– Надеюсь, ни одно из этих вероучений не утверждает, что я не могу заменить мать вашей сиротке, – возразила леди Певерил. – Я уверена, мистер Бриджнорт, что счастливое возвращение его величества, поистине содеянное рукою самого Всевышнего, прекратит и успокоит все разделяющие нас гражданские и религиозные распри, и, вместо того чтобы доказывать превосходство нашей веры гонениями на инакомыслящих, мы постараемся доказать ее истинно христианскую сущность, стремясь превзойти друг друга в добрых делах, каковые служат лучшим доказательством нашей любви к Господу.
– Вы говорите по велению своего доброго сердца, сударыня, – отвечал Бриджнорт, чей образ мыслей не был свободен от ограниченности его времени, – однако я уверен, что если бы все, кто называет себя верными королю кавалерами, разделяли мнения, коих придерживаетесь вы… а также мой друг сэр Джефри, – последние слова он произнес после некоторой заминки и скорее из любезности, нежели искренне, – то мы, кто в прошедшие времена считали своим долгом поднять оружие за свободу совести и против произвола, могли бы теперь наслаждаться миром и довольством. Но как знать, что еще может случиться? Среди вас есть беспокойные и горячие головы; не стану утверждать, что и мы всегда с умеренностью пользовались своей властью, а месть сладка сынам падшего Адама.
– Ах, майор Бриджнорт, – весело возразила леди Певерил, – эти предчувствия могут лишь накликать события, которые без них едва ли произойдут. Вспомните слова Шекспира:
[4]{44}Однако я должна просить у вас извинения – мы очень давно не встречались, и я забыла, что вы не жалуете пьес.
– При всем моем уважении к вам, миледи, – промолвил Бриджнорт, – я считал бы постыдным для себя, чтобы праздная болтовня бродячего актера из Уорикшира{45} напоминала мне о долге и благочестии, коими я вам обязан: они велят мне повиноваться вам во всем, что позволяет мне совесть.
– Если вы приписываете мне такое влияние, – отвечала леди Певерил, – я постараюсь употребить его с умеренностью: пусть, по крайней мере, хоть моя власть внушит вам благоприятное мнение о новом порядке вещей. Итак, любезный сосед, если вы готовы на один день стать моим подданным, я намерена, согласно указаниям моего супруга и повелителя, в будущий четверг пригласить всех соседей на празднество в замок и прошу вас не только быть самому, но и убедить вашего почтенного пастора, а также ваших друзей и соседей высокого и низкого звания, которые разделяют ваши убеждения, встретиться с остальными окрестными жителями, дабы вместе отпраздновать счастливое восстановление монархии и доказать, что отныне мы все едины.
Сторонник парламента, Бриджнорт был немало смущен этим предложением. Он возвел очи горе, опустил их долу, огляделся вокруг, вперил свой взор сначала в резной дубовый потолок, затем снова уставился в пол, после чего, окинув взглядом комнату, остановил его на своей дочери, вид которой внушил ему иные, более приятные мысли, нежели те, какие могли вызвать упомянутые части помещения.
– Сударыня, – сказал он, – я с давних пор чуждаюсь празднеств – отчасти из врожденной меланхолии, отчасти вследствие печали, естественной для одинокого и убитого горем человека, в чьих ушах звуки радости искажаются, подобно веселой мелодии, сыгранной на расстроенном инструменте. Но хотя моя натура и помыслы мои чужды бодрости и веселью, я обязан возблагодарить Всевышнего за ту милость, которую Он ниспослал мне через вас, миледи. Давид, муж, угодный Господу, продолжал совершать омовения и вкушать хлеб свой, даже лишившись своего любимого детища; мое дитя возвращено мне, и разве не обязан я принести благодарение Господу в счастии, коль скоро Давид явил смирение в скорби?{46} Сударыня, я охотно принимаю ваше любезное приглашение, и те из моих друзей, на которых я имею влияние и чье присутствие может быть желанным для вас, миледи, будут сопровождать меня на торжество, дабы весь наш Израиль соединился в один народ.
Произнеся эти слова скорее с видом мученика, нежели гостя, приглашенного на веселый праздник, облобызав и торжественно благословив свою дочь, майор Бриджнорт отбыл в Моултрэсси-Холл.
Глава III
Старинная пьесаНе занимать нам глоток и желудков –Достало бы веселья да еды!
Даже в случаях самых заурядных и при полном достатке устройство большого пира в те дни не было таким легким делом, как ныне, когда хозяйке дома достаточно по своему усмотрению назначить прислуге день и час праздника. В те простодушные времена хозяйке полагалось входить во все подробности; и с небольшой галереи, сообщавшейся с ее комнатами и расположенной прямо над кухней, то и дело раздавался ее громкий голос, который, подобно голосу духа, предупреждающего моряков о приближении бури, заглушал звон горшков и кастрюль, скрипенье вертелов, стук костей и сечек, перебранку поваров и все прочие звуки, сопровождающие приготовления к парадному обеду.
Но все эти труды и хлопоты более чем удвоились при устройстве праздника в замке Мартиндейл, где верховный гений торжества был почти совершенно лишен средств, необходимых для достойного приема гостей. Деспотизм мужей в подобных случаях распространен повсеместно, и среди знакомых мне глав семейств едва ли найдется хоть один, который бы вдруг, в самое неподходящее время не объявил своей ни в чем не повинной спутнице жизни, что он пригласил какого-то пренеприятного
к величайшему смятению этой дамы, а быть может, даже и к позору для ее хозяйства. Певерил Пик поступил еще более опрометчиво, ибо он велел своей жене созвать всех честных граждан округи в замок Мартиндейл на пир по случаю счастливого восстановления на престоле священной особы его величества, не объяснив как следует, откуда взять необходимые припасы. Олений заповедник был опустошен еще во время осады; голубятня никак не могла снабдить подобное пиршество; пруды, правда, кишели рыбой (что обитавшие по соседству пресвитериане считали весьма подозрительным обстоятельством), а многочисленные холмы и долины графства Дерби изобиловали дичью, однако все это могло служить лишь дополнением к парадному обеду, и управляющий с дворецким, единственные помощники и советчики леди Певерил, никак не могли придумать, где бы достать мяса на жаркое – наиболее существенную часть, так сказать основу всего пиршества. Дворецкий грозился принести в жертву упряжку добрых молодых волов, чему управляющий, ссылаясь на их важную роль в сельском хозяйстве, оказывал упорное сопротивление; и кроткая, покорная супружескому долгу леди Певерил не могла мысленно не посетовать на беспечность своего отсутствующего супруга, который весьма необдуманно поставил ее в столь затруднительное положение.
Эта досада едва ли была справедливой – ведь человек отвечает лишь за те свои решения, которые он принял вполне свободно. Верноподданнические чувства сэра Джефри, равно как и многих других лиц, находившихся в том же положении, что и он, благодаря надеждам и страхам, победам и поражениям, борьбе и страданиям, которые вызваны были одною побудительной причиной и, так сказать, определялись одной исходной точкой, приняли характер сильной и всепоглощающей страсти; а поразительный и необычный поворот судьбы, не только удовлетворивший, но и далеко превзошедший самые смелые его надежды, вызвал на некоторое время опьянение верноподданническим восторгом, охватившее, казалось, всю страну. Сэр Джефри виделся с Карлом и его братьями и был принят веселым монархом с тою изысканной и искренней любезностью, которою король располагал к себе всех, кто с ним встречался; заслуги и достоинства рыцаря были оценены сполна, и ему намекнули, хоть прямо и не обещали, что он будет вознагражден. Так неужели можно было ожидать, что Певерил Пик, пребывая на верху блаженства, станет заботиться о том, где его жена раздобудет баранину и говядину для угощения соседей?
Однако же, к счастью для озабоченной дамы, нашелся человек, достаточно предусмотрительный, чтобы догадаться об ее затруднении. В ту самую минуту, когда леди Певерил с большою неохотой решилась занять у майора Бриджнорта сумму, необходимую для выполнения указаний своего супруга, и горько сожалела об этом отклонении от своей обычной строжайшей экономии, дворецкий (который, заметим кстати, после известия о высадке короля в Дувре еще ни разу не протрезвился) ворвался в комнату, щелкая пальцами и выказывая гораздо больше знаков восторга, нежели приличествовало в гостиной столь достойной леди.
– Что это значит, Уитекер? – с некоторою досадой спросила леди Певерил, ибо из-за этого вторжения ей пришлось прервать начатое письмо к соседу, содержащее неприятную для нее просьбу о займе. – Намерены ли вы отныне всегда вести себя подобным образом? Или вам что-нибудь приснилось?
– Мой сон предвещает удачу, – отвечал дворецкий, торжествующе взмахнув рукой, – и, смею надеяться, почище, чем сон фараона, хотя тоже насчет тучных коров.
– Прошу вас выражаться яснее или позвать кого-нибудь, кто сможет объяснить суть дела, – проговорила леди Певерил.
– Клянусь жизнью, сударыня, мои новости могут говорить сами за себя! – воскликнул дворецкий. – Разве вы не слышите, как они мычат? Разве вы не слышите, как они блеют? Пара жирных волов и десяток отличных баранов! Теперь замок обеспечен провиантом, и мы смело можем ожидать осады, а Гезерилу будет на чем вспахивать свое проклятое поле.
Не расспрашивая далее своего не в меру оживленного слугу, леди Певерил встала, подошла к окну и в самом деле увидела волов и баранов, которые вызвали ликование Уитекера.
– Откуда они взялись? – с удивлением спросила она.
– Пусть кто хочет ломает себе над этим голову, – отвечал Уитекер. – Погонщик был с запада; он сказал, что один друг прислал их, чтоб ваша милость могли приготовить пир; он ни за что не захотел остаться выпить, мне очень жаль, что он не остался выпить; умоляю вас, миледи, простите, что я не притащил его за уши выпить, да только я не виноват.
– В этом я готова присягнуть, – заметила леди Певерил.
– Клянусь богом, сударыня, уверяю вас, что я не виноват, – повторял усердный дворецкий, – я сам выпил за его здоровье кружку двойного эля, чтобы наш замок, не дай бог, не уронил своей репутации, хотя я успел уже с утра приложиться. Истинная правда, сударыня, клянусь богом!
– Полагаю, что это вас не очень затруднило, – сказала хозяйка, – но не думаете ли вы, Уитекер, что было бы гораздо лучше, если б вы в доказательство своей радости не так часто напивались и поменьше божились?
– Прошу прощения, миледи, – почтительно возразил Уитекер, – надеюсь, я свое место знаю. Я всего лишь покорный слуга вашей милости и понимаю, что мне не пристало пить и божиться так, как ваша милость, то есть, я хотел сказать, как его благородие сэр Джефри. Но только, если я не стану пить и божиться, как полагается мне по званию, откуда люди будут знать, что я – управляющий Певерила Пика и, осмелюсь доложить, также его дворецкий – ведь с тех пор как старый Спиготс был убит на северо-западной башне с пивною кружкой в руке, у меня хранятся ключи от винного погреба. Как же, по-вашему, люди смогут отличить старого кавалера-роялиста вроде меня от какого-нибудь мошенника круглоголового, который только и знает, что поститься да читать молитвы, если мы не будем пить и божиться, как прилично нашему званию?
Леди Певерил промолчала, отлично зная, что слова ни к чему не поведут, а затем объявила дворецкому, что желает пригласить на торжественный обед лиц, поименованных в списке, который она ему вручила.
Вместо того чтобы принять список с молчаливой покорностью, как то свойственно нынешним мажордомам, Уитекер подошел к окну, надел очки и принялся его читать. Он пробормотал одобрительным тоном значившиеся вначале имена знатных кавалеров-роялистов округи, остановился и фыркнул, дойдя до имени Бриджнорта, однако тут же сказал: «Он добрый сосед, его можно». Но, прочитав имя и фамилию Ниимайи Солсгрейса, пресвитерианского пастора, Уитекер совсем потерял терпение и заявил, что скорее бросится в Элдонский провал, нежели допустит, чтобы этот наглый пуританский филин, захвативший кафедру правоверного священнослужителя, посмел осквернить замок Мартиндейл своим посланием или личным присутствием.
– Этим гнусным лопоухим лицемерам и без того довольно помогал попутный ветер! – воскликнул он, сопроводив свои слова крепкою бранью. – Теперь фортуна улыбается нам, и не будь я Ричард Уитекер, если мы не сведем с ними старые счеты.
– Вы злоупотребляете своею долгой службой и отсутствием вашего господина, Уитекер. В противном случае вы не осмелились бы так говорить со мною, – сказала леди Певерил.
Хотя строптивый дворецкий был чрезвычайно возбужден, от него не укрылась несвойственная леди Певерил дрожь в голосе, и, как только он заметил, что глаза ее засверкали, а щеки разгорелись, запальчивость его тотчас же остыла.
– Ах, чума меня побери, ведь я и в самом деле прогневил миледи! – вскричал он. – Я этого вовсе не хотел. Покорнейше прошу прощения! Это не Дик Уитекер посмел противиться вашим приказаниям, а всего лишь вторая кружка двойного эля. С тех пор как наш король благополучно водворился на престоле, мы, как известно вашей милости, кладем в пиво двойную порцию солода. Сказать по чести, фанатик противен мне ничуть не меньше, чем дьявол со своим раздвоенным копытом, но ваша милость вольны пригласить в замок Мартиндейл хоть самого дьявола и даже послать меня с приглашением к адским вратам, ежели вашей милости будет угодно.
Итак, приглашения были разосланы по должной форме, после чего велено было зажарить одного из волов на рыночной площади деревушки Мартиндейл-Моултрэсси, расположенной к востоку от обоих имений, которым она была обязана своим двойным именем, – почти на равном расстоянии от обоих, так что если б линия, мысленно проведенная от одного имения к другому, служила основанием треугольника, то деревня находилась бы на вершине острого угла. Вследствие недавнего перемещения части певериловских владений сэр Джефри и Бриджнорт почти поровну поделили между собой вышеозначенную деревню, и потому леди Певерил не сочла удобным оспаривать право соседа пожертвовать несколько больших бочек пива на общее торжество.
Между тем она невольно заподозрила, что именно Бриджнорт был тем неизвестным другом, который избавил ее от затруднительного положения, прислав необходимый провиант, и потому очень обрадовалась, когда визит майора накануне предстоящего торжества предоставил ей случай его поблагодарить.
Глава IV
Старинная пьесаЯ против тостов: доброе виноХвалить не нужно – мы без предисловийПривыкли пить. Не веришь – прикажиПодать мне кварту: в глотке не застрянет!
Майор Бриджнорт в чрезвычайно категорических выражениях отклонил благодарность леди Певерил за провиант, который так своевременно появился в замке. Вначале он, казалось, даже не понял, о чем идет речь, а когда она объяснила ему суть дела, привел весьма убедительные доказательства того, что ни в малейшей степени не причастен к присланным дарам, и леди Певерил пришлось ему поверить, ибо майор, человек честный и прямодушный, не привык облекать свои мысли в изящно-витиеватую форму, отличался почти квакерской откровенностью{47} и потому не стал бы говорить неправду.
– Впрочем, сударыня, мой визит и в самом деле имеет некоторое касательство к завтрашнему торжеству, – сказал он.
Леди Певерил приготовилась слушать, но, видя, что гость ее находится в замешательстве, вынуждена была просить его объясниться.