Ответил Ранду один из соотечественников Семарадрида, молодой лорд Менерил. Прорезей на его кафтане было в два раза меньше, чем у Семарадрида, а левый уголок рта кривился, словно в сардонической усмешке, из-за полученного во время гражданской войны шрама.
– Измена, милорд Дракон. Измена и мятеж.
Возможно, Вейрамон еще долго не решался бы сказать это Ранду в лицо, но не мог и допустить, чтобы вместо него говорил чужеземец. Бросив на Менерила свирепый взгляд, благородный лорд тут же вновь напустил на себя напыщенный вид и неохотно подтвердил:
– Именно так, бунт. И, милорд Дракон, не они одни приняли в нем участие. Благородные лорды Дарлин, Тедозиан и благородная леди Истанда тоже примкнули к мятежникам. Сгори моя душа, милорд Дракон, они послали вам формальный вызов и все его подписали. Да еще втянули в это безумие два или три десятка мелких дворянчиков, по большей части вчерашних фермеров. Свет лишил их рассудка!
Дарлином Ранд почти восхищался. Этот человек с самого начала открыто выступил против него. Когда Ранд овладел Твердыней, Дарлин бежал из города и попытался подбить на сопротивление окрестных дворян. Тедозиан и Истанда, так же как и Геарн с Симааном, вели себя совсем по-другому. Они кланялись Ранду, заискивающе улыбались, именовали его лордом Драконом, а за спиной строили козни. Ранд ничего не предпринимал, терпеливо дожидаясь, когда их коварство выйдет наружу, что и случилось. А Ториан не случайно чуть не поперхнулся своим пуншем – его многое связывало с Тедозианом, да и с Геарном и Симааном тоже.
– Это не просто вызов, – холодно добавил Толмеран. – Они утверждают, будто вы – Лжедракон. Что же до взятия Твердыни и Меча-Который-не-Меч, то все это, по их словам, каким-то образом подстроили Айз Седай.
В голосе лорда прозвучал намек на вопрос. В конце концов, он мог сомневаться – в ту ночь, когда Ранд овладел Твердыней, Толмерана там не было.
– А как считаешь ты, Толмеран?
Утверждения бунтовщиков могли показаться правдивыми многим и многим, тем более в стране, где Айз Седай едва терпели, а направлять Силу было запрещено законом – до тех пор, пока Ранд этот закон не отменил. И где Твердыня Тира высилась недостижимой для врагов почти три тысячелетия, пока Ранд ее не захватил. И ему подобные утверждения были хорошо знакомы. Интересно, когда мятежники будут разбиты и пленены, окажутся ли среди них белоплащники? Впрочем, едва ли – Пейдрон Найол слишком хитер, чтобы допустить такое.
– Я думаю, вы действительно взяли в руки Калландор, – промолвил худощавый лорд после минутного размышления. – Думаю, вы и вправду Дракон Возрожденный.
Слово «думаю» оба раза прозвучало с легким нажимом. Толмеран был не лишен мужества. Истеван кивнул – медленно, но кивнул. Вот еще один отважный человек.
Однако никто из них не задал, казалось бы, самого естественного вопроса – не желает ли лорд Дракон искоренить мятежников? Ранда это не удивило. Прежде всего, Хаддонское Сумрачье не такое место, где легко искоренить что бы то ни было. Огромный дремучий лес, изрезанный оврагами и холмами, где нет ни деревень, ни дорог, тропинки и той не сыщешь. Северная, гористая его оконечность считалась почти непроходимой – никому не удавалось преодолеть больше нескольких миль за день. Целые армии могли маневрировать там, пока не истощатся припасы, да так и не повстречаться с противником. Но была и иная, возможно, более веская причина. Всякого задавшего подобный вопрос могли заподозрить в том, что он напрашивается в карательный поход, дабы просто-напросто присоединиться к Дарлину и прочим мятежникам. Но может быть, лорды из Тира не слишком ловко и умело играют в Даэсс Дей’мар, Игру Домов, во всяком случае не так, как это делают кайриэнцы – те во всем видят тайный смысл, за каждым словом, взглядом, жестом ищут скрытое значение, – однако и тайренцы подозревают всех и каждого, непрестанно плетут интриги и ничуть не сомневаются: все остальные делают то же самое.
Ранда сложившееся положение до поры до времени вполне устраивало. Пусть мятежники прячутся в глухомани – тем легче ему сосредоточиться на Иллиане. Однако он не мог допустить, чтобы его заподозрили в чрезмерной мягкости. И тайренские, и кайриэнские лорды едва ли выступят против него, но если они до сих пор не вцепились друг другу в глотки, то лишь по двум причинам. Во-первых, и те и другие смертельно ненавидели айильцев, а во-вторых, боялись гнева лорда Дракона. Стоит этому страху исчезнуть или хотя бы ослабнуть, и дело в два счета – «Джак-Туманчик» сказать не успеешь – может обернуться всеобщей резней.
– Кто хочет высказаться в их защиту? – спросил Ранд. – Может, кому-то известны смягчающие вину обстоятельства?
Желающих заступиться за мятежников не нашлось. Почти две дюжины пар глаз, если считать и слуг, выжидающе уставились на Ранда. А слуг считать стоило, они, похоже, были особо внимательны. Так же как и Девы – но те следили за всеми, кроме Ранда.
– Итак, – объявил он свое решение, – отныне все они лишены титулов и званий, а их владения конфискованы. Необходимо немедленно издать указ об аресте всех участников – и участниц – бунта, имена которых известны. – По законам Тира государственная измена каралась смертью. Ранд уже отменил некоторые законы, но этот пока не тронул, а теперь было поздно. – Объявите повсюду: всякий, кто окажет им какую-либо помощь, сам будет объявлен изменником. Любой вправе невозбранно убить бунтовщика. Но сложившим оружие и сдавшимся мятежникам будет сохранена жизнь. – Такое решение позволяло при известных условиях обойтись без казни Истанды – посылать на виселицу женщину Ранд не хотел. – Упорствующих же повесят!
Лорды – и тайренские, и кайриэнские – заерзали, обмениваясь встревоженными взглядами, кое у кого кровь отлила от лица. Смертного приговора бунтовщикам они ожидали: за мятеж, да еще в военное время, меньше не дают. Что их потрясло, так это лишение титулов. Хотя Ранд и изменил законы в обеих странах, и теперь благородные, как и все прочие, отвечали за свои проступки перед судом, и карой за убийство была смерть, и денежным штрафом наказывалось оскорбление, они по-прежнему считали, будто согласно некоему естественному порядку лордам от рождения определено быть львами, простолюдинам же – овцами. Благородный лорд, отправленный на виселицу, все равно оставался благородным лордом, тогда как Дарлину и прочим предстояло умереть простолюдинами. В глазах многих это было стократ страшнее самой смерти.
Слуги стояли с кувшинами наготове, ожидая, когда им снова прикажут наполнить кубки. Лица их оставались бесстрастными, но в глазах появился веселый блеск, которого раньше не замечалось.
– Ну, с этим покончено, – заявил Ранд, снимая шуфу и направляясь к столу. – Давайте взглянем на карты. Саммаэль важнее горстки глупцов, гниющих в Хаддонском Сумрачье.
Он надеялся, что там они и сгниют. Чтоб им сгореть!
Вейрамон поджал губы, а Толмеран поспешил согнать нахмуренность со своего лица. Физиономия Сунамона казалась слишком уж спокойной – это вполне могло быть маской. На лицах остальных тайренских лордов, да и кайриэнских тоже, как ни пытался скрыть это Семарадрид, было написано сомнение. Некоторые из них сами дрались с троллоками и мурддраалами в Твердыне Тира, другие видели схватку Ранда с Саммаэлем у Кайриэна, тем не менее многие считали, что утверждать, будто Отрекшиеся на свободе, – признак безумия. Он уже слышал шепотки, будто сожженные и перепаханные взрывами окрестности Кайриэна – его вина, когда он, точно маньяк, наносил удары, не разбирая, где друг, а где враг. Судя по каменному выражению лица Лиа, если лорды не поостерегутся и будут и дальше так поглядывать на Ранда, то кто-то из них рискует получить меж ребер копьем Девы.
Однако, когда Ранд, отбросив в сторону шуфу, начал рыться в разбросанных по столу картах, все сгрудились вокруг. Прав был Башир, когда говорил, что люди последуют и за безумцем, лишь бы тот побеждал. И будут следовать до тех пор, покуда его – а стало быть, и их – не покинет удача. Как раз к тому времени, когда Ранд нашел нужную карту – подробный чертеж восточной оконечности Иллиана, – пришли айильские вожди.
Первым вошел Бруан из Накай Айил, за ним Джеран из Шаарад, Деарик из Рийн, Ган из Томанелле и Эрим из Чарин. Каждый из них ответил кивком на кивки Сулин и трех Дев. Бруана, широкоплечего гиганта с печальными серыми глазами, Ранд поставил во главе воинов пяти кланов, которые он отправил на юг, и другие вожди не возражали. Бруан слыл великим воителем, что совсем не вязалось с его добродушным видом. Все айильцы были облачены в кадин’сор, шуфы свободно лежали у них на плечах. Оружия, если не считать тяжелых поясных ножей, никто из них не имел, но пока у айильца есть руки и ноги, его нельзя считать невооруженным.
Кайриэнцы пытались делать вид, будто не видят айильцев, тогда как тайренские лорды усмехались, морщились и демонстративно нюхали надушенные платки и ароматические шарики. Они гордились тем, что в Тире айильцы овладели лишь Твердыней, да и то – по их убеждению – с помощью Дракона Возрожденного или, как шептались некоторые, Айз Седай, тогда как Кайриэн те побеждали и разоряли дважды.
Айильские вожди, кроме Гана, ни на кого не обращали внимания. Седовласый, с морщинистым, продубленным ветрами и солнцем лицом Ган метал по сторонам свирепые взгляды, но это никак не могло изменить того факта, что некоторые тайренские лорды не уступали ему ростом. В мокрых землях Ган считался бы очень высоким человеком, но среди соплеменников выглядел низкорослым, что делало его, как и Энайлу, крайне обидчивым в этом отношении. Кроме того, кайриэнцев айильцы презирали более всех прочих обитателей мокрых земель и именовали не иначе как «древоубийцами» и «клятвопреступниками».
– Сосредоточимся на Иллиане, – твердо сказал Ранд, расстилая карту. Чтобы один край не загибался, он придавил его Драконовым скипетром, а на другой поставил чернильницу на золотом основании и парную к ней чашу для песка. Он не хотел, чтобы все эти люди принялись убивать друг друга. Хотя он и не думал, что такое возможно – по крайней мере, пока он тут. В преданиях союзники поневоле становились со временем искренними и преданными друзьями, но то в преданиях. Ранду с трудом верилось, что нечто подобное может произойти и с его разноплеменным воинством.
Холмистая равнина Маредо простиралась на территорию Иллиана, где поблизости от реки Шал, бравшей начало от Манетерендрелле, постепенно переходила в лесистые холмы. Восточный край этих холмов был отмечен пятью чернильными крестиками; судя по карте, на местности их отделяло друг от друга около десяти миль. Дойрлонские холмы.
Ранд ткнул пальцем в один из крестиков, расположенный в центре.
– Вы уверены, что у Саммаэля не прибавилось лагерей? – Легкая гримаса на лице Вейрамона заставила Ранда раздраженно бросить: – Да пусть будет кто угодно: лорд Бренд, Совет девяти, хоть сам король Маттин Стефанеос ден Балгар! Я о деле спрашиваю: лагеря все те же?
– Наши разведчики говорят, что там все без изменений, – спокойно ответил Джеран. Стройный и прямой как клинок, с проседью в густых светло-каштановых волосах, теперь он всегда был спокоен, ибо с приходом Ранда завершилась четырехсотлетняя кровная вражда кланов Шаарад и Гошиен. – Совин Най и Дуад Махди’ин ведут постоянное наблюдение. – Он одобрительно кивнул, и Деарик поступил так же. Прежде чем стать вождем, Джеран принадлежал к воинскому сообществу Совин Най – Руки-Ножи, а Деарик – к Дуад Махди’ин – Ищущие Воду. – Гонцы докладывают нам обо всех передвижениях каждые пять дней.
– Мои разведчики сообщают, что все по-прежнему, – сказал Вейрамон с таким видом, будто и не слышал слов Джерана. – Я отправляю отряд каждую неделю. На дорогу туда и обратно уходит целый месяц. Но уверяю вас, что у меня самые свежие сведения. Разведка очень сложна – слишком далеко.
Айильцы и бровью не повели, лица их оставались словно высеченными из камня.
Ранд предпочел не обращать на это внимания. Он и прежде пытался сблизить между собой подвластные ему народы, да все без толку, – стоило ему отвернуться, как пропасть между тайренцами, кайриэнцами и айильцами становилась прежней.
Что же касается лагерей… Ранд знал, что их по-прежнему всего пять, ибо побывал в них, если можно так выразиться. Существовало… некое место, в которое можно попасть, если знаешь как. Странное, безлюдное отражение реального мира. Он ходил по земляным валам и бревенчатым стенам огромных фортов, знал ответы почти на все вопросы, которые собирался задать, но скрывал это, ибо в каждом его плане заключался иной, скрытый, и Ранд жонглировал ими, словно менестрель факелами.
– И Саммаэль все еще приводит новых людей? – На сей раз Ранд произнес это имя с нажимом.
Лица айильцев не изменились: если Отрекшиеся освободились, значит так оно и было; эти люди понимали, что порой приходится принимать вещи такими, каковы они есть, независимо от того, нравится тебе это или нет, – прочие же бросали на Ранда быстрые и встревоженные взгляды исподлобья. Ну что ж, рано или поздно им тоже придется уразуметь, что дела обстоят не так, как хотелось бы.
– Туда стягиваются все мало-мальски способные держать оружие. Кажется, скоро весь Иллиан соберется там, – с мрачным видом заявил Толмеран. Тир враждовал с Иллианом со времени распада империи Артура Ястребиное Крыло, и история обеих стран представляла собой нескончаемую череду войн, начинавшихся зачастую по смехотворным поводам. Толмеран, как истинный уроженец Тира, был не прочь сразиться с иллианцами, однако же, в отличие от других благородных лордов, кажется, полагал, что не каждую битву можно выиграть одним лихим наскоком. – Все разведчики докладывают, что лагеря растут и возводятся новые укрепления.
– Нужно выступать немедленно, милорд Дракон, – с пылом заявил Вейрамон. – Сожги мою душу Свет, если я не застану этих иллианских раззяв врасплох, со спущенными штанами. Они сами загнали себя в угол, засев в этих мышеловках. У них ведь и кавалерии-то почти нет! Клянусь, я раздавлю их, и дорога на город будет открыта. – (В Иллиане, так же как в Тире и Кайриэне, говоря «город», имели в виду столицу, по имени которой называлась и вся страна.) – Сгори мои глаза, я водружу ваше знамя над Иллианом уже через месяц. Самое позднее, через два. – Бросив взгляд на кайриэнцев, он нехотя поправился: – Мы водрузим. Семарадрид и я.
Семарадрид едва заметно кивнул.
– Нет! – отрезал Ранд.
Затея Вейрамона грозила обернуться бедой. Между его станом и укрепленными лагерями Саммаэля на двести пятьдесят миль простирались бескрайние травянистые равнины, где пятидесятифутовый холмик считался горой, а крохотная, в два гайда, рощица – чащобой. У Саммаэля тоже есть разведчики: каждая крыса, каждый ворон может оказаться его соглядатаем. Двести пятьдесят миль – это двенадцать или тринадцать дней пути для тайренских и кайриэнских солдат, да и то если повезет. Айильцы добрались бы быстрее, дней за пять, но даже у айильцев целое войско движется медленнее, чем двое-трое разведчиков. К тому же план Вейрамона не предусматривает их участия в походе. Задолго до приближения армии Вейрамона к Дойрлонским холмам Саммаэль будет предупрежден и сам сможет нанести противнику смертельный удар. Дурацкий план. Еще более глупый, чем тот, который навязывал им Ранд.