Лера не хуже Мити знала, о чем он говорит. После родов у Елены Васильевны не двигались ноги и жизнь ее волей-неволей сосредоточена была на Мите – особенно после того как ушел Сергей Павлович. Но ведь то Елена Васильевна: ее благородство, утонченность чувств всегда были для Леры таким недосягаемым образцом, с которым и сравниваться не приходилось!
– Сравнил тоже! – хмыкнула она. – Думаешь, все дети такие, как ты был? Уж во всяком случае, не Аленка! А я ей как раз слишком мало сопли вытираю…
Впервые Лера чувствовала незавершенность разговора с Митей, неудовлетворенность его словами – и сама не понимала почему. А может, это было и неважно.
Что бы он ни говорил о том «загадочном всем», которое, по его мнению, чувствовала Лера, – сама-то она знала, что это «все» заключается в нем, что вся ее душа принадлежит ему. Она вообще только недавно хоть немного привыкла к тому, что в Митиной жизни так много своего, отдельного, ей непонятного.
Так что, пожалуй, и хорошо было, что работа «Московского гостя» была налажена и почти не требовала новых усилий.
К тому же Лера без лишней скромности понимала, что умеет теперь практически все, что ей необходимо для работы в бизнесе. Она всегда была проницательна, а за пять лет постоянных переговоров, контактов, контрактов и компромиссов она не только приобрела обширный круг знакомств в самых разных сферах, но и научилась насквозь видеть делового партнера со всеми его тайными и явными намерениями.
И, что не менее важно, научилась регулировать его поведение так незаметно, чтобы сам он об этом не догадался. Если, например, она замечала, что ее милый собеседник, с которым она уже, кажется, обо всем договорилась, вдруг предлагает окончательно решить вопрос завтра или лучше послезавтра, – всегда оказывалось, что именно завтра она уезжает в Лондон на конференцию или принимает своих американских партнеров, с которыми будет занята всю неделю. «Какая жалость, но вот у меня приглашение, видите, я никак не могу отказаться, график пребывания у них очень плотный, поэтому давайте все-таки завершим дело сегодня!..» Обычно в таких случаях именно назавтра Лера видела, что курс доллара изменился или произошло еще что-нибудь подобное, – и дело закончилось бы не в ее пользу, если бы она согласилась подождать.
И другие были уловки, которые она привыкла распознавать; всех не перечислишь! К тому же ей нельзя было пустить в глаза пыль ни роскошным приемом, ни изысканными комплиментами. И подавить ее волю было невозможно. С людьми, пытавшимися это сделать, она тут же прекращала всякие отношения; все, кто имел дело с госпожой Вологдиной, отлично это знали и передавали по беспроволочному телеграфу.
В понедельник утром Лера входила в свой офис в Петровских линиях с чувством спокойного торжества. И выглядела она так, словно ей предстояла не обычная рабочая неделя, пусть и после недолгого отсутствия, а какое-то особенное событие. Костюм на ней был по-весеннему яркий, абрикосового цвета, покроем подчеркивающий плавный изгиб ее бедер, серьги и ожерелье из темного янтаря в точности повторяли цвет глаз и волос – и Лера чувствовала себя сияющей, легкой и привлекательной.
Шофер Паша нес за нею большую фотографию в небликующем стекле – «Отражение площади Сан-Марко».
– Ой, Лер! – ахнула Сусанна Азарян. – Ты где ее нашла? Это же та самая!
Память у Сусанны была феноменальная, как ей было не вспомнить фотографию, исчезнувшую в тот невеселый день!
– Да там и нашла, – весело ответила Лера. – Вернули нам с наилучшими пожеланиями.
– Ой, так расскажи! – У Сусанны даже уши покраснели от любопытства. – Он что теперь делает?
– Потом, Суса, – сказала Лера. – Зайдешь ко мне, как только с «Бастом» побеседую, – все расскажу.
С Сусанной она собиралась поговорить не только об Андрее Майбороде. Поразмыслив, Лера решила, что именно та будет вести всю Африку, а это было важно на волне нарастающего спроса.
Но руководитель строительной фирмы «Баст» – это было еще важнее. Лерин въездной туризм был связан со строительством коттеджей в живописных и нехоженых местах, которые больше всего привлекали иностранцев, поэтому она отлично знала, как сильно зависит от подрядчика.
Единственное, что было в этом не слишком приятно: как только дело касалось строительства, Лере сразу вспоминался Стас Потемкин – ее первый подрядчик, отношения с которым едва не обернулись для нее трагедией. И хотя не со строительством были связаны эти отношения – все равно вспоминались помимо воли…
Так и полетел ее обычный день, и необычным в нем был только беспричинно счастливый свет Венеции на возвращенной фотографии.
Африка не вызвала у Сусанны особенного восторга.
– А еще говорят, людям живется тяжело, – скривилась она. – По-моему, живется им прекрасно, раз в Африку ездят!
– Да ведь не все ездят, – улыбнулась Лера Сусиной привычной ворчливости.
– Сама же говоришь, спрос растет, – не согласилась та. – Нет, я этого понять не могу! Хочется тебе солнца – поезжай в Испанию, на Кипр, да мало ли куда! Слона со львом посмотреть – пойди в зоопарк, не хуже вонь, чем в Африке. Так нет – ни лихорадки их не пугают, ни всякая дрянь ползучая!
– Кстати, о лихорадках и дряни, – заметила Лера. – Об этом мы с тобой потом отдельно поговорим. Каждый будет бумагу подписывать о том, что все знает, обо всем предупрежден. Хотят люди ехать – на здоровье, но к нам чтобы никаких потом претензий не было.
– Да ну их, – скорчила смешную гримаску Сусанна. – Их предупреждай, не предупреждай… Вот два дня назад – приходит соплячка лет двадцати, вся в Версаче с головы до ног, на шее кулон килограммовый с брюликами. Мой босс, говорит, желает в Африке неделю отдохнуть, но требования у него специфические. Чтобы каждый день новая девочка, и не старше шестнадцати лет, и каждый день на новом месте, но везде пять звезд! Как тебе это понравится?
– И что ты ей ответила? – заинтересовалась Лера.
– Ну, что… Не матом, конечно, хотя и хотелось. Вежливо так объяснила, что мы секс-туризмом не занимаемся. А она хихикает: никто не занимается, но нигде еще не отказывали…
Лера расхохоталась.
– Да ведь это, может быть, вообще журналистка была! Мне Валик Стар рассказывал, они для своей газеты такую подлянку организовывали. Точно, ходила дамочка, выясняла расценки на секс-туры, а потом – пожалуйста, статья на полполосы. Ну, неважно. Значит – Африка, Суса. Читай Экзюпери, готовься!
– Да ну тебя с твоим Экзюпери, – махнула рукой Сусанна. – Я уже вышла из этого возраста!
Глава 5
Что бы Митя ни говорил, Лера не считала себя особенно хорошей матерью. Конечно, Аленка не была обделена домашним теплом, но Лера понимала, что это в основном не ее заслуга. Она вообще представить не могла, что было бы, если бы мама не занята была только Аленкой.
Иногда Лера просто удивлялась: она так мало бывает с девочкой, как еще сохраняется в ее дочке веселая любовь к ней? Та, которую она впервые почувствовала на речке Подкаменке, когда рыба уходила в прозрачную глубину, а Аленка спрашивала, есть ли у рыбки дети…
Но это была еще одна загадка любви, а загадок любви не разгадать, это Лера знала. Можно только радоваться их существованию.
И теперь она думала о другом… Думала смущенно и даже со страхом – именно потому, что не считала себя хорошей матерью. Считать не считала, а ребенка родить хотела.
Это было то, о чем она думать не могла без трепета – Митин ребенок, ребенок от человека не просто любимого, но любимого до боли в сердце, до невозможности дышать без него…
Она представить не могла, как это будет, что будет происходить с нею, с Митей, с Аленкой. Внешне, наверное, это было просто, это происходило с тысячами женщин, и, пожалуй, никто не понял бы Лериных волнений. Ну подумаешь, ребенок от второго мужа, который прекрасно относится к дочери от первого брака! Какие здесь могут быть проблемы?
Но Лера чувствовала другое: трепетность того, что связывало ее с Митей, несовпадение внешних и внутренних проявлений любви. Внешне у них все именно и было просто, даже сдержанно, но внутри… Даже ей, с ее потребностью сильных чувств и способностью к ним, трудно было выдержать то напряжение, ту непонятную тревогу, которые никогда не ослабевали между нею и Митей.
Отчего так мучительны были даже короткие расставания – это для них-то, знающих друг друга сто лет, привыкших к постоянным разъездам и разлукам? И эти метания то в жар, то в холод, когда Лере то казалось, что души их сливаются воедино, то она чувствовала Митину совершенную от нее отдельность?
Она никогда не могла понять его до конца, как не могла понять, в себя вместить музыку, только интуитивно ее ощущая. Митя весь был словно скрыт от нее прозрачным куполом – и Лера боялась этого.
Иногда она пыталась ему об этом сказать, но он только смеялся, делал вид, что не понимает, – и все равно ничего не объяснял.
Лера помнила, как забеременела от Кости; ей тяжело было об этом вспоминать. Он всегда говорил, что не к спеху, что с ребенком надо подождать. И вдруг, именно в тот момент, когда Лера только-только начала хоть немного приводить в равновесие материальную сторону жизни, о которой Костя вполне искренне не думал, – он заявил, что пора…
Лера помнила тогдашнюю свою неловкость. В самом деле, почему бы и нет, они уже пять лет женаты, все у них нормально, работа работой, но надо ведь рожать… А потом Костя ушел – так же внезапно, как потребовал ребенка, и еще прежде, чем Лера успела сообщить ему о беременности.
Весь он был в этом – с его наивностью, инфантильностью, слабостью в реальности и талантливостью в абстракциях жизни.
Аленка была плодом инерции любви или даже иллюзии любви, это Лера теперь понимала. Наверное, это и было настоящей причиной вечного ее стыда перед дочкой, которого она не могла объяснить даже Мите.
Она хотела от него ребенка, это было одно из самых сильных ее желаний. А в последние несколько недель это стало не только желанием – и сердце у Леры замирало.
Ее охватила такая робость, что она даже к врачу боялась пойти. Но пойти было необходимо, и как можно скорее. Лера не была паникершей, но сейчас ей приходили в голову самые невероятные мысли. А вдруг из-за кесарева при первых родах ей теперь нельзя рожать? А вдруг у нее вообще что-нибудь не так? Да и беременность ли это еще – может быть, просто какое-нибудь недомогание…
– Ну конечно, Лерочка! – улыбаясь, сказала старая докторша Вера Кирилловна, к которой Лера ходила еще со студенческой поры. – Очень славная беременность, семь недель. Да что с тобой? – удивилась она, заметив испуг в Лериных глазах. – Ты не рада?
– Рада… – выдавила Лера. – А… вы думаете, все будет нормально?
– Почему же нет? Конечно, снова кесарево придется делать, но ничего страшного. Сейчас, правда, пытаются второй раз самостоятельно рожать… Но я не сторонница – зачем рисковать? Значит, когда рожать мы будем?.. Та-ак, сейчас у нас июнь, считаем. – Вера Кирилловна придвинула к себе календарик. – В январе, Лерочка? Вот и хорошо, вот и прекрасно – снег, солнце… Мороз и солнце, день чудесный, а?
Вера Кирилловна улыбнулась так радостно, словно Лерина беременность была первая, которую ей приходилось наблюдать. Она вообще была спокойная, вся какая-то уютная, как домашние тапочки, – и Лера тоже успокоилась немного. В самом деле, о чем переживать! В конце концов, можно куда угодно поехать рожать, хоть в Европу, хоть в Америку. Жизнь ее теперь устроена, ничего не может помешать.
Но душа у Леры в этот день была неспокойна, и она сама не понимала, почему.
Впрочем, беспокойство бесследно прошло уже назавтра и больше не возвращалось – совсем наоборот.
«Точно мальчик! – думала Лера, просыпаясь по утрам. – С Аленкой ходила – глотка воды не могла выпить, так тошнило. А теперь, значит, мальчик!»
Токсикоза у нее действительно не было, зато сердце колотилось так, что едва не выпрыгивало из груди. Будет мальчик, Митин сын, во всем на него похожий – и руки такие же, и глаза с такой же тайной в уголках… И все-таки будет совсем другой – их сын.
Она боялась и хотела об этом думать.
Лера даже прислушивалась на всякий случай: не зашевелится ли он? Хотя уж это-то было совершенно невозможно в семь недель, она точно знала!
Курить она бросила в один день и без тени сожаления – правда, Митину пепельницу все равно носила в сумочке. Зато аппетит у нее прорезался такой, что она сама себе удивлялась. Ей хотелось есть постоянно, даже ночью – просто представить невозможно, до чего прожорлив был этот мальчишка! Лера то и дело жевала какие-нибудь фрукты, или мясо, или овощи, с удовольствием отмечая про себя, что даже не полнеет от этой беспрестанной еды. Значит, все идет мальчику.
В один прекрасный день ей даже не хватило обеда, который ежедневно приносили сотрудникам «Московского гостя». Обед был довольно вкусный, но слишком уж, по нынешнему Лериному аппетиту, европейский: салатик, отбивная на косточке, маленькая горка картошки-фри.
Вздохнув, Лера обглодала косточку и отнесла тарелку на кухню, оборудованную в угловой комнате уютного «бабского» офиса. Жозефина Ивановна Михальцова, надежнейшая ее заместительница, мыла яблоко над никелированной мойкой.
– Зось, я что-то не наелась, – почти смущенно сказала Лера. – Что это нам обеды такие микроскопические приносят?
– Ничего себе! – удивилась Зоська. – Никто пока не жаловался. Наоборот, говорят, слишком калорийно, для фигуры вредно.
– Да нет, я тоже не жалуюсь… Но знаешь, пойду, пожалуй, перехвачу еще что-нибудь, – сказала Лера. – В новом этом ресторане на Трубной мясо, говорят, вкусно готовят.
– Что это с тобой? – Зоськины и без того круглые, как у птички-синички, глаза стали еще круглее. – После обеда – в ресторане обедать?
Зоська тем тщательнее заботилась о фигуре, чем меньше делалось ее желание выйти замуж. Она регулярно ходила на занятия шейпингом в своем феминистском клубе и не раз говорила Лере, что женщина должна выглядеть изящно исключительно для себя, и мужики здесь совершенно ни при чем.
Лера всегда с ней соглашалась. Действительно, выглядеть надо на все сто, она и сама не могла себе позволить бесформенной талии или второго подбородка. Что ж, если ей самой легкий, как рисунок пером, облик дан от природы? А другим приходится для этого работать.
Но сейчас ей хотелось есть и было не до талии.
– Я через часок вернусь, – сказала она полуизвиняющимся тоном. – Вроде сегодня никого больше не жду… Ну, если кто объявится вдруг – скажи, что я в посольство какое-нибудь поехала. А если Стрепет будет спрашивать – что завтра буду у него в девять пятнадцать, хорошо?
Ресторан, совсем недавно открытый на Трубной, оказался небольшим, в старинном шотландском стиле. И камин был – правда, сейчас он не топился, но все равно создавал уют.
Лере рассказывал об этом ресторане Валентин Старогородский – Валик Стар, давний ее знакомый. Валик давно уже бросил свою прежнюю репортерскую работу и теперь вел на московском телеканале передачу «Москва кабацкая», из-за чего именовался ресторанным критиком.
Лера прошла через полупустой зал к столику в углу, заметив мимоходом, что пол в зале вымощен булыжниками, как старинная мостовая.
Она нашла в меню бифштекс с кровью и тут же заказала его, усмехнувшись собственной кровожадности. Видно, мальчик ее был не из вегетарианцев!
– Только поскорее, пожалуйста, – попросила она вежливого молодого официанта. – Я с работы убежала, время не ждет.
Лера сидела вполоборота к залу и все-таки краем глаза заметила, как сидевший к ней спиной в противоположном углу мужчина, услышав ее голос в полупустом пространстве, – вздрогнул, замер и медленно обернулся. Она инстинктивно повернула голову, ощутив его к себе интерес, – и замерла сама, чувствуя, как немеет, леденеет и покрывается холодным потом.