Из газет Сумми Ским узнал, что зимой температура в Клондайке падает до шестидесяти градусов ниже нуля по Цельсию. Долго он не мог поверить этому, но у одного оптика в Ванкувере он заметил несколько термометров, шкала которых ниже нуля была размечена на девяносто градусов. «Ну! – тщетно старался он успокоить себя, – это игра самолюбия… Девяносто градусов!.. Очевидно, жители Клондайка, гордящиеся исключительными морозами своей страны, кокетничают этим и хотят заставить считать их выше того, что есть на самом деле». Тем не менее это беспокоило Сумми Скима. В конце концов он решился зайти к одному оптику в магазин, чтобы поближе взглянуть на эти страшные термометры.
Все термометры, показанные ему купцом, были не Фаренгейта, какие обыкновенно употребляются в Англии, а Цельсия, главным образом принятые в Канаде, где сильны еще французские традиции.
Рассмотрев термометры, Сумми Ским должен был сознаться, что он не ошибся. Эти термометры были действительно приспособлены для таких ужасных холодов.
– Эти термометры хорошо выверены? – спросил Сумми Ским, чтобы сказать что-нибудь.
– Без сомнения, сударь, – ответил оптик. – Вы останетесь ими довольны.
– Уж конечно, не в тот день, когда они вздумают показывать шестьдесят градусов мороза, – объявил Сумми Ским самым серьезным тоном.
– Во всяком случае, они показывают верно, – заметил купец.
– Но, – продолжал допытываться Ским, – скажите, пожалуйста, ведь эти инструменты, выставленные у вас на прилавке, – только реклама. Я не думаю, чтобы на самом деле…
– Что?
– …ртуть падала до шестидесяти градусов.
– Очень часто, сударь, – с живостью подтвердил купец, – очень часто, и даже еще ниже.
– Еще ниже?
– Почему же нет? – ответил оптик не без гордости. – Если вам угодно, сударь, вот термометр со шкалой до ста градусов…
– Спасибо, спасибо, – поспешил ответить перепуганный Сумми Ским. – Шестьдесят градусов, мне кажется, более чем достаточно!
И в самом деле, к чему покупать такой градусник? Когда глаза под покрасневшими веками горят от ледяного северного ветра, когда пар от дыхания превращается в снег, когда нельзя дотронуться до металлического предмета, не оставив на нем собственной кожи, когда приходится мерзнуть у самых жарких очагов, точно огонь потерял свою теплоту, – мало интереса знать, достигает убивающий вас холод шестидесяти или ста градусов.
Между тем дни шли, и Бен Раддл не скрывал своего нетерпения. Уж не задержался ли «Фут-Бол» в море? Известно было, что он ушел из Скагуэя 7 апреля. Так как переход этот длился не больше шести дней, то он должен был прибыть в Ванкувер тринадцатого.
Пароход, предназначенный для эмигрантов и их багажа, должен был, правда, остановиться здесь на очень короткое время, так как он не брал никакого груза. Для очистки котлов, погрузки угля и пресной воды, а также принятия на борт нескольких сот пассажиров, которые заранее заказали себе места на пароходе, было бы достаточно одних или полутора суток.
Что касается тех пассажиров, которые не позаботились своевременно о местах на «Фут-Боле», то им приходилось ожидать следующих пароходов. До этого же, ввиду недостатка в Ванкувере гостиниц и постоялых дворов, они должны были ночевать под открытым небом. По их нужде в настоящем можно было предвидеть, что их ожидает в будущем.
Большинству этих жалких людей предстояло испытать такие же лишения и на пароходах, которые должны были перевезти их из Ванкувера в Скагуэй, и еще большие лишения – во время бесконечного, ужасного путешествия их оттуда до Доусона. Места в носовых и кормовых каютах едва было достаточно для самых счастливых; в междудечном[7] пространстве размещаются целыми семьями, причем за все шесть-семь дней перехода пассажиры должны сами заботиться обо всех своих нуждах. Что касается всех остальных, то они вынуждены сидеть в трюмах, точно животное или груз. И все-таки это лучше, чем подвергаться на палубе резким переменам погоды, снежным бурям и ледяному ветру, довольно частым в этой области, близкой к полярному кругу.
Кроме эмигрантов, наводнивших Ванкувер со всех концов Старого и Нового Света, в городе находились еще несколько сот приисковых рабочих, которые не остаются на зиму на ледяных равнинах Доусона.
Зимой невозможно продолжать эксплуатацию приисков. Когда почва покрыта на два, а то и на четыре метра снегом, когда об этот толстый снежный покров, заледенелый от сорока- или пятидесятиградусного мороза, ломаются лопаты и заступы, волей-неволей приходится прекращать работы.
Поэтому те из золотоискателей и рабочих, которые имеют такую возможность и которым в известной мере улыбнулось счастье, предпочитают вернуться на зиму в главные города Британской Колумбии. Здесь они тратят свое золото с непостижимой расточительностью и поразительным легкомыслием. Они почему-то уверены, что счастье не отвернется от них, что будущий сезон будет опять благоприятным, что им удастся открыть новые залежи и добыть целые горы золота. Они занимают лучшие комнаты в отелях и лучшие каюты на пароходах.
Как очень скоро заметил Сумми Ским, среди этих золотоискателей были самые грубые, самые дерзкие, самые шумные люди, которые предавались всем крайностям разгула в вертепах и разных казино, где они со своим золотом держали себя «большими господами».
По правде говоря, Сумми Ским мало интересовался этими людьми. Полагая – в чем он, может быть, ошибался, – что ему никогда не придется иметь что-либо общее с этими подозрительными авантюристами, он рассеянно слушал то, что говорила о них городская молва, и быстро забывал об этом.
Четырнадцатого апреля утром он и Бен Раддл прогуливались по набережной. Вдруг они услышали гудок пароходной сирены.
– Уж не «Фут-Бол» ли это, наконец?! – воскликнул Сумми.
– Не думаю, – ответил Бен Раддл. – Этот гудок слышен с юга, а «Фут-Бол» должен прийти с севера.
Действительно, это оказался пароход, шедший в Ванкувер через пролив Хуана-де-Фука с юга, а не из Скагуэя.
Тем не менее от нечего делать Бен Раддл и Сумми Ским направились к оконечности мола[8], где томилось множество народу, высыпавшего на набережную к приходу каждого парохода, с которого высаживались несколько сот пассажиров, в ожидании другого парохода, идущего на север. Зрелище было действительно любопытное.
Пароход, возвестивший свистком о своем приближении, был «Смит» – судно грузоподъемностью в две с половиной тысячи тонн, которое только что обошло все порты побережья, начиная с мексиканского порта Акапулько. Специально приспособленное для прибрежного плавания, оно опять возвращалось из Ванкувера на юг, высадив здесь своих пассажиров, которые должны были еще больше переполнить город.
Как только «Смит» пристал к набережной и спустил трап, все пассажиры бросились к сходням. В мгновение ока произошла такая давка и толкотня, что трудно было протиснуться.
Но не таково было, очевидно, мнение одного из пассажиров, который самым грубым образом старался первым сойти на берег. Конечно, это был человек бывалый, знавший хорошо, как важно раньше других записаться в конторе отправления пароходов, идущих к северу. Он был высокого роста, сильный и грубый, имел черную бороду, бронзовый цвет лица, как у южан, жесткий взгляд и злое лицо, придававшее ему несимпатичный вид. Его сопровождал другой пассажир, по-видимому, той же национальности, который производил впечатление такого же нетерпеливого человека.
Вероятно, другие пассажиры спешили не меньше этого южного грубияна. Но опередить его, не обращавшего никакого внимания на замечания капитана и помощников, толкавшего локтями своих соседей и грубо ругавшегося не то по-английски, не то по-испански, было трудно.
Вероятно, другие пассажиры спешили не меньше этого южного грубияна
– Ого! – воскликнул Сумми Ским. – Вот кого можно назвать «приятным» попутчиком! Если только он поедет на «Фут-Боле»…
– Велика беда! Всего несколько дней перехода, – ответил Бен Раддл. – Мы сумеем отстраниться от него или по крайней мере заставим его держаться от нас в стороне.
В это время находившийся около обоих кузенов какой-то любопытный из толпы воскликнул:
– Да ведь это проклятый Хантер! Вот кто наделает сегодня вечером скандалов, если только не уедет сегодня же из Ванкувера.
– Ты видишь, Бен, – заметил Сумми Ским своему кузену, – я не ошибся. Этот человек – своего рода знаменитость.
– Да, – согласился Бен, – он, по-видимому, очень известен…
– И не к своей выгоде!
– Это, конечно, – заметил Бен Раддл, – один из тех авантюристов, которые отправляются в Америку на зиму, а летом возвращаются в Клондайк, чтобы начать новые работы на приисках.
Действительно, Хантер возвращался с родины, из Техаса. Он прибыл в Ванкувер с целью ехать дальше на север на первом попавшемся пароходе. Оба они, с товарищем, были испано-американские метисы[9]. В этой пестрой толпе искателей золота они находили среду, которая отвечала их грубым инстинктам, страстному характеру и беспокойному темпераменту, их вкусу к беспорядочной жизни авантюристов, где все дается случаем.
Узнав, что «Фут-Бол» не пришел еще и, по всей вероятности, уйдет из Ванкувера только через двое суток после своего прихода, Хантер отправился в «Вестминстер-отель», где оба кузена остановились шесть дней тому назад. Сумми Ским, входя в подъезд отеля, встретился с ним нос к носу.
– Ну, верно, нам от него не уйти! – тихо проворчал Сумми.
Напрасно он старался победить в себе то неприятное впечатление, которое произвела на него встреча с этим субъектом. Как он ни уверял себя, что он и Хантер, затерявшись в огромной толпе эмигрантов, не имеют почти никаких шансов когда-либо встретиться вновь, незнакомец беспокоил нашего друга. Два часа спустя он, почти не отдавая себе ясного отчета, точно по инстинкту, обратился в контору отеля, желая узнать, кто этот человек.
– Хантер, – ответили ему. – Кто же его не знает!
– Это собственник приискового участка?
– Да, участка, который он разрабатывает сам.
– И где расположен этот участок?..
– В Клондайке.
– А более точно?..
– На Форти-Майлз-Крик.
– На Форти-Майлз-Крик! – повторил с изумлением Сумми. – Это в самом деле любопытно. Жалко, что я не знаю номера его участка. Я был готов побиться об заклад…
– Этот номер может вам сообщить всякий в Ванкувере.
– Какой же это номер?
– Номер сто тридцать один.
– Тысячу дьяволов! – воскликнул Сумми. – А наш – сто двадцать девять! Мы соседи этой прелести. Вот где можно ожидать всяких любезностей!
Сумми Ским не ошибся.
Глава пятая. На борту «Фут-Бола»
«Фут-Бол» вышел в море 16 апреля, с опозданием на двое суток. Если на этом пароходе грузоподъемностью в тысячу двести тонн было пассажиров не больше, чем тонн, то лишь потому, что инспектор навигации не разрешил взять большее количество пассажиров, так как и без того пароход был перегружен сверх нормы.
В течение суток береговые краны погружали на пароход бесчисленные узлы и багаж пассажиров, главным образом тяжелые приисковые инструменты, к которым прибавилось потом целое стадо быков, лошадей, ослов и северных оленей, не говоря уж о нескольких сотнях собак, которые предназначались для перевозки саней через область озер.
Пассажиры «Фут-Бола» принадлежали ко всем национальностям. Тут были и англичане, и канадцы, и французы, и норвежцы, и шведы, и немцы, и австралийцы, и американцы, северные и южные, одни – с семьями, другие – без них.
Весь этот шумный люд внес на пароход живописный беспорядок.
Весь этот шумный люд внес на пароход живописный беспорядок
В каютах число коек увеличено было до трех и четырех вместо обычных двух. Пространство между деками (палубами) представляло собой огромный дортуар[10] с целым рядом козел, между которыми были подвешены гамаки. Что касается палубы, то по ней трудно было даже двигаться. Бедняки, не получившие кают, которые стоят тридцать пять долларов, теснились здесь около бортовых сеток и люков. Здесь они ели и здесь же, на виду у всех, отправляли все свои хозяйственные службы и нужды.
Бену Раддлу удалось получить два места в одной из кормовых кают. Третье место в той же каюте было занято норвежцем по имени Ройет, обладателем прииска на Бонанце, одном из притоков Клондайка. Это был человек мирный и мягкий, отважный и осторожный в одно и то же время, как вообще все скандинавы, которые достигают успеха благодаря своему упорству. Как уроженец Христиании, он провел зиму в родном городе и возвращался теперь в Доусон. Малообщительный, он оказался, в общем, очень покладистым товарищем по путешествию.
Счастье обоих кузенов, что им не пришлось оказаться в одной каюте с техасцем Хантером. Впрочем, если бы они даже хотели быть там, это им не удалось бы. С помощью золота Хантер получил для себя и для своего товарища четырехместную каюту. Тщетно некоторые пассажиры просили этих грубых людей уступить им два свободных места. Все они получили резкий отказ.
Как видно, Хантер и Мэлоун – так звали спутника техасца – не были стеснены в деньгах. То, что зарабатывали на своем прииске, они тратили самым безумным образом, пригоршнями бросая золото на игорные столы. Само собой разумеется, большую часть времени они проводили в игорном зале «Фут-Бола».
Выйдя из порта Ванкувер в шесть часов утра, «Фут-Бол» двинулся по каналу к северной его части. Отсюда ему оставалось только, держась недалеко от американского берега, большей частью под прикрытием островов Королевы Шарлотты и Принца Уэльского, подняться до места назначения.
В течение этих шести дней плавания кормовые пассажиры не могли покидать юта[11]. Гулять по палубе было невозможно, так как она была вся завалена и заставлена перегородками, в которых везли животных – быков, лошадей, ослов и оленей. Кроме того, по всей палубе бродили воющие собаки и группы подавленных нищетой эмигрантов и их жен, окруженных болезненными детьми. Эти ехали не для разработки за свой счет каких-либо приисков, а для того, чтобы наняться на службу синдикатов.
– Ты сам этого хотел, Бен, – сказал Сумми Ским в тот момент, когда пароход выходил из гавани. – Вот мы и на пути в Эльдорадо. Мы тоже сделались частицей этого общества искателей золота, которое едва ли принадлежит к числу лучших.
– Было бы странно, если бы это было иначе, мой дорогой Сумми, – ответил Бен Раддл. – Надо принимать вещи такими, каковы они есть.
– Я предпочел бы вовсе не брать их, – возразил Сумми. – Да и, по правде говоря, Бен, мы совсем для этого не годимся. Что мы получили в наследство прииск – ну, это так! Но если бы даже он был усеян золотом, это вовсе не значит, что нам надо сделаться золотоискателями.
– Ну, хорошо, хорошо… – ответил Бен Раддл, слегка пожимая плечами.
Это совсем не успокоило Сумми Скима, и он продолжал:
– Мы едем в Клондайк, чтобы продать прииск нашего дядюшки Жозиаса, не так ли? Но знаешь, при одной мысли, что мы заразимся инстинктами, страстями и нравами этой толпы авантюристов…
– Берегись, – сказал Бен Раддл, смеясь, – ты сделаешься проповедником, Сумми!
– А почему бы нет, Бен? Да, мне отвратительны эта жажда золота и это ужасное желание богатства, которые обрекают людей на такое жалкое существование. Это какая-то азартная игра. Это скачка с препятствиями из-за золотого самородка! Ах, когда я подумаю, что, вместо того чтобы плыть на этом пароходе в чудовищно далекий край, я мог бы быть в Монреале и готовиться к тому, чтобы приятно провести лето в «Зеленой Поляне»…
– Ты обещал мне, Сумми, что не станешь упрекать меня.