Можно даже сказать, настигнет!
– Милочка! – воскликнул Лазарь Моисеевич, едва увидев Машу, и вперил в нее цепкие глазки. В отставленной руке у него дымилась «беломорина», а галстук, несмотря на «беломорину», был как пить дать долларов за восемьсот. – Машенька! Опять ты мимо меня летишь! И хоть бы раз зашла, хоть бы один разочек навестила старика!
Маша Вепренцева Вагнера не любила.
Маша Вепренцева Вагнера обожала и нисколько его не боялась.
– Лазарь Моисеевич, вот клянусь вам, сегодня зайду!
– Ох, я не верю тебе, не зайдешь ты ко мне! Когда тебе заходить, если ты сейчас к Маркову бежишь, а потом сразу с гением твоим к Веснику!..
Непостижимым образом Лазарь всегда и все знал и никогда ни о чем не спрашивал.
– Клянусь вам, Лазарь Моисеевич, что сегодня точно зайду!
Схватив Машу за локоть и заговорщицки оглянувшись по сторонам, Лазарь увлек ее подальше от всех остальных и помахал у нее перед носом «беломориной». Таким образом он разгонял чужой сигаретный дым, который казался ему менее благородным, чем дым от его папиросы.
Папироса ужасно воняла и курилась желтым дымом, как химический завод.
Маша покосилась на нее и сморщила нос. Лазарь это заметил.
– Напрасно ты, милочка, выражаешь своим носом отвращение к моей папиросе, – заявил он и торжественно взмахнул «беломориной», – это настоящая классика жанра. Натуральный вкус, и никаких добавок!
– Вам бы на конфетную фабрику поступить, Лазарь Моисеевич, – высказалась Маша деликатно, – шоколадки рекламировать. Стабилизатор Е-124.
– Чего я не видал там, на вашей конфетной фабрике! – фыркнул Лазарь. – Все я там уже повидал!
– Вы работали на конфетной фабрике?!
– Разве мне, образованному человеку, нужно обязательно видеть ваши стабилизаторы своими глазами? Разве я не могу делать выводы? Вот я ничего не видел своими глазами, но я спрашиваю, Маша, – почему твой гений до сих пор на тебе не женился? Какой вывод я должен делать из этого?
Маша Вепренцева, двадцати девяти лет от роду, отличный работник, сдержанный профессионал, мать двоих детей, замечательно управлявшаяся с самим Аркадием Воздвиженским, покраснела как рак.
Впрочем, непонятно, почему – как рак. Вовсе и не как рак.
Видела она однажды этих самых раков. Вовсе они и не были красными. Какие-то невразумительные они были, бурые, с зеленцой. А когда их варили, стало уж совсем гадко. И в этом так много было инквизиторства и пытки, что Маша Вепренцева от угощения наотрез отказалась, ушла в машину и долго ждала там Родионова, мрачная и хмурая. Родионов пришел и первым делом спросил: «Что за номера?!» Он не видел, как раки лезли друг на друга, а если и видел, то это зрелище отнюдь не лишило его аппетита.
Итак, Маша стала красной, как гоночная машина «Феррари», на которой иногда любил приехать в издательство Илья Весник.
– Лазарь Моисеевич, вы знаете, как я вас люблю, но, честное слово…
– Ты совсем не можешь иметь на меня обиду! – воскликнул Лазарь. – Это так же глупо, как иметь обиду на свою мамочку только за то, что она кормит тебя манной кашей, когда ты любишь вовсе мороженое! Но от манной каши детки хорошо растут, а от мороженого могут простудиться и заболеть!
– Лазарь Моисеевич…
– Не говори мне за Родионова. Скажи за себя. Почему ты не можешь объяснить ему, что он должен на тебе жениться?
Маша перевела дыхание. Что за вздор?! Что за разговор на лестничной площадке издательства, где в двух шагах курят, смеются и громко разговаривают?! Сначала Весник со своим «классным парнем», а теперь еще и Лазарь!..
– Лазарь Моисеевич, я понятия не имею, откуда вы все это взяли, но мы вовсе не собираемся… жениться, и я не стану намекать на это Дмитрию Андреевичу. Мы просто коллеги.
– Ах-ах-ах, – прокудахтал Лазарь, затянулся в последний раз и энергично затушил свою «беломорину». – Пусть вы будете коллеги, но только не для меня! Мне все давно и хорошо известно! А ты говоришь, конфетная фабрика!
– Лазарь Моисеевич, мне нужно бежать. Марков вызвал.
– Ты должна бежать, и сию минуту ты побежишь. Валентин не любит, когда его заставляют ждать такие мелкие люди, как мы с тобой. – Всем прекрасно известно, что Марков относился к Лазарю с превеликим уважением и даже с некоторым пиететом, но тому нравилось прикидываться ничего не значащим стариком. – Но ты должна зайти ко мне, и мы обсудим создавшееся положение, пока оно не превратилось в угрожающее!
– Нет никакого угрожающего положения. И не будет.
И тут она вдруг подумала, как бы ей хотелось, чтобы оно стало именно таким – угрожающим. Чтобы Родионов хоть что-нибудь бы… почувствовал.
Какое нелепое слово, из романа – почувствовал!
Ничего и никогда он не чувствовал, к ней-то уж точно, и еще на заре их совместной работы он как-то объяснил ей, что является принципиальным противником любых «служебных романов». Он ни что не намекал, просто комментировал ситуацию, которую тогда мусолили во всех газетах – как некий министр-фрондер взял да и бросил свою старую жену и ничтоже сумняшеся женился на молодой секретарше.
«На работе надо работать, – сказал тогда Родионов, скомкал газету и швырнул огромный ком в корзину для бумаг. – Спать надо вне работы. Можно подумать, что эта его секретарша принципиально отличается от какой-то другой секретарши! Какая разница, с ней или с другой!»
Вот Лазарь, а? Привел ее в состояние душевного трепета, да еще перед самым визитом на «шестой этаж», в логово льва, царя зверей!
Когда Маша вбежала в приемную Маркова, Родионов ее уже покидал, и вид у него был очень недовольный.
– Маш, ты поговори с ним побыстрее и приходи, – распорядился он. – У нас серьезные изменения в программе.
Маша затормозила возле него, как кот возле миски со сметаной из мультфильма «Том и Джерри» – так, что из-под туфель пошел дым.
– Мне и Весник толковал про какие-то изменения. Случилось что-то, Дмитрий Андреевич?
Родионов хмуро глянул в сторону Кати, которая за своей конторкой негромко разговаривала по телефону и не обращала на великого писателя и его помощницу никакого внимания.
Молодец Марков. Он брал на работу исключительно профессионалов, и не только на большие должности, но и в секретари!..
– Откуда-то взялся Тимофей Кольцов, – проинформировал он. – И какие-то будущие украинские президенты.
– Кто?!
– Мы с ними встречаемся в Киеве, и мне все это очень не нравится, – заключил он. – Давай быстрей. Нам надо это обсудить!
– Обсудить все мы сможем только дома, – сказала Маша. – Здесь… негде.
У них был корпоративный закон – на двоих.
Он формулировался примерно так: мы всегда воюем на одной стороне. Издатели, журналисты, пиарщики могут быть попеременно то на нашей, то на противоположной, но мы – ты и я – всегда по одну сторону линии фронта. В этом весь смысл нашей совместной работы. Никакого другого смысла нет. Если исключить эту «фронтовую» составляющую, получится, что ты – просто хороший работник, а я хороший работодатель. А работников и работодателей полно, и среди них попадаются неплохие. Можно сколько угодно складывать их вместе в разных вариантах, но из них никогда не получится… боевая единица.
Из Маши Вепренцевой и Дмитрия Родионова получилась.
Поначалу Маша радовалась и недоумевала, почему великий так ей доверяет, а потом поняла – доверяет, потому что ему так удобно. Он выбрал ее совершенно рационально и расчетливо, и нет в его доверии ничего личного. Ничего… угрожающего, как это называл Лазарь.
Они делились друг с другом сомнениями, придумывали стратегии, обсуждали дела издательства и предложения журналистов – вдвоем. Потом принималось решение, которого придерживались оба – и он, и она, хотя это величины несравнимые, разнокалиберные – великий писатель и какая-то там секретарша!
Обсудить – означало переговорить без свидетелей и выстроить какую-то линию поведения, как всегда, одну на двоих.
В стенах издательства так поговорить было нельзя.
В нагрудном кармане его просторной летней рубахи зазвонил мобильный телефон, и Маша помедлила возле Родионова – если звонок неизвестно от кого, отвечать он не станет, сунет трубку ей.
Он посмотрел на номер и нажал кнопку:
– Да. Привет.
Маша все медлила. Он покосился на нее и махнул ей рукой, чтобы шла по своим делам.
Все ясно. Звонок личный, ее вмешательство не требуется.
У нее моментально испортилось настроение. Как будто столбик термометра упал сразу на несколько десятков градусов.
Было жаркое лето, грянула холодная зима. Ромашки спрятались, поникли лютики.
– Да, сейчас занят. Нет, я сам тебе перезвоню.
Он никогда не разговаривал о личном при ней – не из деликатности чрезмерной, а все потому же, почему и служебных романов не признавал. На работе только работа, все, что не работа, – только после и не имеет отношения «к персоналу».
«Персоналом» была Маша Вепренцева.
«Я должна его разлюбить, – подумала она мрачно. – Вот просто взять и разлюбить. Сегодня же. Сегодня я его разлюблю. Я не хочу терзаться и мучиться и все время мучаюсь и терзаюсь!..»
– Маша, что ты застыла?! Давай, давай, шевелись, тебя Марков ждет, нам надо к Веснику и еще поговорить!
Она сосредоточенно кивнула и повернула за угол. Родионов вызвал лифт.
Конечно, он ничего не понял. Машино лицо, моментально ставшее расстроенным, он заметил и решил, что у нее живот болит. Или из-за того полоумного переживает. Немного вроде успокоилась, а теперь вот опять начала.
Если бы кто-нибудь сказал ему, что Маша переживает из-за того, что вот сейчас по телефону ему позвонила любимая и она поняла, что это его любимая, и из-за этого расстроилась, он бы с чувством покрутил пальцем у виска.
Быть такого не может. Маша Вепренцева здравомыслящая и… нормальная. Уж он-то, Дмитрий Родионов, знает это точно!..
Он заглянул в пиар-отдел, где в данный момент все были заняты обычными делами и параллельным развлечением Сильвестра, сидящего за компьютером. Сильвестр что-то длинно и путано рассказывал из жизни компьютерных монстров. Родионов прислушался, но на «ламерах, юзерах и крякерах» понял, что ему ничего этого все равно не постичь, и тут Сильвестр заметил его.
– Здрасти, – внезапно поздоровался он с Дмитрием Андреевичем.
– Привет, – поздоровался и Дмитрий Андреевич.
– А у меня тут «Квейк-3».
– Что?
– Игра такая, «Квейк-3»! Вы что, не играете?!
Родионов вздохнул. Не мог же он на весь пиар-отдел признаться, что бывает с ним такое, играет он, особенно когда работа не идет!
– Правда не играете?! – Сильвестр сделал большие глаза, как если бы неожиданно узнал, что Дмитрий Родионов не умеет ходить на ногах и передвигается исключительно на руках. – Хотите, я вас научу?!
– Сейчас не хочу, – сказал Родионов. – Сейчас мне к Веснику нужно. А где ты взял этот Квейк? В Сети, что ли?
– Ну да, – кивнул Сильвестр и повернулся к компьютеру. Глаза у него блестели. – Это очень просто. Они нелицензионные и без диска идут. Так просто берешь, качаешь, а потом ставишь, и все дела. И коды я нашел.
– Да чего их искать-то, – проявил осведомленность Родионов, – они все на «гейм ру» и так есть.
– Так вы играете?! – вскрикнул Сильвестр радостно. – Играете, да?
Родионов понял, что попался, и затосковал. Хорош знаменитый детективщик, которого на мякине не проведешь! Да еще и репутация у него была, старательно лелеемая, человека, который в компьютерах вовсе не разбирается и без посторонней помощи ни один нужный файл отыскать не может! А тут – на тебе!..
Пропадающего ни за грош Родионова спас кто-то из ребят, работавших в отделе.
– Дим, Илья ждет, надо идти.
И Родионов позорно бежал, так и не признавшись, что в «Квейк-3» он очень даже играет!
У Весника в кабинете было прохладно и как-то гораздо более свободно, чем у Маркова. Свободно не в смысле мебели, а для души вольготнее.
Родионов вошел без стука, швырнул портфель в одно кресло и плюхнулся в другое.
Весник даже из-за стола не встал.
– Здорово, гений ты наш. Ну, как там, на шестом?
– Как всегда, – пробурчал Родионов, придвинул к себе пепельницу и закурил. У Весника в кабинете курили все.
– Чай, кофе?
– Кофе у вас тут гадкий. Давай чай, что ли! Зеленый.
Этот зеленый чай – сено сеном! – нынче пили все и везде. Никто не знал, для чего он нужен, потому что на вкус он был нехорош, а цветом и вовсе подозрителен, но считалось, что нужно пить именно зеленый.
О, великая сила общественного мнения, правильно сформированного в правильном направлении!
Здоровый образ жизни – тренажерный зал, кефир со злаками, отварное мясо, зеленый чай и никакого сахара. Салат с рукколой, фетуччини с крабовым мясом и никакой котлеты с макаронами.
А что делать?..
Весник захохотал – он все время хохотал, такой уж у него был нрав, – вызвал секретаршу и попросил сварганить на троих зеленого чаю.
Тут только Родионов заметил, что в кабинете они не одни, а в отдалении на диване расположился кто-то еще.
– Знакомьтесь, – весело предложил Весник таким тоном, словно они могли отказаться знакомиться. – Или вы знакомы?
Человек приподнялся с дивана, но не до конца, и протянул руку, нисколько не озабоченный своим не слишком удобным полусогнутым положением. Конечно, Родионов откуда-то его знал, но откуда?.. У него было приятное лицо, длинные пшеничные волосы с выгоревшими светлыми прядями, ровный загар, щетина и впадины на щеках, которые особенно уважал писатель Джек Лондон и искренне почитал их за признак решительности и мужества, свойственных белой расе.
Постулаты писателя Джека Лондона писателю Дмитрию Родионову казались сомнительными, но пришлось признать, что диванному молодому человеку впадины на щеках и впрямь придавали исключительно мужественный вид.
– Аркадий Воздвиженский, – представился Родионов по привычке.
– Игорь Веселовский, – в тон ему ответил молодой человек.
Весник опять захохотал.
– Дим, ты что, не узнаешь? Он ведет все ток-шоу! Вот если есть ток-шоу, которое все смотрят, значит, его Веселовский ведет!
– А почему вы Дима, если вы Аркадий?
– Я по паспорту Дима, а по работе Аркадий.
Конечно, в конце концов они друг друга узнали, сто раз встречались в Останкине и на различных светских мероприятиях, и если в первую минуту еще осторожничали, то сейчас стало ясно, что здесь, в кабинете Ильи Весника, собрались все свои – звезды и великие люди.
Игорь Веселовский и впрямь вел многочисленные передачи, хотя Родионову всегда было не слишком понятно, как это так. С его точки зрения, один человек может вести только одну программу, а на остальные можно понабрать других людей, но, видимо, на телевидении все было не так уж просто.
Должно быть, кадров там не хватало.
Должно быть, руководство и не знало, где их взять, кадры-то. Нелегкое это дело – программу вести. Нелегкое и неблагодарное.
Игорь плюхнулся обратно на диван и закурил невиданную сигарету. Она была длинная, коричневая и странно пахла.
– Может, виски кому налить? – спросил Весник и опять захохотал. – Или рому ямайского?
Присутствующие от рома и от виски отказались – еще одна черта современного делового человека, который просто так среди дня ни за что пить не станет, ибо голова должна быть трезвой, сердце спокойным, а руки… впрочем, руки значения не имеют. Феликс Эдмундович Дзержинский, придумавший эти самые сердца, руки и головы, может спать спокойно. Между прочим, Родионова всегда поражала некоторая «анато-мичность» афоризма великого революционного деятеля и пламенного борца, чрезмерное количество в нем членов и частей человеческого тела!..
– Мы с Игорьком когда-то работали вместе, – поделился Весник, – в незапамятные времена, еще когда Верховный Совет был и Хасбулатов незабвенный. А потом он в звезды вышел, а я… в чиновники угодил.
– Хасбулатов вышел? – спросил Родионов, во всем любивший точность.