– Он шеф-повар «Корридона» в Сан-Ремо. Разве вы не знали?
– Да, – кивнул я, – видел список пятнадцати. Вчера в «Таймс». Только теперь вспомнил. А вы сами умеете готовить?
– Нет. Ненавижу это занятие. Единственное, что я умею, – это варить хороший кофе. – Ее взгляд спустился к моему галстуку, на мне был темно-коричневый в горошек, который очень шел к песочного цвета рубашке в тонкую полоску. – Я не расслышала ваше имя, когда мистер Вукчич знакомил нас. Вы тоже детектив?
– Меня зовут Арчи Гудвин. Арчибальд означает «святой и добрый», но мое имя не Арчибальд. Никогда не слышал, как француженка произносит «Арчи». Пожалуйста, попробуйте.
– Я не француженка. – Она нахмурилась. Кожа у нее была такая гладкая, что морщинки напоминали неровности на поверхности нового теннисного мяча. – Я каталонка. И уверена, что смогу выговорить «Арчи». Арчиарчиарчи. Ну как?
– Изумительно!
– Так вы детектив?
– Конечно. – Я достал бумажник, порылся в нем и вытащил рыболовную лицензию, полученную прошлым летом в штате Мэн. – Глядите. Видите мое имя?
Она стала читать, с сомнением покачала головой и вернула лицензию мне.
– А что такое Мэн? Ваш участок?
– Нет. Понимаете, у нас в Америке два типа сыщиков, более или менее дееспособных. «Мэн» означает, что я отношусь к тем, которые «менее». То есть мне почти не достается тяжелой работы – поить коней, расстреливать пленных или смазывать древопроводные желоба. Я всего лишь шевелю мозгами – например, ко мне обращаются, когда не знают, что делать. А вот наш мистер Вулф принадлежит к тем, кто «более». Вы же видите, какой он крупный и сильный. И бегает, как олень.
– Но… при чем тут кони?
Я терпеливо объяснил:
– В этой стране закон запрещает убивать человека, если у вас нет на него коня. Когда трое или больше джентльменов играют в кости на выпивку, часто звучит: «Конь на тебя» или «Конь на меня». Вы не сможете безнаказанно выстрелить, если сначала не произнесете эти слова. А еще есть выражение «кобылье гнездо» – так говорится о чем-то ложном, несуществующем. В кобыльем гнезде живут только кобылы, жеребцов не бывает. «Конские перья» – тоже странный оборот. Ну откуда у коня перья?..
– Что такое кобыла?
Я прочистил горло:
– Противоположность жеребцу. Как вы знаете, все должно иметь свою противоположность. Правое не может быть без левого, или верх без дна, или лучшее без худшего. Точно так же не может быть кобылы без жеребца или жеребца без кобылы. Если взять, скажем, десять миллионов жеребцов…
Я был так поглощен болтовней с прекрасной каталонкой, что перестал вслушиваться в общий разговор. Внезапно Вукчич вскочил и пригласил мисс Берен в вагон-бар. Выяснилось, что Вулф выразил желание поговорить с ее отцом наедине. Я внимательно посмотрел на него, стараясь понять, что за игру он затеял. Он слегка постукивал пальцем по колену – это был признак далекоидущих планов. Когда Констанца встала, я тоже поднялся.
– Вы позволите? – Я поклонился и сказал Вулфу: – Если я вам понадоблюсь, пришлите за мной проводника. Я не успел объяснить мисс Берен…
– Мисс Берен? – Вулф подозрительно посмотрел на меня. – Любую информацию она сможет получить у Марко. А нам, я надеюсь, понадобится твой блокнот. Садись!
И Вукчич увел ее. Я снова сел, теперь уже на стул. Мне очень хотелось попросить расчет, но движущийся поезд – самое неподходящее для этого место на земле.
Берен опять набил трубку. Вулф заговорил вкрадчивым голосом. Чувствовалось, что он прощупывает место для лобовой атаки.
– Для начала я хотел бы рассказать вам об одном уроке, который получил двадцать пять лет назад. Надеюсь, рассказ вам не наскучит. – Берен согласно кивнул, и Вулф продолжил: – Это было перед войной, в Фигерасе.
Берен поправил трубку:
– Ха! Вот как?
– Да. Я тогда еще только начинал и приехал в Испанию с секретным поручением от правительства Австрии. След одного человека привел меня в Фигерас, и однажды вечером, часов в десять, я, не успев пообедать, зашел в маленькое кафе на площади и спросил чего-нибудь поесть. Хозяйка ответила, что у них почти ничего нет, и принесла мне домашнего вина, хлеба и блюдо колбасок. – Вулф наклонился вперед. – Сэр, даже Лукуллу не доводилось пробовать таких колбасок. Ни Брийя-Саварену. Ни даже Вателю или Эскофье[2]. Я спросил у женщины, где она раздобыла эти колбаски. Она сказала, что их приготовил ее сын. Я просил разрешения встретиться с ним, но его не было дома. Я спросил, как его зовут. «Жером Берен», – ответила она. Я съел еще три блюда колбасок и уговорился, что приду наутро, чтобы увидеться с ее сыном. Но часом позже мой подопечный сбежал в Порт-Вендрес, где сел на корабль до Алжира. Мне пришлось следовать за ним. Погоня довела меня до самого Каира, а потом другие дела помешали мне еще раз приехать в Испанию до войны. – Вулф откинулся на спинку и глубоко вздохнул. – До сих пор, закрыв глаза, я вспоминаю вкус этих колбасок.
Берен кивнул, но продолжал хмуриться:
– Занятная история, мистер Вулф. Очень лестно, благодарю вас. Но, конечно, колбаски минюи…
– Тогда они не назывались колбаски минюи. Это были просто домашние колбаски в маленьком испанском городке. В годы юности, не имея большого опыта, при весьма странных обстоятельствах я все-таки попробовал эти колбаски – произведение высокого кулинарного искусства. Хорошо помню: когда я ел первую, мне показалось, что это просто случайное совпадение в беспорядке смешанных ингредиентов. Но остальные имели тот же вкус – содержимое всех трех порций. Это было гениально. Я тотчас же распознал это. Я не из тех, кто едет из Ниццы или Монте-Карло в «Корридону» в Сан-Ремо только потому, что Жером Берен знаменит, а колбаски минюи – его шедевр. Я выражаю свое восхищение сразу, не дожидаясь всеобщего признания.
Берен все еще хмурился:
– Кроме колбасок минюи, я готовлю и другие блюда.
– Конечно. Вы же мастер высокой кухни. – Вулф ткнул в него пальцем. – Я вижу, что чем-то огорчил вас. Вероятно, я был бестактен. Дело в том, что все это было предисловием к просьбе. Я не собираюсь доискиваться причин, почему вы двадцать лет отказываетесь открыть рецепт этих колбасок: шеф-повару есть чего опасаться. Я знаю, что был сделан ряд попыток воспроизвести их – и все неудачные.
Берен нахмурился еще больше.
– Неудачные?! – прорычал он. – Да это было просто оскорбление! Преступление!
– Именно так. Согласен. Я понимаю: разумно держать рецепт в секрете, чтобы предотвратить те бездарные подделки, которые появятся в кухнях ресторанов мира, если вы опубликуете его. Существует несколько великих поваров, чуть больше хороших и несметное множество плохих. У меня работает хороший – мистер Фриц Бреннер. У него нет вдохновения, но он достаточно компетентен, и у него тонкий вкус. Он абсолютно честен, я тоже. Я умоляю вас – это та самая просьба, к которой я вел все время, – я умоляю вас открыть мне рецепт колбасок минюи.
– Великий боже! – Берен чуть не выронил трубку. Подхватив ее, он изумленно посмотрел на Вулфа, затем расхохотался. Поднял вверх руки и махал ими, хохоча, как будто никогда в жизни не слышал такой славной шутки и желал посмеяться над ней на всю катушку. Наконец он перестал и уставился на Вулфа с презрением. – Открыть его вам?! – повторил он отвратительным тоном. Особенно противно было слышать такое от отца Констанцы.
– Да, сэр, – спокойно ответил Вулф, – мне. Я оправдаю ваше доверие. Я не сообщу рецепт никому. Его не будет знать никто, кроме меня и мистера Гудвина. Моя цель не распространение, а еда. У меня…
– Великий боже! Поразительно! И вы действительно думаете…
– Нет. Я ничего не думаю. Я просто прошу. Вы захотите, конечно, испытать меня, я пройду испытания. Я ни разу не нарушил данного слова. Кроме того, я готов заплатить три тысячи долларов. Недавно я получил порядочный гонорар.
– Ха! Мне предлагали пятьсот тысяч франков!
– С коммерческими целями. А это лишь просьба частного лица. Колбаски будут готовить только в моем доме, а ингредиенты будет покупать мистер Гудвин, который пользуется моим абсолютным доверием. Я должен кое в чем вам признаться. С тысяча девятьсот двадцать восьмого года по тысяча девятьсот тридцатый, когда вы еще служили в «Тарлетоне» в Лондоне, мой человек приходил в ресторан, заказывал ваши колбаски и пересылал мне. Я пытался понять, что вы туда кладете, сам, приглашал кулинарных экспертов, поваров и химиков. Все результаты оказались неудовлетворительными. Разумеется, дело не столько в ингредиентах, сколько в способе приготовления. У меня есть…
– Это был Ласцио? – ворчливо спросил Берен.
– Ласцио?
– Филип Ласцио. – Он произнес это имя, как ругательство. – Вы сказали, что консультировались с поварами…
– О! Нет, не Ласцио. С ним я не знаком. Я сделал это признание, чтобы показать, что был достаточно честолюбив, пытаясь разгадать секрет самостоятельно. Но я прошу вас заключить со мной соглашение не для того, чтобы предать вас. Призна́юсь еще. Я согласился на это чудовищное путешествие не только потому, что приглашение делало мне честь. Главной моей целью было увидеть вас. Все, что нужно мне в жизни, – читать книги, решать сложные задачи и есть любимые блюда. – Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза. – Пять тысяч! Ненавижу торговаться.
– Нет! – отрезал Берен. – Вукчич знал об этом? Он для этого привел меня сюда?
– Сэр! Прошу вас. Я говорил о доверии. О моем предложении никто не знает. Я начал с просьбы и снова повторяю ее. Не окажете ли вы мне любезность?
– Нет.
– Ни при каких условиях?
– Нет.
Глубокий вздох всколыхнул брюхо Вулфа. Он покачал головой:
– Я осел. Нельзя было начинать об этом в поезде. Я сам не свой. – Он протянул руку и позвонил. – Хотите пива?
– Нет! – гавкнул Берен. – То есть да. Я хочу пива.
– Прекрасно. – Вулф откинулся на спинку и закрыл глаза.
Берен снова раскурил трубку. Поезд качнуло на повороте, свет мигнул. Вулф судорожно вцепился в подлокотники. Вошел проводник и, получив заказ, скоро вернулся с бутылками и стаканами. Пока они пили пиво, я в своем блокноте рисовал натюрморт с колбасками.
– Спасибо, сэр, что вы принимаете мое угощение, – сказал Вулф. – Нет причин нам не быть друзьями. Я сделал ложный шаг. Еще до того, как я произнес свою просьбу, что-то рассердило вас в моем рассказе, а ведь он должен был польстить вам. В чем же была моя ошибка?
Берен облизнул губы, поставил стакан на стол. Рука его инстинктивно потянулась туда, где должен был быть уголок фартука. Не обнаружив его, Берен вынул носовой платок. Потом он наклонился к Вулфу и произнес, постукивая пальцем по его колену:
– Вы живете не в той стране.
Вулф поднял брови:
– Да? Подождите, пока не отведаете черепаху по-мэрилендски. Или, осмелюсь сказать, устричный пирог Ниро Вулфа в исполнении Фрица Бреннера. По сравнению с американскими европейские устрицы – просто капли протоплазмы.
– Я говорю не об устрицах. Вы живете в стране, которая терпит присутствие Филипа Ласцио.
– Но я действительно не знаком с ним.
– Он готовит свои помои в отеле «Черчилль» в вашем Нью-Йорке! Вы должны знать это.
– Я слышал о нем, конечно, раз он равного класса с вами.
– Равного со мной? Фу! – Руки Берена одним быстрым круговым движением выкинули воображаемого Филипа Ласцио через окно. – Ничего похожего!
– Прошу прощения. – Вулф склонил голову набок. – Он, как и вы, один из «Les Quinze Maîtres»[3]. Вы считаете, что он недостоин?
Берен снова забарабанил по колену Вулфа. Было смешно наблюдать, как Вулф, который ненавидит, когда к нему прикасаются, терпит это во имя колбасок.
– Более всего Ласцио достоин быть разрезанным на мелкие части и скормленным свиньям, – процедил Берен сквозь зубы. – Но нет, это сделает несъедобной ветчину. Просто разрубить на куски! – Он уставился на дырку в полу. – И закопать. Говорю вам, я знаю Ласцио много лет. Может, он турок? Никто не знает. Никто не знает, как его зовут. В тысяча девятьсот двадцатом он украл секрет «Rognons аux Montagnes» (почки по-горски) у моего друга Зелоты из Таррагоны и объявил рецепт своим. Зелота поклялся убить его. Он украл еще множество рецептов. В тысяча девятьсот двадцать седьмом, несмотря на мой яростный протест, он был избран в «Les Quinze Maîtres». А его жена – вы видели ее? Это Дина, дочь Доменико Росси из кафе «Эмпайр» в Лондоне. В детстве она не раз сидела у меня на коленях! – Он шлепнул по колену. – Вы, без сомнения, знаете, что ваш друг Вукчич женился на ней, а Ласцио отбил у него жену. Вукчич, разумеется, убьет его, но почему он ждет так долго? – Берен потряс сжатыми кулаками. – Это собака, это змея, которая ползает в грязи! Вы знаете Леона Бланка, нашего любимого и великого Леона? Вы знаете, что он теперь прозябает в заведении без всякой репутации под названием «Уиллоу-клуб» в занюханном городишке Бостон? А раньше в течение многих лет ваш отель «Черчилль» славился своей кухней, потому что шефом был он. Ласцио украл у него это место, украл клеветой, ложью, придирками! Дорогой старый Леон убьет его! Определенно. Этого требует справедливость.
Вулф пробормотал:
– Ласцио уже трижды мертв. Не поджидают ли его и другие смерти?
Берен откинулся на спинку и, успокаиваясь, пробурчал:
– Поджидают. Я и сам убью его!
– Так он и у вас крал?
– Он крал у всех. Раз Бог создал его таким, пусть Бог его и защищает. – Берен выпрямился. – Я прибыл в Нью-Йорк в субботу на борту «Рекса». В тот же вечер я, движимый неуемной ненавистью, отправился с дочерью обедать в «Черчилль». Мы пошли в зал, который называется «Курортный». И у кого он украл идею?! Все официанты одеты в униформу ресторанов известнейших курортов мира – «Шеферда» в Каире, «Континенталя» в Биаррице, «Ле Фигьер» в Жуан-ле-Пене, «Дель Монте» в вашей Калифорнии, Канова-Спа, куда везет нас этот поезд, и еще других. Мы сели за стол – и кого я увидел? Официанта с помоями Ласцио в униформе моей собственной «Корридоны»! Представляете? Я собирался броситься на него и спросить, где он ее взял. Мне хотелось сорвать с него униформу вот этими руками! – Он яростно размахивал ими перед носом Вулфа. – Но дочь удержала меня. Она сказала, что я не должен позорить ее. А мой собственный позор? Он не в счет? – Вулф с сочувствием покачал головой и потянулся за пивом, а Берен продолжил: – Счастье, что его стол был далеко от нас. Я повернулся к нему спиной. Но подождите. Послушайте, что было дальше. Как вы думаете, что я увидел в меню горячих блюд? Ну что?
– Надеюсь, не колбаски минюи?
– Именно так! В меню горячих блюд под номером четыре! Конечно, для меня это не было полной неожиданностью. Я знал, что уже несколько лет Ласцио набивает кишки бог знает чем и называет это колбасками минюи. Но увидеть это название здесь, в меню, четвертым по счету! Весь зал, столы и стулья, все эти официанты в униформе заплясали у меня перед глазами. Если бы в этот момент появился Ласцио, я убил бы его собственными руками. Но его не было. Я заказал официанту две порции. Когда я делал заказ, голос мой дрожал. Их подали на фарфоровых тарелках – боже правый! – и похожи они были… даже не знаю на что. На этот раз я решительно пресек возражения дочери. Взяв в каждую руку по тарелке, я поднялся со стула и со спокойной решимостью вывалил все это на середину ковра! Что тут началось! Примчался официант. Я взял дочь за руку и ушел. Нас остановил метрдотель. Но я заставил его замолчать. Я сказал ему значительным тоном: «Я Жером Берен из ресторана „Корридона“ в Сан-Ремо! Приведите сюда Филипа Ласцио и покажите ему, что я сделал. Только держите меня, чтобы я не вцепился ему в горло». Я еще кое-что сказал. Это было лишнее. Затем я отвел дочь в «Рустерман», где нас встретил Вукчич и успокоил блюдом своего гуляша и бутылочкой «Шато-Латур» тысяча девятьсот двадцать девятого года.