усмехнулся:
– Ясно.
– Можно я тоже задам вопрос? – не осталась я в долгу.
– Валяй.
– Что означает позавчерашний демарш? Один умный человек сказал, что ты намерен поиграть в политику. Неужто правда?
– У каждого свои игрушки, – равнодушно пожал он плечами.
– Так да или нет? – настаивала я.
Тагаев засмеялся, тихо и насмешливо покачал головой и приблизился ко мне.
– Знаешь, когда человеку чего-то очень не хватает, он пытается это как-то компенсировать.