Лунин, почти уже разучившийся изумляться, рассудил, что «большие звезды» решили поторговаться с Президентом, почуяв, что пахнет паленым. Вопрос лишь, как они оказались в комнате на восьмом этаже? Келюсу представилась вертолетная площадка на крыше Белого Дома, соединенная винтовой лестницей с таинственной комнатой. Затем воображение разыгралось, и он занялся составлением плана подземных тоннелей, соединенных с комнатой сверхсекретным лифтом для обслуживания которого почему-то требовались исключительно тибетцы.
…Генерал возвратился очень быстро, прошел за дверь и через несколько секунд вернулся вместе со стариком.
– Пост сдашь мне, – велел он Лунину, потом забрал автомат, пожал руку и приказал возвращаться в комнату с металлическими стульями. Уходя, Николай слышал, как Генерал и тибетец о чем-то шепчутся. Келюс, вспомнив странную пантомиму, сопровождавшую предыдущую смену караула, рассудил, что речь теперь идет о нем самом. Эта мысль почему-то не доставила ему ни малейшего удовольствия.
В комнате отдыха Келюс застал изрядную суету – трое офицеров в пятнистых комбинезонах записывали резервистов в какие-то списки. Лунин поспешил присоединиться к остальным и оказался в группе, направляемой к путепроводу № 2, куда уже приближалась механизированная колонна.
На улице лил дождь. Плаща у Николая не было, а воевать под зонтиком он счел ниже своего достоинства. Впрочем, зонтика ему тоже не предложили. Келюс решил героически терпеть, тем более что в подобном положении оказались сотни других добровольцев, да и дождь потихоньку слабел.
Они стали кордоном поперек путепровода. Парень в штатском, но с неистребимой военной выправкой отдавал приказы; откуда-то сзади подносили куски брезента и бутылки, измазанные липкой маслянистой жидкостью. Это было все, что добровольцы могли противопоставить броне и пушкам. Лица терялись в темноте, и при редких вспышках света Николай долго не мог найти ни одного из знакомых. Внезапно он заметил усатого парня в синей куртке, которого сменял на посту. Лунин с некоторым удивлением сообразил, что почти начисто забыл о двух часах, проведенных у странной двери. Возникающие ниоткуда генералы и Президент рядом со стариком-тибетцем казались теперь персонажами голливудского триллера. Главное решилось не в темных коридорах, а здесь, на мокром асфальте.
Николай вспомнил, что давно хотел покурить. Оглянувшись вокруг и не заметив ни у кого из соседей зловещей бутылки, он достал сигареты…
– Сгорим, однако!..
Это произнес его сосед – очень высокий парень в военном плаще с капюшоном. Келюс присмотрелся: под плащом у парня топорщилась бутылка явно не с минеральной водой.
– Как выйдет, – отозвался он, на всякий случай отодвигаясь. – Кысмет, бином!
– Кысмет! Вот, елы, два года прослужил, а такой пакости не видел!
Лунин, подождав несколько секунд и убедившись, что бутылка самовозгораться не собирается, осмелел и вернулся на место.
– Это они в 41-м придумали, – пояснил он, вспомнив читанное еще в студенческие годы. – Гранат и базук не было, вот и учудили. «Молотовский коктейль»! А вообще-то говоря они… гм-м… порою и сами… того.
– Язви в карету!.. – протянул парень, осторожно поправляя бутылку в кармане плаща. – А ты здесь со вчерашнего?
– С полудня, – с достоинством ответил Келюс. – А ты?
– Не-а, я лишь два часа, как из Тулы приехал. У знакомых был, а тут заваруха. Я, как узнал утром, что отбились, решил и сам…
– Келюс, – представился бывший преподаватель. – Хотя вообще-то Николай.
– Фрол, – в свою очередь назвался парень. – Хотя вообще-то Фроат.
Рука Фрола оказалась раза в два шире, чем у Лунина, да и пожатие вышло хотя и вежливым, но чувствительным.
– Ты что, иранец?
– Не-а, не иранец, – вздохнул Фрол-Фроат. – Русский я – по паспорту. По паспорту все мы русские…
– Точно, – согласился Келюс. – Я вот, украинец, а то и вообще, караим.
– А я думал, француз, – засмеялся парень. – Келюс, это вроде из «Королевы Марго»?
– Из «Графини Монсоро». В детстве прозвали – потому что Коля. А ты из какого романа?
– Про нас романы не пишут, – с некоторой грустью заметил Фрол. – Я – дхар, мы с Урала.
– А, малые, малочисленные, – понял Лунин, всматриваясь в своего нового знакомого. На чукчу или эвенка тот определенно не походил. Типичный русак, правда скуластый, а так – хоть сразу под Рязань.
– Малочисленные – это точно. А насчет малых, так какие, елы, мы малые? У нас средний рост метр девяносто пять. Я, считай, недоросток.
– А сколько? – осторожно спросил Николай, прикидывая, что Фрол выше его на целую голову.
– Метр девяносто один, – печально констатировал тот. – Недобрал. Батя мой, считай, под два метра.
– Да-а…
– А я тут китайца видел, – между тем сообщил дхар. – Интересно, наш он или ихний?
– Старый? В балахоне? – Лунин сразу вспомнил странную комнату.
– Не-а, молодой.
– В камуфляже?
Китаец, если Фрол не ошибся и не напутал, был уже третьим, кто имел отношение к странном комнате. И все трое оказались практически в одном и том же месте.
– В камуфляже, – кивнул дхар, и Николаю отчего-то стало не по себе.
Между тем толпа заволновалась. Откуда-то сбоку вынырнул штатский с военной выправкой и тут же прозвучало: «Колонна на подходе». Проспект был по-прежнему пуст, но, вслушавшись, Келюс уловил глухой гул, а через минуту вдали замигали отблески фар – по проспекту шли бронетранспортеры. Издали машины казались игрушечными, словно из набора оловянных солдатиков. Но постепенно «бэтээры» приближались, вырастая на глазах. Здесь, в городе, они смотрелись как-то дико, ненормально. Может быть поэтому машины казались огромными, куда большими, чем на самом деле.
– Ну, елы, приехали, – прокомментировал Фрол. – Они приехали, а мы, в карету, приплыли!
По толпе передавались последние приказы. Было велено не бежать, стоять на месте, а в случае атаки использовать брезент для смотровых щелей. Про бутылки с «коктейлем» ничего пока сказано не было.
Колонна приближалась не спеша, а метрах в пятидесяти от толпы сбавила ход до минимума.
– Сейчас станут, – пообещал Лунин, очень желая этого.
Машины действительно остановились. Бронетранспортеры стояли с задраенными люками; моторы продолжали работать, и от машин шел удушливый запах горелой солярки. Впереди «бэтээров» замерли два гусеничных чудовища – боевые машины пехоты, направив стволы своих коротких пушек прямо на людей. Николай явно не к месту вспомнил, что в армии БМП называют «братской могилой».
– Сейчас убалтывать будут, – предположил Фрол, в очередной раз вынимая из кармана зловещую бутылку.
– Не трогай, – попросил Келюс, с опаской наблюдая за соседом. – Ты… плащ испачкаешь.
– А он не мой, – равнодушно отреагировал дхар. – Выдали – казенный. О, гляди, вылазит! Сейчас матюгальник возьмет…
Последнее относилось к офицеру в черном комбинезоне, появившемуся из люка «братской могилы». Он действительно взял мегафон, стал на броню и прокашлялся. Толпа засвистела.
– Внимание! – гаркнул мегафон. – Согласно приказу коменданта города мы должны двигаться этим маршрутом. Немедленно освободите проезжую часть! Повторяю…
Свист усилился, из толпы вылетели несколько пустых бутылок, со звоном разбившиеся о борт БМП. Офицер вздрогнул, переступил с ноги на ногу.
– Я ж вам русским языком!.. Товарищи! У меня приказ! Вы что, не понимаете?!
Очередная бутылка разбилась прямо у ног говорившего, свидетельствуя об окончании переговоров. Офицер, напоследок гаркнув в микрофон нечто совершенно недипломатичное, скрылся в люке, и через минуту моторы головных машин зарычали.
– Ну все! – решил Фрол, взвешивая в руке «молотовский коктейль». – Сейчас, елы, попрут.
– Спрячь, – посоветовал Лунин. – Они еще в войну поиграют.
Фрол подумал и последовал совету. Моторы, порычав немного, взревели, и машины двинулись вперед. Толпа попятилась, но устояла. Ряды сомкнулись, те, кто стоял впереди, уже не прячась, готовили куски брезента.
Николай не ошибся. Пока это еще была «игра в войну» – не доезжая метра до первой шеренги, «бэтээры» остановились, обдавая толпу ревом и удушливым сизым дымом. Чей-то плащ накрыл смотровую щель одной из машин. Чудовище дернулось, подалось назад, а затем внезапно рванулось прямо на людей.
По рядам прошелестело: «Бутылки!». Первые ряды распались, на какой-то миг вокруг ослепленного монстра образовалась пустота, но затем несколько смельчаков взобрались на броню. Упала сбитая ударом лома антенна, сразу два плаща накрыли перископы. Машина еще раз взревела и остановилась.
Кто-то крикнул: «Ура!», и почти одновременно лязгнули гусеницы – обе «братские могилы» двинулись вперед. Одна за другой разбились о броню несколько бутылок, на этот раз уже не пустых, черная жидкость потекла по бортам…
– Не горят! – закричал Келюс, отступая вместе с Фролом перед самым носом одной из «бээмпэшек».
– Ниче, загорится, елы! – пообещал дхар, отходя в сторону и пропуская бронированный передок машины. «Братская могила» неторопливо наступала, и тут Фрол коротким, неуловимым движением качнул бутылку на ладони и почти не размахиваясь, метнул. Лязг гусениц и шум толпы заглушили звон стекла. Николай решил было, что дхар промахнулся, но через секунду над кормой машины высоко вверх взлетело темно-желтое пламя.
– В мотор! – радостно завопил Келюс. – Ты накрыл двигатель!..
– Учили, в карету его! – пожал плечами Фрол. – Эх, «калаш» бы сюда…
Через минуту горели уже четыре машины. Открывались люки, экипажи выскакивали на броню. Первый выстрел раздался так неожиданно, что Лунин даже не сообразил, что произошло, но вот ударила автоматная очередь, затем другая… Солдаты били по толпе сверху, стоя на броне, спрятаться было негде, отбежать – тоже. Сзади уже стреляли в ответ – у кого-то нашлось нечто посерьезней брезента и бутылок. Вдруг совсем рядом с Николаем мелькнуло освещенное неровными отсветами пламени знакомое лицо. Келюс узнал Китайца, но удивиться не успел – горящий БМП вздрогнул, дернулся и начал разворачиваться. Кто-то крикнул, несколько человек попыталось вскочить на броню, но с соседней машины дали несколько очередей. Двое добровольцев упали, остальные соскочили вниз, «братская могила» остановилась поперек шоссе и вдруг, лязгнув гусеницами, пошла вперед, прямо на Лунина. Фрол, отнесенный в сторону толпой, оказался в безопасности, а Николай, словно завороженный, застыл перед приближающимся монстром. Лобовая часть машины была уже в каком-то метре, когда он наконец очнулся и одним прыжком оказался в стороне. Но тут совсем рядом мелькнуло знакомое лицо с раскосыми глазами, и сильный удар бросил Лунина назад, прямо на теплую влажную броню. Николай успел подумать, что надо выставить вперед руки, услыхал близкую автоматную очередь… Удара он почти не почувствовал. Перед глазами мелькнул край борта, покрытого грубой зеленой краской, блеснул яркий свет, такой неуместный среди ночи, глазам стало больно…
Очнулся Келюс от боли. Открыв глаза, он увидел над собою темное, покрытое низкими тучами небо, провел рукой по лицу, поднес к глазам, отдернул – кисть оказалась в крови.
– Не дрейфь, Француз, не твоя, – услыхал он знакомый голос. – Че, сильно болит? Двигаться можешь?
– Могу, наверное, – неуверенно предположил Лунин, приподнимаясь и с трудом соображая, что рядом с ним Фрол, а вот «Француз», не иначе, он сам. От первого же движения проснулась боль, и Николай еле нашел в себе силы, чтобы осмотреться. Он лежал на асфальте у стены путепровода. В нескольких метрах бурлила толпа, горели бронетранспортеры, но здесь было тихо. Фрол сидел рядом, как-то странно сгорбившись. Келюс присмотрелся: руки и лицо дхара были в крови.
– Запачкал тебя, пока волок, – сообщил Фрол и, скривившись, перехватил левую руку правой. – Стал тебя из-под гусениц вытаскивать – зацепило, язви в карету! И ведь, елы, сзади били. Не иначе – свои.
Лунин вспомнил лицо Китайца, толчок в спину, но смолчал. Говорить об этом не хотелось.
– У тебя бинт есть?
– Да откуда, елы? – удивился тот. – Я ведь не аптека! Ниче, отдышусь – двинем.
– Кровь… – начал было Николай, но Фрол лишь поморщился:
– Не пропаду. На мне, елы, как на собаке. Уже почти перестало.
Келюс решил не спорить и вновь огляделся. Метрах в десяти возле самой стены несколько человек возились вокруг кого-то неподвижного. По тому, как они суетились, Лунин понял, что помощь уже опоздала. Он кашлянул, пробуя голос…
– Эй, сюда! Здесь раненый. Скорее!
От группы отделился офицер в камуфляже. Увидев Фрола, он растерянно произнес «ага» и достал из кармана индивидуальный пакет.
– Не надо, – буркнул дхар, вставая. – Носилки ищи, командир – парень башкой ударился. Я и сам доберусь.
Николай попытался было возразить, но волна боли вновь захлестнула его, пришлось закусить губу, чтоб удержать крик. Офицер исчез, но через минуту вернулся вместе с несколькими добровольцами в штатском. Откуда-то появились носилки. Пока Келюса укладывали, боль озверела, начав пульсировать так, что глаза застлала желтая пелена. Лунин услыхал, как Фрол отказывается от помощи, уверяя, что дойдет сам. Затем Николая подняли и понесли в противоположную от места боя сторону мимо неподвижно лежавшего у стены человека. Келюс скосил глаза и увидел парня в синей куртке. Несмотря на залитое кровью лицо, Лунин сразу узнал его. Похоже, эта ночь оказалась несчастливой для всех, кто охранял странную дверь на восьмом этаже Белого Дома.
Окончательно Николай пришел в себя в каком-то коридоре. Он лежал на матраце, рядом, тоже на матраце, сидел Фрол, левая рука которого висела на перевязи, а перед ним расположился старик в белом халате. Он неторопливо водил ладонями над плечом Фрола, что-то тихо приговаривая.
«Экстрасенс», – решил Келюс, и ему стало интересно. Экстрасенсов он встречал часто, но в больницах сталкиваться с ними еще не приходилось. Лунин прислушался, но ничего не понял – старик говорил на совершенно непонятном языке. Николай, овладевший в университете джентльменским набором историка – английским, французским со словарем и латынью в избранных цитатах, все же мог поручиться, что слова не принадлежали ни одному из европейских языков. И тут, к изумлению Келюса, Фрол ответил на том же наречии, засмеялся и начал что-то рассказывать. Слова казались чем-то знакомыми, но услышав нечто вроде «дхар-ат гел асни гха», Лунин наконец, догадался:
– А, дхары всех стран! – произнес он, приподнимаясь и пытаясь сесть. Голова по-прежнему болела, но двигаться было все же можно.
– Наше вам мерси! – с достоинством ответствовал Фрол. Человек в халате повернулся и с интересом взглянул на Николая. Того так и подмывало спросить: «Доктор, доктор, я умру?», но тут ему вновь стало худо. Пришлось опуститься на матрац и закусить губу, что сдержать стон. Доктор сочувственно посмотрел на Лунина, покачал головой и медленно провел ладонью над его лицом. Николай ощутил, как боль сразу утихла и отступила. Он снова мог вздохнуть полной грудью.
– Ничего, воин Николай, – произнес старик, неспешно водя руками над его головой. – Сейчас пройдет…
Келюс хотел спросить, не сотрясение ли у него, но заколебался, не зная, как обращаться к старику. Доктор не походил на обычного врача из районной больницы. Даже лицо его казалось необычным. Большие, близко сидящие глаза почти не мигая смотрели из-под седых бровей, русая с проседью бородка была аккуратно подстрижена, но не это было главным. Странный врач был… каким-то не таким, особенным. «Эмигрант, что ли», – мельком подумал Лунин и как можно непринужденно произнес:
– Профессор, что у меня с э-э-э… черепушкой?
Старик улыбнулся, и Николай вдруг понял, что неизвестный врач очень стар, может даже старше его деда-большевика.