– Сейчас, сейчас, открываю, – любезно ответил я и прямо-таки бросился из коридора в зал, отыскал свой «макаров» и, вернувшись ко входу-выходу моей квартиры, просто взял и открыл дверь. Разумеется, уставив в грудь пришедшему пистолет. Разумеется, сняв его с предохранителя. И уж конечно, готовый в любой момент стрелять.
Стоящий за порогом полный, одутловатый мужчина дернулся, как от удара, глаза его расширились пропорционально сузившимся кулакам, весьма, кстати, массивным. За спиной звонившего в мою дверь возвышался его спутник, который не просто дернулся, а даже отшатнулся.
– Это!.. – содержательно сказал старший, с расширенными глазами рассматривая дуло моего «макарова» и как-то испуганно дергая плечом в мою сторону.
– Оружие бросьте, – ласково попросил я, кивая на прилепившийся к его рукам пистолет, – не к фотомодели в гости пришли!
Молодой бритоголовый человек, стоящий сзади, попытался вскинуть оружие и выстрелить в упор, но я рассчитывал и на это, а потому захлопнул дверь перед незваными гостями и шагнул назад, одновременно отшатываясь влево, – помнится, был учен ранее, когда парочка наемных убийц стреляла через дверь.
На этот раз выстрел также последовал, просто по инерции; я окончательно убедился, что торопившиеся напарники приехали сюда именно за моим телом и что спешили они по понятным причинам – желали успеть до приезда позвонившего Вересова.
С лестницы донесся удаляющийся топот. Неудачливые непрофессиональные рецидивисты поспешно драпали.
Покачав головой, я вышел из-за укрытия и осмотрел место происшествия. Дверь прямо посредине была пробита выстрелом, пробита аккуратно, как бывает при прямом попадании. Пуля засела в стене, слегка подпортив краску и прячущуюся под ней штукатурку.
Наверняка шум слышали соседи, но ничего особенного он мог и не означать: ну, грохнуло что-то – так, может, это Гошка и его друзья хлопушками балуются? Или у соседа-сыщика ведро в ванной упало. О том, что ТАК звучать могут лишь выстрелы из пистолета немалого калибра, знали в нашем доме лишь папа того самого Гошки, экс-рекетир Колян да Аслан Макаров, который к таким вещам привычен понятно почему.
В надежде на то, что никто не придал шуму значения, я уселся на стул и замер в раздумье.
Мне оставалось только ждать приезда Вересова, который желал, похоже, стать моим клиентом и заставить меня повторить недавний подвиг с расследованием дела в экстремально короткие сроки, иначе зачем такая торопливость?..
Ждал я недолго: во дворе громко затормозила машина, судя по тональности и резкости звука – крутая.
Затем за дверью жалобно скрипнули доски, прогибаясь под ногами внушительных размеров человека. Тяжелые шаги замерли прямо перед моей дверью.
– Дзы-ы-ынь! – заголосил дверной звонок, принимая на себя роль Судной Трубы.
Я пожал плечами и открыл дверь.
На пороге стоял высокий, коренастый человек с тяжелой челюстью и глубоко посаженными серыми глазами. За спиной его маячила колоритная фигура под два метра, чьи бицепсы (не чета моим!) и удобный костюм, который в случае чего абсолютно не стеснял бы движений, говорили сами за себя. В левой руке он держал дорогой «дипломат» германского производства, я не так давно видел такие в посольстве.
– Мареев Валерий Борисович? – осведомился возможный клиент.
– Он самый. Проходите.
Я провел гостей в свой «кухонный кабинет». Клиент расположился в кресле, охранник предпочел табурет. Мне остался диван, откуда я почти не видел лица охранника, зато он мог наблюдать за любым моим движением.
Что же! На сей раз, похоже, я имею дело с профессионалом.
– У меня украли дочь, – без обиняков начал Вересов. И замолчал, внимательно меня разглядывая. Очевидно, он считал, что сказал самое главное и теперь слово за мной. Иногда я старательно ругаю того, кто придумал жалость и некоторые другие человеческие чувства, так мешающие в работе нормального частного детектива! Ну кто его потянул за язык – я ведь уже было собрался объяснить, насколько занят… конечно, не объясняя, что заниматься собираюсь отдыхом и наблюдением за работой переходящего на новые рельсы Приятеля.
– Надо же, – несколько растерянно сказал я, пытаясь придумать, как начать свой вежливый, но твердый отказ. – А у моего нынешнего клиента пропал сын. Они случайно не в одной школе учились?
– Если вы имеете в виду Тарасовский физико-математический колледж и восьмой «а» класс, то да, – невозмутимо ответил Сергей Леонидович Вересов, вызывая у меня отрезвляющую дрожь и бледность. – Более того, я думаю, что в течение следующих дней к вам нагрянут еще несколько мам и пап, дети которых учились в этом классе и в один и тот же день пропали. Бесследно.
– Милиция? – выдохнул я, подаваясь вперед, – ФСК?!
– К черту органы! – немедля отозвался Вересов, – пусть ищут; найдут – спасибо, так ведь не найдут же! – Он вытер платком мгновенно вспотевший лоб и более спокойно спросил: – Вы просто скажите: будете искать мою дочь?
«Искать детей оптом? Что может быть милее?» – мрачно подумал я.
А вслух сказал:
– Вы знаете… – начал я, мысленно выстраивая свою отказную речь, – я сейчас очень и очень занят… – Он посмотрел на меня так, как смотрит волк на охотника, нажимающего курок. Я вздрогнул, ощутив внезапно, что в квартире у меня почему-то холодно, и, скривившись, продолжил: – Короче, давайте перейдем к подробностям вашего дела, – вот так любезно великий дипломат Мареев дал новому клиенту понять, что ждет конкретных разъяснений по поводу этого странного киднепинга.
– Я слышал о вас, Валерий Борисович, как о весьма компетентном в подобных делах человеке, как о человеке, который… – совершенно не по делу начал отец, видно, совсем повредившись в уме после потери дочери, раз уж принялся источать никому не нужные комплименты.
В общем-то, эту часть беседы, как и все ей подобные, можно смело пропускать мимо ушей. Возможно, клиент просто проверяет мои реакции. Периодически попадаются неуверенные в моей чистоплотности, и лучший способ заработать их доверие – молча подождать минуты три, выставляя себя на обозрение. Эти три минуты я решил посвятить изучению внешних данных клиента.
Более всего для описания его внешности подошло бы сравнение с гномом, если, конечно, у вас достаточно богатая фантазия, чтобы представить чисто выбритого гнома ростом около ста восьмидесяти. У клиента, представившегося в телефонном разговоре как Вересов (фамилия эта мне ничего не говорила и, вполне возможно, даже была ложной), было выразительное лицо сильного человека, который ни перед чем не остановится на пути к достижению своей цели. Дорогой строгий костюм, пейджер на поясе, сотовый телефон. Галстук выше всех похвал, просто замечательный, хотя я в этом практически не разбираюсь.
Я отметил, что на его пальце нет кольца. Стало быть, клиент не женат. Как же тогда дочь?..
Еще раз прокрутив в памяти наш недавно начатый разговор, я счел, что уже вполне сносно знаком со своим заказчиком, а посему пора от пустых словес переходить непосредственно к делу.
– Сергей Леонидович, – я прервал его речь железным тоном крайне занятого, а сейчас еще и слегка удивленного человека. – Хотелось бы услышать, с чего вы так рассыпаетесь в любезностях?
Он помолчал, задумчиво на меня глядя. И, пожав плечами, ответил:
– Мне не хватает простой конфиденциальности, которую вы обычно соблюдаете. Мне необходимо, чтобы ни слова обо мне и о том, что я вас нанял, не просочилось во внешние круги. Никто не должен об этом знать, чем бы ни закончилось наше сотрудничество. Понятно?
– Хм, понятно, – ответил я, глядя ему прямо в глаза.
– Тогда я, пожалуй, начну.
Я кивнул.
– Моя дочь… – он помедлил, – весьма странная девочка. К слову, будет хорошо, если об этой странности не будет известно никому, кроме вас.
– Независимо от того, возьмусь ли я за ваше дело, обещаю, – ответил я, ожидая начала рассказа про какую-нибудь затяжную болезнь или ненормальную психику девчушки. – В чем странность?
– Она практически все время что-то придумывает, – пожав широкими плечами, ответил он. – Откровенно говоря, врет. Всем подряд, кроме меня. Это психическое нарушение. Ее психотерапевт считает, что сказывается ранняя потеря матери.
Ага, вот оно, отсутствие кольца…
– Что с матерью?
– Умерла.
– Хм.
– Мне продолжать? – Он не казался особенно расстроенным или подавленным давним горем.
– Продолжайте.
– Что конкретно вам интересно в связи с нашим делом? – последние слова он слегка выделил.
– Ваше мнение: имеет ли потеря матери прямое отношение к исчезновению вашей дочери? – спросил я и тут же объяснил: – Я имею в виду, нет ли у вас врагов, которые когда-то?..
– Не думаю, – немного раздраженно ответил он, поморщившись. – Вы лучше вообще не вспоминайте про мать. Она здесь ни при чем.
– Хорошо, – пожал плечами я, собираясь произнести свои, в общем-то, давно отрепетированные и привычные слова. – Как скажете. Тогда давайте договоримся: я спрашиваю, вы отвечаете. Без колебаний и не скрывая ничего, что имеет даже малейшее отношение к делу. Потому что, если я берусь за чье-то дело, должен быть уверен, что знаю всю подноготную. Ничего неприличного для меня нет, и сообщать надо со всеми подробностями.
Он смотрел на меня как-то странно, определить, о чем он думал, по его лицу не представлялось возможным, поэтому я добавил:
– Просто иногда получается так, что не вполне правдивые слова клиента или его недосказанности наводят меня на ложные линии, и мы оба теряем кучу времени…
Вересов внезапно улыбнулся.
– Это следует понимать как согласие? – спросил он, глянул на меня и усмехнулся.
– Возможно, – ответил я, пожимая плечами, вежливо и спокойно, подстраиваясь под его манеру вести разговор. Хотя внутренне я уже согласился после его слов о том, что пропало сразу несколько детей.
– Спрашивайте дальше, – разрешил он.
Я кивнул, вынимая из кармана наполовину заполненный блокнотик, чтобы начать делать там пометки по ходу дела, поразмыслил несколько секунд и начал свой обычный допрос:
– Во-первых, хотелось бы узнать обстоятельства ее исчезновения, а также ваш взгляд на эти события. – Я поудобнее устроился на диване и впился взглядом в это непроницаемое лицо, стараясь уловить его тщательно контролируемые эмоции.
– Она исчезла позавчера, никого не предупредив, где-то между восьмью и девятью часами вечера. Практически все личные вещи на месте. Ни у подруг, ни в школе ее не было. Ночевать она также не пришла, чего прежде никогда за ней не водилось. Вместе с ней пропали еще несколько человек из ее класса: еще одна девочка и двое парней. Я не думаю, что это похищение. Очень не похоже.
– Что же вы думаете?
Он слегка скривился, не глядя на меня, лицо у него на мгновение стало каменным.
– Я думаю, – ответил он, – что кто-то их собрал и куда-то увез по их собственной воле. Сманил.
– Вы имеете в виду секту?
– Откуда я знаю?.. Я просто говорил с остальными родителями. Все пропавшие вели себя как обычно. И действовали как обычно. Собрали самые необходимые вещи, очень немного. Сделали все дневные дела. И на ночь глядя пропали. Как будто планировали.
– Интересно, – сказал я, записывая в блокнотике первую гипотезу. – А вы не находили в последнее время в Галиных вещах того, что раньше у нее не замечали? Какие-нибудь книги, например?
Он исподлобья посмотрел на меня – внимательно и слегка настороженно:
– Вчера обыскал ее комнату, вот что нашел, – телохранитель по знаку Вересова вынул из посольского «дипломата» несколько книг разной толщины и оформления.
Я посмотрел.
– Та-ак, – потер подбородок и сделал пометки в блокноте. – Вы уверены, что ваша дочь не могла просто э-э… Отправиться искать приключений?
Вересов бросил взгляд на лежащие передо мной книги о сексе, психических сексуальных расстройствах, извращениях разных происхождений и форм, с описанием средневекового и современного садомазохизма и так далее и тому подобное и очень недовольно ответил:
– Галя тихая, домашняя девочка. За ней выкрутасов не водится… Кроме придумываний.
– Она красивая девушка?
– На мой взгляд – не очень, – не задумываясь, ответил он. – Она очень обаятельная, симпатичная. По стандартам хороша. Смотрите сами, – он вынул и протянул мне несколько фотографий разного формата, где Галя Вересова фигурировала в разных видах: спортивная, с теннисной ракеткой в руках, на лошади в строгом костюмчике, в купальнике на пляже, мокрая, выходящая из воды и уютно сидящая на своей кровати с огромным плюшевым медведем.
Я внимательно посмотрел и, немного удивленно пожав плечами, сказал:
– Зря вы. Очень красивая девочка.
Он тяжеловато молчал.
– Есть ли у нее парень? – продолжил я.
– Такого, чтобы раз – и точка, нет. А так, есть двое. Один лет четырнадцати, они вместе занимаются теннисом, кажется, Андрей Куликов, он как раз из класса, тот, который пропал. Второй тоже из класса, сын банкира. Парень неплохой, соображает, будет учиться на юриста. Оба умные, с хорошими данными, воспитанные. В общем, нормальные ребята. Мы с родителями, конечно, знакомы.
– Эти ребята не могли «помочь» исчезнуть вашей дочери? – скорее для того, чтобы увидеть его лицо, невозмутимо спросил я.
– Галя ДОМАШНЯЯ девочка, – пристально глядя на меня, ответил Вересов. – Не смотрите на эти книги. Ее интерес к таким вещам вполне понятен, как понятно и то, почему она их от меня прятала. Ей четырнадцать лет. Если бы у нее завязались серьезные отношения с кем-то из этих ребят, я знал бы об этом. Если бы она поехала к Андрею на дачу, то предупредила бы меня. Если бы…
– Успокойтесь, Сергей Леонидович, – тихо попросил я, отметив про себя, что своего добился: клиент сбросил маску беспристрастности. – Галине ведь четырнадцать лет? В этом возрасте подростки обычно не горят желанием докладывать родителям о своих романах, а побег с «любимым» воспринимают как нечто романтическое и таинственное, поэтому я не стал бы полностью исключать этот вариант.
Кроме того, то, что ребята пропали группой, о многом говорит. Хотя, – я пожал плечами, – сейчас делать выводы рано. У меня слишком мало данных.
– Вы спрашивайте, – вздохнул он.
– У меня, в принципе, еще три основных вопроса: во-первых, когда и отчего умерла Галина мать?
Лицо его на мгновение исказилось, но клиент справился с этим, отведя от меня глаза.
– Это имеет отношение к делу? – спросил он, глядя в окно.
– Если бы не имело, я не стал бы спрашивать.
Он помолчал и внезапно ответил:
– Она была серьезно больна. Умерла, когда Гале исполнилось пять лет. Это, конечно, отразилось на Гале, но мы с ней смогли восстановить семью, создать ее заново. И у нас все было хорошо.
– Во-вторых, – продолжил я, удовлетворенно кивнув, – кто вы такой и чем занимаетесь, – тут я счел нужным добавить: – Странно, что я о вас ничего не слышал. Я вообще-то знаю всех людей в Тарасове, занимающихся более-менее серьезным бизнесом.
– И не должны были в принципе, – он помолчал, решаясь. – Потому что моя деятельность и работа моих людей обычно приписывается другим. Мы работаем на рынке мебели. Но не продаем и не производим, а помогаем серьезным людям заключать между собой значительные контракты.
Я возглавляю крупную компанию, сотрудничающую с нашими крупными торговыми предприятиями. Мы помогаем им начать серьезные отношения с наиболее надежными фирмами-производителями за рубежом, чтобы они могли здесь представлять их продукцию как дилеры. Мы специалисты по завязыванию контактов и созданию крепких, дружеских сотруднических связей. Организуем встречи руководителей компаний, обеспечиваем правовую поддержку фирм, прорабатываем крупные модели и мелкие детали соглашений между ними и нашими клиентами, создаем блоки рекламных кампаний и так далее… – Он помолчал, потом глянул на меня, деловито и спокойно: – В общем-то, все… К слову, нашими клиентами являются корпорация «Итальянский дом», всероссийская сеть салонов красоты «Элита», фирма «Индгрэд», «Астрон: встроенная мебель в вашем доме», акционерное общество «Росстандарт»… Это из крупных.