Ну а что он может услышать в ответ? «Да-да, конечно! Давайте! Но у меня есть одна странная привычка: пить шампанское только в постели с роскошным мужчиной, между первой и второй палками. Вас это не смущает?»
Мезенцев покосился на девушку. Вряд ли она так скажет. И странное дело – чем больше он робел, тем больше она ему нравилась.
Вот только ощущение того, что он снова стал молодым и легким, постепенно улетучивалось. Выдыхалось.
Они приближались к белому двухэтажному домику – скорее, не домику, а башенке. «Центру управления полетами». Диспетчерской аэроклуба.
Дмитрий издалека заметил нервную суету, царившую рядом с башенкой.
– По-моему, там что-то случилось, – сказал он, стараясь придать лицу убедительно-серьезный вид.
Они прошли последние сто метров и поняли, что действительно что-то случилось.
Невысокий коренастый мужчина в голубой рубашке, с коротким седым ежиком на голове (по виду – начальник аэродрома) махал им рукой:
– Быстрее! Быстрее!
– Что такое? – поинтересовался Мезенцев, но мужчина оставил его вопрос без ответа.
Он схватил Дмитрия за лямки, подтянул к себе и быстрым уверенным движением расстегнул замок. Затем то же самое проделал с Ритой.
– Бросайте парашюты и уходите! Быстро!
– А в чем, собственно, дело?
Мезенцев попытался еще что-то сказать, но мужчина набрал полную грудь воздуха и заорал так, что на шее у него вздулись вены, а из-под ровного кирпичного загара показался румянец.
– Я приказываю вам немедленно покинуть территорию аэродрома! Слышите? Немедленно! – Он показал на дорожку, ведущую вдоль опушки леса к шоссе. По дорожке быстро удалялись шесть черных фигурок – другие «перворазники».
– Хорошо. – Дмитрий пожал плечами. – Мы уходим.
– Да не «хорошо», а валите отсюда, пока целы! Бегом!
– Ладно, ладно.
Мезенцев развернулся и направился к дорожке. Рита пошла следом.
Начальник, увидев, что они уходят, моментально потерял к ним интерес и убежал в «башенку» диспетчерской.
– Смотри! – Мезенцев почувствовал, что Рита дернула его за руку. Дернула вниз, как ребенок дергает отца за палец, приказывая остановиться. – Там!
Он оглянулся. У стены белой башенки лежал какой-то продолговатый предмет, накрытый выцветшим брезентом. Сначала Мезенцев не понял, что в этом предмете могло привлечь ее внимание, но потом, когда хорошенько присмотрелся…
Ноги. Из-под края брезента торчали ноги в коричневых ботинках. И тот факт, что они были как-то неестественно вывернуты, не оставлял никаких сомнений: их владелец (если только мертвый человек может ВЛАДЕТЬ своими мертвыми ногами) не просто прилег отдохнуть и не просто закрылся тряпкой от палящего солнца.
– Пойдем отсюда, – сказала Рита.
А он все стоял и смотрел, как зачарованный.
Она отошла шагов на десять и снова окликнула его:
– Дмитрий, пойдем!
Только тогда Мезенцев смог отвести глаза от этих коричневых ботинок. Он встряхнулся и бросился догонять Риту. Вопрос о шампанском решился сам собой. «Мне кажется, я снова слышу ЗВОН. Или это только кажется?»
Они дошли до шоссе. Те «перворазники», что приземлились поближе к аэроклубу, чем Мезенцев, и пораньше, чем Рита, уже побросали свои вещички в багажники стоявших у белого шлагбаума машин и уехали.
У Дмитрия машины не было. Он приехал сюда на автобусе. Он огляделся, пытаясь угадать, куда пойдет Рита. Но, судя по всему, она тоже добиралась своим ходом.
– Мне туда. – Дмитрий махнул рукой налево. – В Протвино. Рита улыбнулась:
– А мне – в другую сторону.
– Жаль… – Мезенцев помялся. Он вдруг почувствовал, что ужасно не хочет отпускать ее. – А… А вы где живете?
– В Ферзикове, – ответила девушка.
– У-у. – Мезенцев кивнул. Название «Ферзиково» ни о чем ему не говорило. Он и Протвина-то толком не знал, большую часть времени проводил в квартире. – А… – Он пытался ухватиться за последнюю надежду. – Скажите, через Ферзиково не ходят автобусы до Протвина? – И, увидев ее удивленный взгляд, добавил: – Я думал, может, так ближе… – Он беспомощно развел руками. «Конечно, ты именно так и думал. Конечно, так ближе. А еще лучше – через Владивосток. Или Вашингтон».
– Нет. Через Ферзиково автобусы до Протвина не ходят. Это в противоположную сторону.
– Ну да, понимаю, – он покивал. – А ваш автобус скоро? Девушка рассмеялась:
– Если я буду ждать автобуса, до доберусь домой не раньше шести. Нет, придется ловить попутку. Может, довезут до Тарусы, а там – еще как-нибудь…
Мезенцев оглянулся. На дороге не было никаких машин. Ни одной.
– Хотите, я помогу вам поймать машину? – Он все искал повод, чтобы задержаться, остаться с ней хотя бы еще на несколько минут.
– Нет, думаю, если я буду одна, у меня это лучше получится. А? Как считаете?
Она и тут оказалась права. «Любой водитель охотнее притормозит, увидев молодую привлекательную девушку, чем краснорожего здоровяка. Девяносто как-никак…»
– Да… – Он вздохнул.
Рита подняла руку. Мезенцев быстро обернулся, но не увидел автомобиля. Правда, он уловил шум мотора, доносившийся из-за холма – дорога в этом месте делала резкую «горку».
– Да, да… Я сейчас отойду, чтобы вам не мешать. Я просто… Я хотел сказать, что мне было очень приятно с вами познакомиться.
Рита снова улыбнулась, но на этот раз уже нетерпеливо.
– И мне тоже. До свидания, Дмитрий!
– До свидания…
Он развернулся и печально побрел к остановке. Шум мотора нарастал. Внезапно из-за горки выскочил мотоцикл: угольно-черный, С никелированными колесами. Мотоциклист не ехал— он мчался куда-то, как на пожар. Мезенцев даже увидел, как мотоцикл подпрыгнул в высшей точке подъема, пролетел пару метров по воздуху и затем снова коснулся асфальта блестящими колесами.
Парень, сидевший за рулем, выглядел стильно. Черная косуха, длинный белый шарф. Такие шарфы в годы Великой Отечественной войны носили немецкие и американские летчики: во время воздушного боя им приходилось постоянно крутить головой, и шелк не давал натереть шею. На голове у парня был кожаный шлем (тоже как у летчика, но скорее летчика Первой мировой) и очки-консервы.
Мезенцев почувствовал укол ревности. Одно дело – сесть в машину, может быть, даже на заднее сиденье, и совсем другое – на мотоцикл. Ведь тогда ей придется держаться за этого парня. Обнимать его.
«Надеюсь, она не настолько глупа, чтобы усесться на мотоцикл. Она же не смертница», – подумал Мезенцев, даже не замечая, что повторяет расхожее обывательское утверждение, будто все мотоциклисты – потенциальные самоубийцы. Но внутренний голос это заметил. И тут же возразил ему:
«А как насчет парашютистов? Они ведь тоже смертники».
Мезенцев застыл. Он еще не успел отойти достаточно далеко – всего каких-нибудь десять-пятнадцать шагов. Он обернулся.
Так и есть. Рита продолжала голосовать, и мотоцикл замедлял ход. Дмитрий рассмотрел каплевидный бак, расписанный языками яркого пламени, голубые (по виду – настоящие, дорогие, он умел отличить родные ливайсы от изделий венгерского пошива) джинсы и остроносые ковбойские сапоги из светло-коричневой замши.
Мотоциклист затормозил. Он съехал на обочину и встал рядом с девушкой. Мезенцев не слышал, о чем они говорили. Рита приветливо улыбалась и кивала. Она явно собиралась поехать с этим парнем.
Мезенцеву вдруг ужасно захотелось, чтобы она что-то забыла. Зажигалку, мобильный телефон или ручку, что угодно, лишь бы у него был повод ее окликнуть. Но Рита ничего не забыла. Он замялся, пытаясь придумать правдоподобный предлог.
Парень, сидевший за рулем, обернулся через плечо и посмотрел в его сторону. Байкер вопросительно дернул подбородком, и Рита весело рассмеялась в ответ.
«О чем они говорят? Обо мне?»
Дмитрий похлопал себя по карманам – так, будто ОН что-то забыл, схватился за голову, развел руками и бросился назад.
До мотоцикла оставалось не больше десяти метров. Еще немного, и он…
– Рита! – негромко позвал Мезенцев. – Рита!
Это было как во сне, когда пытаешься кого-то догнать, схватить и вдруг понимаешь, что не можешь двигаться быстро. Ноги словно наливаются свинцом, и ты плывешь в густом киселе, в который превращается воздух, остается только удивляться, почему ты им не захлебываешься.
Байкер сидел на мотоцикле, отставив далеко в сторону левую ногу. Мезенцев не понял, почему это вдруг привлекло его внимание. Сапог… Левая нога… Что такого?
Рита махнула ему рукой и села позади байкера. Обхватила его за талию и прижалась к кожаной спине.
Байкер опустил правую ногу с педали тормоза на землю, левую поставил на рычаг переключения скоростей, выжал сцепление, поддал газу, и… тронулся. Он стремительно набирал скорость… Конечно, не так стремительно, как это делают в Москве затянутые в комбинезоны ребята на «городских ракетах», но все же быстро. Очень быстро.
Мезенцев остался стоять на дороге, чувствуя себя последним дураком. Нет, он не тянул даже на капитана Некрасова. Приходилось это признать.
Но… Что-то еще не давало ему покоя. Что-то еще…
Да! Он вспомнил! Этот сапог! Конечно, он обратил внимание на обувь только потому, что несколько минут назад тоже стоял, тупо уставившись на ботинки. И эти ботинки говорили: «Здесь что-то не так». И с байкером – то же самое. Что-то с его обувью было не так.
Мезенцев полагался на свою тренированную зрительную память. Даже если он упускал из виду ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, то потом память воскрешала перед глазами всю картину в мельчайших подробностях. И сейчас…
Этот сапог… Остроносый, с металлической набойкой на конце, под подошвой – ремешок. Что же было не так в этом сапоге?
Его словно ударило. Он знал ответ. Он вспомнил, что не так в этом сапоге.
Кровь. На сапоге у байкера была кровь. Не маленькое пятнышко, а большое, расплывшееся пятно, еще не успевшее хорошенько засохнуть и утратить красный цвет, превратиться в бурое подобие ржавчины. Здоровое пятно, от которого тянулась россыпь мелких капель – вверх, к голенищу, куда были заправлены голубые джинсы.
– РИТА!!! – заорал он что было сил – так, что закашлялся. – РИТА-А-А!!!
«Нельзя. Нельзя!!! Его надо остановить!» – мелькнуло в голове.
Мезенцев заметался по дороге. Он был близок к отчаянию. Он хотел что-то сделать и не мог. Даже машины не было под рукой, ведь он ее продал и вырученные деньги честно поделил с Натальей пополам.
«Черт! Черт! Почему я не заметил этого раньше? Проклятый МУДОЗВОН!!!» Он метался по дороге, не находя себе места. Он знал, что теперь все зависит только от него.
«Раньше… Раньше, там, наверху. Когда я стоял перед открытым люком и думал, что ТЕПЕРЬ все зависит только от меня… Ерунда! Ничего от меня не зависело. Парашют раскрылся сам собой, а то, что я прыгнул… Эка невидаль. Да я бы прыгнул, даже если бы у меня не было парашюта, из одного только упрямства! А вот сейчас… Сейчас все ДЕЙСТВИТЕЛЬНО зависит от меня. Она ведь… Она не сможет с ним справиться».
Он не задумываясь отнес байкера к разряду злодеев. «Ну а кем он еще должен быть? ОТКУДА могла взяться кровь на его сапоге?»
Мезенцев прикидывал и так, и этак, и по всему выходило, что байкер – опасен. И, значит, эта маленькая хрупкая дурочка (ну да, все они дурочки. Все они любят только злодеев и мерзавцев) теперь – в опасности.
Джордж летел, почти не разбирая дороги. На его счастье, шоссе было пустынным и хорошо просматривалось в обе стороны. В поворотах он не сбрасывал скорость, чтобы не терять драгоценных секунд. Он прижимался к внутренней обочине, бессовестно залезал на встречную, укладывал верный «Урал» набок (благо двигатель это позволял, на новых версиях «Урала» ставили продольный V-образный движок, не то что на старых, с коляской, когда цилиндры были развалены поперек – на сто восемьдесят градусов) и несся вперед. Вперед, только вперед!
Когда он миновал горку перед аэродромом «Дракино» (тоже сильно рисковал, в этом месте – перелом дорожного профиля, и кто ТАМ, за бугром, несется тебе навстречу – неизвестно), то увидел одинокую девичью фигурку с поднятой рукой. В первую секунду он хотел промчаться мимо, не останавливаясь, но вдруг понял, что это – его шанс.
Во-первых, милиция наверняка ищет ОДИНОКОГО байкера, а, посадив девушку, он уже будет не один.
А во-вторых… Если дело обернется совсем худо, «менты» побоятся в него стрелять. Эта малышка послужит живым щитом. «Настоящая боевая подруга, Джордж! То, о чем ты мечтал всю жизнь. Она прикроет тебе спину. Правда, она даже не будет об этом знать, но разве это что-то меняет? Бери ее на борт!»
Он затормозил и съехал на обочину. Призвал на помощь все свое обаяние и обольстительно улыбнулся:
– Тебе куда?
– В Ферзиково, – ответила «малышка».
– Садись.
Она замялась. Видимо, мама наболтала ей разных глупостей про одиноких байкеров и про то, что они могут быть опасны. Впрочем, мама, наверное, была недалека от истины. Он МОЖЕТ быть опасным.
– Я не кусаюсь. Поехали.
Девушка обернулась – на какого-то краснорожего здоровяка, с задумчивым видом застывшего на шоссе. Он словно размышлял, хочет он отлить или нет?
– Твой? – спросил Джордж, кивнув на здоровяка. Малышка поджала губы.
– Нет, с чего ты взял? – Но сказала она это как-то… неуверенно.
– Пристает?
– Да нет, – поспешно отмахнулась девушка. – Мы просто вместе прыгали с парашютом.
– О! – с уважением, в котором проскользнула восхищенная нотка, отозвался Джордж. – С парашютом прыгала, а на байк сесть боишься? Слабо?
Он увидел искорки, сверкнувшие в ее больших серых глазах.
– Мне? Слабо?
Рита подошла к мотоциклу, забралась на сиденье и поставила ноги на подножки.
– Ты, главное, сиди ровно. Обними меня покрепче, пусть он сдохнет от ревности, – веселился Джордж.
– С чего ему ревновать? Я же тебе сказала, мы почти незнакомы.
– Тогда – старт! – Он выжал сцепление и включил передачу. «Урал», несмотря на свой грузный и солидный вид, резво взял с места.
– Мой позывной – Джордж! – кинул через плечо байкер. Через несколько секунд они уже не смогут разговаривать – свист ветра заглушит все звуки, кроме ровного гудения движка. – А твой?
– Я – Рита, – прокричала она ему в ухо.
– О! Марго, значит?
Рита поморщилась. Она никогда не любила это дурацкое имя.
– Нет! Я – Рита!
На мгновение ей показалось, что откуда-то сзади эхом донеслось:
– РИТА-А-А!!!
Но она подумала, что это ей просто показалось.
Мезенцев растерянно стоял на дороге. Он не знал, что ему делать. Конечно, может быть, он преувеличивал опасность. Может, байкер просто порезался? Ведь это бывает. Но…
Внутренний голос, который теперь не замолкал ни на минуту, отвечал: «Это какой же должен быть порез, чтобы ТАК испачкать сапог? Нет, братец. Может, он что и порезал, но явно – не СЕБЯ. Ты ведь понимаешь, ЧТО я имею в виду?»
Да, он понимал.
Мезенцев поискал в карманах деньги. У него было с собой рублей четыреста. Негусто. Хорошо, он поймает попутку, приедет в Ферзиково, расплатится с водителем, а что потом? Выйдет на центральную площадь и спросит: «Скажите, пожалуйста, где здесь живет Рита? Такая красивая девушка, похожая на маленькую птичку? Она еще прыгала сегодня с парашютом?»
И, если в этом Ферзикове живут пятьдесят человек или даже сто – он получит ответ. А если больше ста – то вряд ли. Ему казалось, что в Ферзикове живет больше ста. Намного больше.
«Ладно, это будет потом. Сначала мне нужно туда приехать. А еще лучше – догнать ее по дороге. Там, на месте, разберемся».
«Скажи честно, – требовал внутренний голос, – ты просто хочешь ее увидеть, правда? Очень хочешь еще раз ее увидеть».
«А даже если и так – что в этом плохого?»
«Ну, ладно, – досадливо фыркал голос. – Вот ты ее увидишь, и что дальше? Что ты ей скажешь? Надеешься, что из тебя вдруг забьет фонтан красноречия? Или надеешься на то, что ОНА тебе что-нибудь скажет?»
Да, Мезенцев больше надеялся на второе. Хотя понимал, что оснований для этого нет. Никаких.