Он созвонился с директором универсама, в котором сотрудники «Класса» отоваривались с заднего хода. В самом магазине – шаром покати и длиннющие очереди за колбасой и молоком.
– Свадьба? – кивнул на его покупки директор.
– Вроде того.
– Я и вижу – лицо у тебя счастливое.
Петрову смертельно хотелось спать, вообще свалиться и забыться.
Продукты ему упаковали в четыре коробки. Их надо было тащить до машины, потом до лифта, потом до квартиры. Наверное, профессиональная болезнь филантропов – радикулит.
– Тамара Ивановна, вы разберете все это?
– Конечно, голубчик. Я ужин приготовила – курицу у тебя нашла и картошку пожарила. Придешь?
Теперь Тамара Ивановна была сама кротость.
– Спасибо, с удовольствием. Как насчет рюмашки?
– Я не буду, а тебе, может, и следует. Ты пьющий? – спросила она подозрительно.
– Умеренно. Я пойду умоюсь и принесу коньяк.
Зина услышала, как вошел Петров, и открыла глаза.
В комнате мягко стелился свет галогенного торшера.
– Привет, Зинаида.
– Здравствуйте, Павел.
– Если ты мне будешь выкать, я вспомню, сколько мне лет. Никто не знает, что десять лет назад семьдесят стукнуло.
Петров говорил не глядя на Зину. Он доставал из шкафа чистую майку и спортивные штаны.
– Я хотела уйти к себе, но Тамара Ивановна не позволила.
Зина понимала: надо поблагодарить соседа. Но удивительным образом никакой особой благодарности к нему не испытывала. Если растрескавшейся земле нужен дождь, то не важно, пригнал тучу северный или южный ветер, она будет просто впитывать влагу.
– Как ты себя чувствуешь? – Петров изучающе посмотрел на нее.
Желтенькая ночная рубашка в кружевах. В его постель залетела девочка-подросток из пионерского лагеря.
– Я себя не чувствую. Это кто-то другой.
– Есть хочешь?
– Нет, меня Тамара Ивановна бульоном кормила. Из вашей… твоей курицы.
– Тогда я тоже пойду подкреплюсь. Тебе ничего не нужно?
– Ты мальчиков видел?
– Видел, – соврал Петров. – Отлично выглядят…
Он хотел еще что-нибудь приврать, но Зина закрыла глаза и уснула.
«Кафка по мне плачет, – думал Петров. – Полнейший сюрреализм».
Он сидел на чужой кухне, поглощал ужин, приготовленный женщиной, о существовании которой еще вчера не подозревал, и обсуждал семейные дела посторонних людей.
– Звонила Валентина, сестра Зины, – делилась Тамара Ивановна, – бабушку их положили в больницу. Валя взяла отпуск и ухаживает за ней. И правильно, кому старуха там нужна. Чуть не углядел – и пролежни.
Петров не знал, что такое пролежни. Тамара Ивановна ему подробно объяснила.
– Я купил приборы для сцеживания молока. Вы видели?
– Не нужны они. Я грудь Зине перевязала.
– В каком смысле?
– Чтобы молоко перегорело. Куда ей еще кормить?
– Но Козлов этого не говорил.
– Много он понимает. Нет, конечно, детский врач он очень знающий.
– Тамара Ивановна, нужно еще что-нибудь Зине, детям?
– Одежонки у них маловато, застиранная вся. Уже ползунки стала надставлять, они ведь растут. Нет у тебя знакомых, у которых младенцы подросли?
– Есть, завтра спрошу. Ничего, если я вам не буду помогать с посудой? Честно говоря, засыпаю на лету.
– Да что ты, что ты! – замахала руками Тамара Ивановна. – Разве мужское это дело.
– То-то я им лет двадцать занимаюсь.
Дома Петров посмотрел на спящую Зину, представил: чтобы добыть из кладовки раскладушку, надо вытащить лыжи, велосипед и еще кучу всяких вещей.
– Дудки! – заявил он вслух. – Я не кусаюсь и истощенных женщин не насилую. Неистощенные сегодня тоже могут не беспокоиться.
Он достал подушку, плед и лег рядом с Зиной.
Не просыпаясь, она вдруг повернулась к нему, положила голову на плечо и обняла за шею. Петров почувствовал, как к нему прижалась плоская забинтованная грудь соседки.
Проклиная себя, он убрал Зинину руку и осторожно встал. Побрел к телефону.
– Козлов? Это Петров.
– Петров? Это Козлов.
– Доктор, проснись, мне надо задать тебе вопрос.
– Армянское радио отвечает.
– Перестань храпеть в трубку. Тамара Ивановна перевязала грудь.
– Зачем? Что у нее с грудью?
– Да не у нее. Она Зине перевязала, чтобы молоко перегорело.
– Подожди, я сейчас врублюсь. Так. Если у нее пневмония, то надо, чтобы легкие хорошо вентилировались. Поэтому все сдавливания – это плохо. Что сказала Маша Новикова?
– Какая еще Маша?
– Терапевт. Она должна была к вам заехать, я просил.
– Ни о какой терапевтше не слышал. Так что мне делать? Разбинтовывать?
– Нет, не надо. Из двух и более зол это, наверное… Оставь все, как есть. Завтра терапевт ее посмотрит. Ты лекарства купил, уколы делаете?
– Делаем. Пока.
Он положил трубку, пока проснувшийся Козлов не успел вспомнить о любви Петрова к литературе.
* * *
На следующий день Петров по телефону договорился с Людмилой, женой Потапыча, что после работы подъедет и заберет чемодан с детскими вещами.
Потом позвонила Тамара Ивановна.
– Докторша вчера приходила к Зинаиде и не попала в дом. Когда домофоны устанавливали, у Зины ста пятидесяти рублей не было, поэтому ей переговорник не поставили, только ключ дали. К ней если кто приходит, звонит соседке внизу, та открывает. А я откуда знала?
– Но сегодня доктор в квартиру попала? Хорошо.
– Я этим мастерам позвонила, они теперь триста за установку хотят.
– Намек понял. Пусть делают.
Вечером Петров привез детскую одежду.
– Богато ребенка содержали, – оценила Тамара Ивановна. – А платья-то зачем? У нас же мальчики.
– Пол уточнить я не сообразил. Как Зина?
– Нервничает. Ты бы ее успокоил, что, мол, не обеднеешь от трат.
В квартире Петрова витал непривычный запах – лекарств и женщины.
– Здравствуй, Зинаида. Как самочувствие?
– Здравствуйте. Я понимаю, что это полное безобразие – мое присутствие здесь и все ваши хлопоты.
– Во-первых, пока ты была в бессознательном состоянии, мы перешли на «ты» и вообще страшно сблизились. Во-вторых, если ты такая понятливая, то убери с лица кислое выражение и не порть мне настроение. О, слезы. По какому вопросу?
– Я два дня детей не видела. Тамара Ивановна… – Зина не договорила и уткнулась в подушку.
Петров пошел разбираться с медсестрой.
– Пневмония бывает вирусная, – заявила Тамара Ивановна. – Три дня карантина положено.
– Но ведь она, пока не свалилась, была с детьми. Что, если мы ей издали их покажем? Дайте-ка мне эти платья потаповской внучки.
Зина увидела детей и рассмеялась. Ваня и Саня, наряженные в розовое и белое платья, с кружевными чепчиками на голове, смотрелись на руках у Петрова необыкновенно потешно.
– Они же мальчики! – хихикала Зина.
– Как? – изумился Петров. – С чего ты взяла? Как определяли? Да те ли это дети?
– Те, те, – кивнула Зина, – только подросли. Дайте мне их, пожалуйста.
Близнецы, увидав протянутые мамины руки, ответили встречным порывом.
– Нельзя, братцы, – остановил их Петров, – у вашей мамы карантин. Пошли купаться, там уже и воду напустили.
Тамара Ивановна от помощи в купании младенцев отказывалась, но Петров уверял ее, что Саня и Ваня имеют тенденцию к потопляемости, поэтому торчал в ванной. Они поиграли в знакомую игру «Съешь крокодильчика», потом Петров отнес вымытых и переодетых детей в комнат у.
Ужинал дома с Зиной. Петров накрыл журнальный столик у Зининой тахты, сам сел в кресло перед телевизором. На середине кровавого боевика Зина мирно уснула. Ее присутствие не раздражало Петрова – словно он завел ласкового котенка, и с его появлением все в доме стало по-другому, но не хуже. Правда, котенок не выселил бы хозяина на раскладушку…
Следующим вечером Зина решительно велела перевести ее домой. Тамара Ивановна устроила ей постель на диване в большой комнате, сама переночевала с малышами в детской.
* * *
Зина смогла помогать медсестре только через десять дней.
Тамара Ивановна прожила у Зины три недели.
Петров приходил почти каждый вечер, играл с малышами, развлекал разговорами Зину и Тамару Ивановну. На полчаса-час он окунался в атмосферу семейной жизни и должен был признать, что удушливой она ему не казалась.
Тамара Ивановна тихой сапой подталкивала его на решение материальных проблем соседки. Он не возражал, только посмеивался над простодушным лукавством пожилой женщины.
– Вот манежа нет, – вздыхала Тамара Ивановна, словно говоря сама с собой. – Так было бы хорошо – посади туда детей и живи спокойно. Двоим-то в кроватке тесно, а по полу дует, да и уползают они. Но где Зине на манеж денег взять?
На следующий день Петров приносил манеж.
– Уже неделю дети на улице не были, – сокрушалась Тамара Ивановна. – Конечно, разве я могу их в этой коляске возить? Вывалятся они, большие уже. Им нужна другая, с креслицами. Я видела, для близнецов спаренные делают. Дорогие, поди.
Петров покупал коляску.
Когда Зина поняла, кто раскручивает соседа на подарки, она настрого запретила Тамаре Ивановне подстрекать его, даже пригрозила, что вернет все обратно.
– Да что ты ломаешься? – уговаривала ее Тамара Ивановна. – У него же денег куры не клюют. В субботу дружки приходили в карты играть, так деньгами весь стол был завален. А ты нуждаешься.
– Это его деньги, и я ни в чем не нуждаюсь. Тамара Ивановна, вы бы на моем месте копейки чужой не взяли. Я же вижу, что вы за человек.
Тамара Ивановна, которая договаривалась только ухаживать за детьми и больной, готовила еду Зине и Петрову, стирала и убирала в двух квартирах. Она была настоящей труженицей – не присаживалась ни на минуту, пока была работа, которую она не должна, а могла сделать. У себя в семье она стала главной кормилицей: дочь уволили по сокращению с завода, зять пьянствовал, внуки учились в техникуме.
* * *
– С чего ты решила, что я безвозмездные подарки делаю? – Петров изобразил не только изумление, но и легкую обиду, когда Зина попросила его не покупать им больше вещи и продукты. – Я, Зиночка, бизнесмен. А где ты видела бизнесмена, который швыряет деньги на ветер?
– Правда? – обрадовалась Зина. – Значит, ты как бы нам в долг даешь?
– Что значит «как бы»? Ты меня пугаешь. Я начну думать, что ошибся с вложением денег.
Петров слегка выпил, актерствовать под хмельком он любил, и получалось у него неплохо. Но Зина все-таки подозревала, что он дурачится.
– Я совершенно серьезно. – Она внимательно заглядывала ему в глаза.
– Здесь шутки кончаются. Деньги-то немалые, – строго сказал Петров. – У меня, кстати, все траты зафиксированы.
Петров достал записную книжку, помахал ею в воздухе и быстро убрал, чтобы Зина не вздумала ее посмотреть.
– Я не смогу в ближайшее время с тобой рассчитаться, во всяком случае полностью. Приедет Игорь…
– Минуточку, – остановил ее Петров, – давай выясним отношения. Я на тебя и твоего мужа совершенно не рассчитываю. Мои должники – это Ваня и Саня. В старости, когда я буду дряхл, немощен и разорен, они мне принесут денежки на блюдечке из голубой каемочки.
– С голубой каемочкой, – поправила его Зина и улыбнулась. – Очень хорошо. А то я, знаешь, какой-то содержанкой себя чувствовала.
Теперь усмехнулся Петров. Содержанка! Уморила! Знала бы она, во что они обходятся, содержанки! Сегодня он присутствовал при телефонном разговоре молоденькой певички Анфисы, которую раскручивали на телевидении, и Ровенского.
– Юрик! – верещал голос Анфисы из динамика громкой связи. – Я хочу кофточку купить!
– Почем нынче кофточки? – довольно улыбаясь, спросил Ровенский.
– Пришли мне с водителем две тысячи баксов, постараюсь уложиться. А вечером идем лобстеров кушать, я помню, милый.
Но когда через несколько дней Зина показала бумагу – ее обязательство за детей, Петрову стало противно.
Он читал: «Я, Зинаида Олеговна Бойко, паспорт серия… номер… проживающая… действуя за моих несовершеннолетних детей, Александра и Ивана, составляю настоящую расписку о том, что мои сыновья, Александр и Иван, по достижении совершеннолетия обязуются вернуть Петрову Павлу Георгиевичу три тысячи долларов США за помощь, оказанную мне при воспитании моих сыновей…»
– Это Валя по моей просьбе сделала, – говорила Зина, пока он читал. – Как только смогу выходить на улицу, заверю у нотариуса. Ты, пожалуйста, подпиши вот здесь: «С условием расписки согласен».
– Откуда взялась сумма? – поинтересовался Петров.
– Павел, я умею считать деньги.
Зина видела, что он старается скрыть неприятное впечатление, которое произвела на него бумага. В самом деле, человеку доставляло удовольствие делать добрые дела, а тут ему говорят: в отдаленном будущем получите за них денежки.
Зина забрала листок, двумя руками взяла его руку:
– Павлик, если бы не ты, мы бы, наверное, погибли. Я уж точно была к этому близка. Тут даже всякие слова благодарности теряют смысл. Ты нас просто спас.
Она поднесла его руку к губам и поцеловала.
Петров на секунду застыл. Он пережил мгновенную смену чувств. Вместо раздражения, даже брезгливости – растерянность и теплота. Перед ним стояла не замученная мать семейства, не болезненная девочка-подросток, а женщина. Очень симпатичная, надо признать, женщина.
Теперь он взял легкие Зинины руки, поднес к своим губам и по очереди поцеловал.
– На самом деле это я отогрелся рядом с вами. С тобой, – не удержался он от заигрывания.
Петров смотрел на нее ласково и чуть насмешливо. Зину позабавила столь быстрая смена его настроения, и ей были приятны знаки внимания, от которых она успела отвыкнуть.
– По-моему, – она заговорщически улыбалась, – получилось ну очень патетично.
– Готов уронить слезу, – подстроился под ее тон Петров.
– Ужин готов, я хотела спросить… – Вошедшая Тамара Ивановна осеклась, увидев их стоящими близко друг к другу.
– Голоден как волк. – Петров отпустил Зинины руки. – А после ужина я вам кое-что покажу.
Несколько дней назад, играя с детьми, он обратил внимание, что они легко показывают или берут ту игрушку, которую он просит. Больше всего Ваня и Саня по-прежнему любили красный кубик и по-прежнему считали его съедобным. Петров вместе с манежем купил им кубики с буквами и теперь хотел показать Зине и Тамаре Ивановне потрясающее, с его точки зрения, открытие.
– Зинаида, дети твои гениальны, вундеркинды и все такое прочее, – заявил он. – Демонстрирую.
Петров выложил на краю ковра ряд цветных кубиков, среди которых было два с буквами «А». Детей он поставил на четвереньках на другом конце ковра и скомандовал:
– Где же у нас буква «А»? Кто первый принесет ее дяде, Ваня или Саня?
Малыши споро заработали коленками и руками, доползли до кубиков и точно выбрали «А».
– Ты их читать научил? – поразилась Тамара Ивановна.
Зина рассмеялась, подхватила детей и поцеловала.
– Ага, вы думаете, – говорил Петров, глядя на нее, – что кубики с буквами так отличаются по размеру и цвету от остальных, что выделить их не составляет труда? Ошибаетесь. Эксперимент усложняем.
Он выложил ряд кубиков с буквами.
– Теперь все одинаковые, все с буквами, верно? Ваня, Саня, где наша любимая буква «А»?
Малыши доползли до ряда и точно выбрали нужную букву. Зина поразилась. Тамара Ивановна всплеснула руками:
– Ты что же детей мучаешь? Им еще всю жизнь учиться, пусть хоть сейчас отдохнут.
– Тамара Ивановна, с вашей педагогической установкой я не согласен. Губить таланты не позволим. Между прочим, сейчас мы в процессе освоения буквы «М». Номер пока отработан не полностью, но продемонстрировать можем.
* * *
Петров удивлялся тому, как привязался к малышам. Он никогда не был особенно чадолюбив. С двенадцатилетним племянником Димкой он виделся раз в год, когда приезжал к своим в Омск. В промежутках между визитами на родину о племяннике почти не вспоминал. Дети приятелей большого умиления у него не вызывали. Поиграть с ними, ответить на вопросы, поговорить о жизни, пошутить он был не против, если это случалось не часто.
Саня и Ваня неожиданно растревожили в его душе новую область под названием умиление, вползли в нее и прочно обосновались. Петров думал о близнецах, когда ехал в машине, на работе, дома. Он невольно улыбался, вспоминая, как накануне они научились снимать штанишки: дергали друг друга за лямки на плечах, становились на четвереньки и быстро сучили ножками, пока не съезжали ползунки. Потом, довольные, смотрели на взрослых, разводили ручки в стороны с восклицанием вроде «Опа!». Еще Ваня и Саня устраивали потешные певческие дуэты: тянули на распев слоги «ба-на-ва-па», каждый свою партию, и периодически с громким шлепком захлопывали рты ладошками.