Высшая раса - Казаков Дмитрий Львович 3 стр.


– Вроде тихо, – сказал Сергеев.

– Ладно, посмотрим поближе, что значит эта тишина, – пробормотал Петр, и они зашагали к городу.

Руку Радлов держал в кармане, на пистолете, и очень внимательно смотрел по сторонам.

Когда они с Сергеевым оказались на пустынной улочке, под прикрытием домов, капитан облегченно вздохнул. Петр огляделся, а затем попросту подошел к двери одного из домов и постучал. Открыли ему сразу. На пороге появилась молодая розовощекая женщина в скромном синем платье.

– Добрый день, – поздоровался капитан.

– Здравствуйте, – отозвалась хозяйка несколько изумленно. – Что вам угодно?

– Не будет ли у вас воды? А то сами видите, какая жара. Идем с самого утра, и жажда такая, что сил нет.

Женщина скрылась, затем появилась опять, с небольшим кувшином в руках.

Петр сделал несколько глотков, затем отдал кувшин Сергееву.

– Спасибо, – кивнул капитан. – Как у вас тут дела?

– А ничего, все тихо, – улыбнулась молодая австриячка. – А вы что забыли в нашем захолустье?

– Идем на запад, к родственникам, – он говорил спокойно, расслабленно, а мозг в это время работал, анализируя поступающую информацию: звуки, выражение лица открывшей дверь женщины…

Несмотря на это, Радлов отметил, что у собеседницы очень привлекательная фигура, яркие голубые глаза и золотистые волосы.

– А на контрольно-пропускном пункте нас не встретили, как обещали, – сказал он, – да и пост сам словно куда-то делся. Вы не знаете, что случилось?

– Нет, не знаю, – женщина помотала головой, и на лице ее появилась кокетливая улыбка. – Но вчера, говорят, у поста стрельба была. А у нас тихо, даже ведь американских солдат нет.

Сожаление послышалось в ее голосе. Петр его вполне понимал. Хоть американцы, чужаки, так и все равно – молодые и сильные мужчины. Таких сейчас в Австрии, да и в Германии, среди местных не сыскать.

– Как вас зовут? – повинуясь неясному импульсу, спросил Петр.

– Эльза, – ответила женщина. – Может, зайдете?

– Спасибо, – сказал он со вздохом. – Но мы должны идти. Всего хорошего.

– До свидания, – сказала женщина ему в спину. Петр ощущал ее взгляд, и от него ползли горячие мурашки.

Капитан с рядовым без происшествий вернулись к своим, и разведгруппа зашагала дальше.

Амштеттен обходили, укрываясь в лесу. Петр шагал во главе солдат и ощущал, что им владеют двоякие чувства.

С одной стороны – разведка должна быть скрытной. А с другой – так привык, что можно проехать по центральной улице, чтобы жители улыбались, дети что-то радостно кричали, а мужчины вежливо снимали шляпы. Как еще весной, когда в каждом городе, австрийском, чешском или югославском, советских солдат встречали цветами…


Верхняя Австрия,

дорога Линц – Вена – замок Шаунберг.

25 июля 1945 года, 11:29–13:52

– И как ты думаешь, кто там стрелял? – спросил Петр у Михайлина.

Разведчики сидели в тени огромного дуба и обедали. Солнце палило, и даже в тени листвы было жарко.

– А говорили, что у фрицев в горах какие-то специальные части спрятаны. Вроде как последняя надежда Гитлера, – степенно ответил лейтенант.

– Может быть, – Петр улыбнулся. – Да только это маловероятно. Но даже если это так, на что они рассчитывают? Единственный шанс для немцев – американцам сдаться. Те, как я слышал, хорошо с пленными фашистами обходятся, даже оружие не отбирают.

– У, союзнички, – скривился Михайлин. – Толку от них! Просидели всю войну в Америке своей, а как поняли, что мы и без них справимся, примчались. Тьфу! Говорить противно.

– Это ты точно сказал, – усмехнулся Петр и привстал, собираясь позвать радиста. Пришло время связаться со штабом.

Но не успел капитан открыть рот, как с ближайшего холма, там, где должен был быть один из постов, донесся грохот выстрела. Разведчики, только что расслабленно возлежавшие на травке, повскакали на ноги.

– Залечь! – скомандовал Радлов, и тут уловил шорох за спиной.

Начал поворачиваться, но в голове что-то словно взорвалось…


Очнувшись, Петр не сразу понял, где находится: он сидел в неудобной позе, и что-то мешало двигаться. До слуха доносились стоны. Открыв глаза, он обнаружил, что сидит, прислоненный к стволу дуба, а, подергав руками, понял, что связан. Стонал сидевший рядом боец.

По другую сторону от капитана обнаружился Михайлин с огромным синяком на левой скуле. Серые глаза лейтенанта выражали безмерное удивление, и вообще он казался ошарашенным.

– Ты жив, капитан? – спросил лейтенант.

– Не уверен, – кривясь, отозвался Петр. Болело все тело, и особенно – затылок. – А ты чего какой ошалелый?

– Да так, – пожал могучими плечами Михайлин. – Просто никогда не видел, чтобы люди так быстро двигались.

– Какие люди?

– Да фрицы эти, – лейтенант мотнул головой, и только тут капитан обратил внимание на замершего неподалеку часового в серой форме СС. Больше эсэсовцев видно не было.

– И что они?

– А то, что они от пуль уклонялись. Словно от кирпичей, – проговорил Михайлин, и в словах его прозвучало потрясение. – И не успели мы очухаться, а они уже рядом. Я в одного выстрелил, да не попал. Представляешь, командир?

– Ничего себе, – Петр покачал головой.

Чтобы Михайлин промахнулся – такие случаи за войну можно было пересчитать по пальцам одной руки.

– И треснул он меня так, что я на ногах не устоял, – тон лейтенанта сделался печальным. – Старею, видать.

Михайлин был первым кулачным бойцом дивизии, и повалить его смог бы только настоящий силач.

Донеслась немецкая речь, и перед пленными появились трое офицеров. Выглядели они до странности одинаковыми, словно братья. Светлые холодные глаза и неподвижные, точно замороженные, лица. Окантовка фуражек, к удивлению разведчиков, оказалась темно-зеленой, словно у кадровых офицерских частей, которые были расформированы еще в сорок втором. Опознавательных знаков, говорящих о принадлежности к части, на форме не имелось вовсе, а сами мундиры были новенькими, только со склада.

Некоторое время офицеры без особого интереса разглядывали пленников, затем старший, с тремя звездами и двумя полосами на петлице[10], сказал:

– Что же, арманы[11] хотели узнать о русских. Теперь у них есть у кого спросить.

Двое младших офицеров улыбнулись.

Подбежал солдат и вскинул руку в нацистском приветствии:

– Машина будет через полчаса, герр оберштурмфюрер!

– Хорошо, – кивнул тот. – Вы пока свободны. А вы, Генрих, – он повернулся к соседу, – выдайте пленным лопаты, пусть захоронят своих мертвых. Нечего оставлять падаль.

– Есть, – склонил голову Генрих.

Двое офицеров ушли, а третий принялся отдавать приказы. Из-за машины появилось около десятка автоматчиков. Под дулами «МП-43» пленным развязали руки и выдали короткие саперные лопаты.

Генрих, со знаками отличия унтерштурмфюрера[12], принялся жестами объяснять пленным, что им надо делать. До выразительности южных народов, что могут обходиться вообще без слов, ему было далеко.

– Не трудитесь, – прервал мучения немецкого офицера Петр. – Я понял, чего вы хотите.

– О, вы знаете немецкий? – Генрих посмотрел на русского с удивлением, словно на говорящую обезьяну. – Это хорошо. Тогда за работу.

Погибло не так много народу, как ожидал капитан. Всего трое. Остальные попали в плен. Но мучительно больно было хоронить тех, с кем ты вчера еще разговаривал и сидел за одним столом. Тех, кто погиб, когда война уже давно закончилась. Петр скрипел зубами, мрачнел и думал, что с большим удовольствием швырнул бы лопату в лицо ближайшему конвоиру.

Один из солдат не выдержал. С яростным ревом он бросился на немца. Тот увернулся от лопаты, с непостижимой быстротой ударил бунтовщика прикладом. Хлопнул выстрел, и у похоронной команды прибавилось работы.

Тела засыпали землей, разведчикам вновь связали руки и повели к лежавшей в паре километров на север дороге. Когда они вышли к серой широкой ленте, раздался рев мотора, и из-за пригорка вынырнул трехосный американский «Студебеккер». Шурша колесами по асфальту, он развернулся, и пленных начали загонять в открытый кузов. Когда загрузили всех, туда же забрались несколько немцев.

Машина тронулась.

Кузов немилосердно болтало, и пленников, лишенных возможности держаться, бросало друг на друга. На лицах немцев, что созерцали эту картину, не отражалось ни беспокойства, ни улыбки.

Проехали Иннс и свернули на север. Затем справа показался Дунай, и некоторое время грузовик ехал в компании с одной из самых длинных рек Европы. При подъезде к Линцу навстречу попалась колонна из нескольких танков, на которых поверх американских опознавательных знаков были намалеваны черные свастики. Проводив направлявшиеся на восток «Шерманы» удивленным взглядом, Петр вынужден был признать, что положение очень серьезное. Похоже, американская оккупационная администрация потеряла контроль над значительной территорией.

К удивлению капитана, машина миновала Линц без остановки. Мелькнула и пропала стоящая на горе церковь с двумя башенками – опознавательный знак города, а «Студебеккер» с сердитым гудением повернул на запад, в сторону Вельса.

Через полчаса последовал еще поворот, на этот раз на северо-запад, и под колесами вместо асфальта оказался обычный грунт. Замелькали по сторонам поросшие лиственным лесом холмы, и вонь выхлопов смешалась с ароматом сырой земли.

После примерно часа тряски из-за холмов показались мощные башни, а затем стало видно и их основание – могучий замок, выстроенный, похоже, еще в те времена, когда через эти места проходили крестоносцы.

На добрый десяток метров возносились замшелые, но вовсе не казавшиеся дряхлыми стены. Мрачно смотрели узкие бойницы. У ворот стояли солдаты СС в касках и с оружием, над центральной башней величественно реяло алое знамя с белым кругом в центре, внутри которого словно бежала черная свастика.

Заскрипели открываемые ворота, пахнуло жаром от нагревшихся на солнце стальных створок. Колеса грузовика зашуршали, и распахнувшиеся ворота замка проглотили машину с плененными разведчиками.

Глава 2

Сегодня рождается новая вера – миф крови. Соединив веру и кровь, мы отстаиваем божественную природу человека, его целостность. Нордическая кровь и есть та материя, которая должна заменить и преодолеть все старые таинства.

Альфред Розенберг, 1930

Верхняя Австрия, замок Шаунберг.

25 июля 1945 года, 13:55–14:10

Пахло во дворе замка камнем. Трава, некогда росшая тут, судя по всему, была вытоптана совсем недавно. Обширное пространство между стенами и собственно замком было почти пусто, лишь слева у стены виднелось нечто вроде гаража. На стенах сверкали каски часовых.

Пленников выгрузили из машины и построили в ряд. Сопровождавший их офицер, тот самый унтерштурмфюрер Генрих, поспешил к одному из входов в центральное здание. Хлопнула дверь, и он скрылся в недрах здания, представлявшего собой воплощенный в реальность кошмар архитектора.

Служившая основой башня, темная и угрюмая, словно горелый пень высотой в несколько десятков метров, возведена была, скорее всего, вместе со стенами. За прошедшие столетия многочисленные хозяева замка постоянно к ней что-то пристраивали. Левое крыло носило на себе отпечаток позднего Средневековья, правое – говорило о временах Возрождения.

Петр пригляделся и понял, что толстые стены главной башни с трудом удалось бы пробить и из пушки. А ведь наверняка, как в любом уважающем себя замке, тут должны быть и подземелья, и секретный ход, ведущий далеко в сторону.

Вновь хлопнула дверь, и перед пленниками появился Генрих. Вместе с ним пришел офицер более высокого ранга. Лицо его было морщинистым, как печеное яблоко, но фигура – плотной и мускулистой, словно у борца. Он смотрел на пленников с интересом и явно был доволен.

– Очень хорошо, – сказал новый офицер, закончив беглый осмотр. – Мы хотели получить информацию о войсках русских. Теперь добыть ее – дело техники. Спасибо вам.

– Хайль! – вскинул руку унтерштурмфюрер.

– Сейчас возвращайтесь к своему подразделению, – продолжил старший офицер. – И передайте мою благодарность оберштурмфюреру Баллеру. Пусть продолжает выполнение возложенной на него задачи.

Генрих козырнул и побежал к машине. Мотор зарычал, и «Студебеккер», оставляя вонючий хвост выхлопа, выехал с замкового двора.

Пожилой нацист еще раз осмотрел пленников и махнул рукой солдатам:

– В подвал номер пять.

Петра грубо толкнули в спину, хриплый голос над ухом рявкнул «Шнель!».

Оставалось только переставлять ноги и стараться не упасть.

Разведчиков повели куда-то в сторону левого крыла. В его торце обнаружилась небольшая дверца, охраняемая парой часовых. Затем последовал длинный извилистый коридор, закончившийся, судя по сырости и прохладе, в старой башне. Здесь свернули в совершенно незаметный закуток, где отперли еще одну дверь – стальную, тяжелую. За ней начался спуск по крутой винтовой лестнице.

На одном из поворотов Петр поскользнулся и рассадил коленку о камни. Зашипел сквозь зубы.

Внизу лестницы оказалась площадка, освещенная тусклой лампочкой. Пахло тут мышами. За столом сидели двое нацистов в черной форме с нашивками сержантов. При появлении пленников они вскочили.

– В пятый, – сказал офицер, возглавлявший конвой.

Один из черных кивнул и принялся открывать огромным ключом замок, запиравший решетчатую дверь. Пока упрямый механизм скрежетал и стонал, не желая поддаваться, Петр успел рассмотреть, что закрытых решетками выходов здесь пять, плюс еще лестница наверх, по которой и привели пленников.

Дверь открылась, и разведчиков повели по совершенно темному коридору. Издалека доносилось едва слышное шуршание, и было очень сыро. Влага оседала на лицах противным скользким налетом, и стереть ее не было никакой возможности.

Наконец шедший впереди солдат остановился и поднял фонарь повыше. Тот же сержант, что открывал предыдущую дверь, возник рядом с ним и загрохотал огромным засовом. Массивная стальная дверь со страшным скрипом открылась, и в коридор пахнуло запахом нечистот.

Понукаемые пинками, пленники один за другим проходили в дверь. Когда настала очередь Петра, его ударили столь сильно, что он пробежал несколько шагов и, не устояв на ногах, упал. Как выяснилось, лицом прямо в стену. Перед глазами вспыхнули искры, а лоб, казалось, треснул.

Чертыхнувшись, капитан со стоном повалился на сырой и холодный пол.


Зальцбургерланд, город Зальцбург,

штаб американских войск в Австрии.

25 июля 1945 года, 14:21–14:45

Очереди безжалостно полосовали здание штаба снаружи и изнутри, слышались разрывы гранат, яростные вопли. Ответная стрельба звучала все тише. Генерал Паттон, недавно мнивший себя хозяином северо-западной части Австрии, пребывал в полном расстройстве.

Его неприятности начались с того, что вчера прервалась связь с комендатурами Линца и Вельса. Затем появилась информация о каких-то немецких частях, нападающих на американцев. Как любой здравомыслящий человек, генерал Паттон не поверил в подобную чушь.

И за это поплатился. Когда утром в штабе раздался звонок и взволнованный офицер с военной базы в Бергхейме, северном пригороде Зальцбурга, сообщил о том, что их атакуют, генерал, прошедший высадку в Нормандии, Арденны и Рурскую операцию, растерялся. Пока решал, что делать, связь с базой прервалась, а вскоре отряды эсэсовцев заметили и в самом городе.

Посланные им навстречу части были быстро разбиты.

Как сказал один из немногих выживших, американские солдаты не стали стрелять по танкам «Шерман». Когда те появились на фланге, пехотинцы приняли их за свои. А боевые машины спокойно подъехали вплотную и в два залпа разметали позицию оборонявшихся. И почти сразу последовала стремительная лобовая атака.

Назад Дальше