– Может быть, из-за нашей догадливости.
– Возможно. – Взгляд Кири был ровен и дружелюбен. – Но я думаю, что эта встреча будет носить очень личный характер. Так что поклянитесь своим христианским Богом, что не разгласите тайну. Никому.
Марико похолодела и с трудом произнесла:
– Конечно.
Она хорошо поняла Кири: не говорить ничего ни мужу, ни его отцу, ни священнику. Если супруг приказал ей прийти сюда, очевидно по требованию господина Торанаги, то допустимо ли, чтобы ее долг перед сюзереном, господином Торанагой, возобладал над долгом перед священником? И почему переводить должна она, а не отец Цукку-сан? Она поняла, что снова против воли втянута в интригу, которая испортит ей жизнь, и снова захотела, чтобы ее семья не была древней и не звалась Фудзимото, чтобы она не родилась со способностями к языкам, которые позволили ей выучить португальский и латынь, чтобы она никогда не рождалась вовсе. «Но тогда, – подумала она, – я бы никогда не увидела моего сына, не узнала о Младенце Христе, Его вере и о вечной жизни. Это твоя карма, Марико, – сказала она себе печально, – просто карма».
– Очень хорошо, Кири-сан. – А затем она добавила, предчувствуя нехорошее: – Я клянусь Господом Богом, что не разглашу ничего из сказанного здесь сегодня или в любое время, когда буду переводить для моего сюзерена.
– Мне думается также, что вам придется скрывать ваши чувства, чтобы точно переводить сказанное. Этот новый чужеземец – странный человек и говорит необычные вещи. Я уверена, что, если мой господин выбрал вас, на то имелись особые причины.
– Я буду делать то, что скажет господин Торанага. Он не должен сомневаться в моей преданности.
– Она никогда не подвергалась сомнению, госпожа.
Прошел весенний дождь, усеял каплями лепестки, мох, листья и закончился, сделав все еще прекраснее.
– Я попросила бы вас об одолжении, Марико-сан. Не будете ли вы так любезны спрятать ваше распятие под кимоно?
Пальцы Марико протестующе взметнулись.
– Почему? Господин Торанага никогда не возражал против моего перехода в эту веру, также и господин Хиромацу, глава нашего клана! И мой муж позволяет мне держать и носить распятие.
– Да, но распятия приводят в бешенство чужеземца, а мой господин Торанага хочет, чтобы варвар сохранял спокойствие.
Блэкторн никогда не видел таких маленьких людей.
– Коннити ва, – сказал он. – Коннити, Торанага-сама.
Он поклонился, словно придворный, кивнул мальчику, который стоял на коленях, широко раскрыв глаза, сбоку от Торанаги, и полной женщине, которая была за ним. Эти трое расположились на веранде, опоясывающей маленький домик. Строение состояло из одной небольшой комнаты с грубо сработанными ширмами и тесаными балками под соломенной крышей и кухонного уголка позади. Оно стояло на сваях из дерева, возвышаясь на фут или около того над ковром из чистого белого песка. Домик предназначался для проведения чайной церемонии и был построен только для этой цели за большие деньги из дерева редких пород. Впрочем, иногда эти уединенные постройки, возведенные на укромных полянках, использовались для свиданий и тайных переговоров.
Блэкторн подобрал кимоно и сел на подушку, которая лежала внизу на песке перед ними.
– Гомэн насай, Торанага-сама, нихон го га ханасэ-масэн. Цуаки го имас ка?
– Я ваш переводчик, сеньор, – сообщила Марико сразу, на почти безупречном португальском. – Но вы говорите по-японски?
– Нет, сеньорита, только несколько слов или фраз. – Блэкторн был захвачен врасплох.
Он ожидал, что переводчиком выступит отец Алвито, а Торанага появится в сопровождении самураев и, может быть, даймё Ябу. Но самураев поблизости не наблюдалось, хотя вокруг сада их присутствовало великое множество.
– Мой господин Торанага спрашивает: может быть, вы предпочитаете говорить по-латыни?
– Как пожелаете, сеньорита. – Подобно любому образованному человеку своего времени, Блэкторн мог читать, писать и говорить по-латыни, потому что в Европе латынь была единственным языком, на котором велось обучение.
«Кто эта женщина? Где она выучилась так хорошо говорить на португальском? И латыни! Где еще, как не у иезуитов, – подумал он. – В одной из их школ. О, они хитры! Первое, что делают, – строят школы».
Всего каких-то семьдесят лет назад Игнатий Лойола организовал Общество Иисуса, и теперь школы иезуитов, лучшие в христианском мире, распространились по всему свету, их влияние возводило на трон или низвергало королей. К ним прислушивался папа римский. Они сдержали волну Реформации и теперь отвоевывали обратно огромные вотчины для своей Церкви.
– Тогда будем говорить по-португальски, – решила она. – Мой господин хочет знать, где вы научились «нескольким словам и фразам»?
– В тюрьме был монах, сеньорита, францисканец, и он учил меня. Таким словам, как «еда», «друг», «ванна», «идти», «истинный», «фальшивый», «здесь», «там», «я», «вы», «пожалуйста», «спасибо», «хотеть», «не хотеть», «заключенный», «да», «нет» и прочим. Это только начало, к сожалению. Не будете ли вы так любезны сказать господину Торанаге, что я сейчас лучше подготовлен к его вопросам и более чем рад, что вышел из тюрьмы. За это я ему благодарен.
Блэкторн смотрел, как она повернулась и заговорила с Торанагой. Он знал, что ему следует изъясняться просто, желательно короткими предложениями и быть осторожнее, ибо, в отличие от священника, который переводил синхронно, женщина ждала, пока он закончит фразу, потом сжато излагала сказанное им или свою версию того, что было сказано. Так поступают все переводчики, кроме самых опытных, хотя и эти последние, как было с иезуитом, позволяют своим личным пристрастиям влиять на передачу чужих речей, вольно или невольно.
Ванна, массаж, еда и два часа сна освежили Блэкторна. Банная прислуга, сплошь женщины, крупные и сильные, сделали ему массаж кулаками, вымыли голову, заплели волосы в тугую косичку, а брадобрей подстриг ему бороду. Блэкторну дали чистую набедренную повязку, кимоно и пояс, а также таби и сандалии. Футоны, на которых он спал, были такими же чистыми, как и комната. Казалось, что все это ему грезится, и, пробудившись после крепкого сна без сновидений, он некоторое время гадал, что же было грезой, настоящее или тюрьма.
Он нетерпеливо ждал, когда его снова поведут к Торанаге, обдумывая, что сказать и что открыть из тайного, как перехитрить отца Алвито и как взять верх над ним. И над Торанагой. После всего, что рассказал ему брат Доминго о португальцах, японских князьях и торговле, он твердо знал, что может оказаться полезен Торанаге, а тот в свою очередь способен дать ему богатства, о которых он мечтает.
И теперь, избавленный от необходимости противостоять священнику, он чувствовал себя еще более уверенно. Ему нужны были только небольшая удача и терпение.
Торанага внимательно слушал похожую на куклу переводчицу.
Блэкторн подумал: «Я мог бы поднять ее одной рукой, а если бы обхватил ладонями ее талию, мои пальцы сомкнулись бы. Сколько ей лет? Прекрасна! Замужем? Обручального кольца нет. О, это интересно. Она не носит никаких драгоценностей. Кроме серебряных шпилек в волосах. Других женщин здесь нет, только толстуха».
Он напряг память. Японки, виденные им в деревне, не носили драгоценностей, и он не заметил ничего такого на женщинах в доме Муры. Почему?
«Кто эта тучная женщина? Жена Торанаги? Или нянька мальчика? А парнишка? Сын Торанаги? Или, может быть, внук? Брат Доминго говорил, что японцы вправе иметь только одну жену одновременно, зато наложниц – узаконенных фавориток – сколько пожелают.
Может, женщина, переводящая Торанаге, его наложница?
Каково было бы с ней в постели? Боюсь, я бы сломал ее. Нет, она бы не сломалась. Женщины в Англии почти такие же маленькие. Но не похожи на нее».
Мальчик был маленьким и прямым, круглоглазым, густые черные волосы заплетены в короткую косичку, макушка не выбрита. Любопытство его казалось безмерным.
Не задумываясь, Блэкторн подмигнул. Мальчик подпрыгнул, потом засмеялся, прервал Марико, показал на Блэкторна и заговорил, его терпеливо выслушали, и никто не поторопил. Когда он закончил, Торанага коротко сказал что-то Блэкторну.
– Господин Торанага спрашивает, почему вы сделали это, сеньор?
– О, просто чтобы повеселить паренька. Он такой же ребенок, как и все, а дети в моей стране обычно смеются, когда так сделаешь. Мой сын должен быть примерно такого же возраста. Ему семь лет.
– Наследнику семь лет, – произнесла Марико после паузы, потом перевела, что он сказал.
– Наследник? Значит, этот мальчик – единственный сын господина Торанаги? – спросил Блэкторн.
– Господин Торанага велел мне сказать, что сейчас вы должны ограничиться ответами на вопросы. – Потом она добавила: – Я уверена, если вы будете терпеливы, капитан Блэкторн, вам предоставят возможность в конце спросить о том, что вас заинтересовало.
– Очень хорошо.
– Поскольку ваше имя трудно произносить, сеньор, – ведь в нашем языке нет многих звуков, которые вы употребляете, – могу ли я для господина Торанаги использовать ваше японское имя, Андзин-сан?
– Конечно. – Блэкторн собирался спросить ее имя, но вспомнил о предупреждении и решил быть терпеливым.
– Спасибо. Мой господин спрашивает, есть ли у вас другие дети.
– Дочь. Она родилась как раз перед тем, как я покинул свой дом в Англии. Так что теперь ей около двух лет.
– У вас одна жена или несколько?
– Одна. У нас такой обычай. Как у португальцев и испанцев. Мы не имеем наложниц – законных, по крайней мере.
– Это ваша первая жена, сеньор?
– Да.
– Скажите, пожалуйста, сколько вам лет?
– Тридцать шесть.
– Где в Англии вы живете?
– На окраине Чатема. Это небольшой порт около Лондона.
– Лондон – ваша столица?
– Да.
– Он спрашивает, на каких языках вы говорите.
– Английский, португальский, испанский, голландский и, конечно, латынь.
– Что значит «голландский»?
– Это язык, на котором говорят в Европе, в Нидерландах. Он очень похож на немецкий.
Она нахмурилась:
– На голландском изъясняются язычники? И на немецком тоже?
– Обе эти нации – некатолические, – пояснил он осторожно.
– Извините меня, разве это не то же самое, что языческие?
– Нет, сеньорита. Христианство разделяется на две самостоятельные и заметно различающиеся ветви. Католицизм и протестантизм. Есть две разновидности христианства. В Японии обосновались служители Католической церкви. В настоящее время две Христианские церкви враждуют. – Он отметил ее удивление и нетерпение Торанаги, не участвующего в разговоре. «Будь осторожен, – предупредил он себя. – Она, конечно, католичка. Переходи к примерам. Выражайся проще». – Может быть, господин Торанага не желает обсуждать религиозные вопросы, сеньорита, поскольку мы уже говорили о них при первой встрече?
– Вы христианин-протестант?
– Да.
– А католики – ваши враги?
– Да, большинство считает меня еретиком и недругом.
Поколебавшись, она обернулась к Торанаге и подробно все ему объяснила.
Вокруг, по периметру сада, стояло много часовых – все на довольно большом расстоянии, и все коричневые. Потом Блэкторн заметил десять серых, сидевших плотной группой в тени и не спускавших глаз с мальчика. «Что все это значит?» – ломал он голову.
Торанага, расспросив Марико, вновь заговорил с Блэкторном.
– Мой господин желает знать о вас и вашей семье, – начала Марико. – О вашей стране, ее королеве и прежних правителях, привычках, обычаях, истории и обо всех других странах, особенно Португалии и Испании. Все о мире, в котором вы живете. О ваших кораблях, оружии, пище, торговле. О ваших войнах и сражениях, о том, как управлять кораблем, как вы ведете его и что случается в пути. Он хочет понять… Извините меня, почему вы смеетесь?
– Только потому, сеньорита, что это, видимо, исчерпывает все, что я знаю.
– Это точно то, чего хочет мой хозяин. «Точно» – правильное слово?
– Да, сеньорита. Могу ли я сделать комплимент вашему португальскому языку? Он безупречен.
Ее веер слегка дрогнул.
– Спасибо, сеньор. Да, мой хозяин хочет узнать правду обо всем – обо всех этих вещах и вашем к ним отношении.
– Я буду рад рассказать ему. Но это может занять некоторое время.
– Мой хозяин говорит, что время у него есть.
Блэкторн взглянул на Торанагу:
– Вакаримас.
– Извините меня, сеньор, но господин велел мне сказать, что ваш выговор не совсем правильный. – Марико показала ему, как надо правильно произносить это слово, он повторил и поблагодарил ее. – Я сеньора Марико Бунтаро, не сеньорита.
– Да, сеньора. – Блэкторн взглянул на Торанагу. – С чего бы он хотел, чтобы я начал?
Она перевела вопрос. Мимолетная улыбка прошла по властному лицу Торанаги.
– Господин говорит: «С начала».
Блэкторн знал, что это еще одна проверка. «С чего из всего перечисленного следует начать? Кому рассказывать? Торанаге, мальчику или женщинам? Очевидно, если присутствует только один мужчина, надо рассказывать Торанаге. Почему здесь эта женщина и мальчик? Это должно что-то значить».
Он решил сосредоточиться на мальчике и женщине.
– В древние времена моей страной правил великий король, который имел волшебный меч под названием Экскалибур. Его королева была самой красивой женщиной на земле. В главных советниках у него ходил колдун Мерлин, а короля звали Артур, – завел он легенду, которую так хорошо рассказывал его отец в далеком туманном детстве. – Столица короля Артура называлась Камелот. Это было счастливое время, когда люди не вели войн, собирали хорошие урожаи и… – Внезапно он понял, какую огромную ошибку совершает. Он выбрал историю о Гиневере и Ланселоте, распутной королеве и неверном вассале, о Модреде, незаконном сыне короля Артура, который в результате предательства втягивается в войну с отцом, и об отце, который в битве убивает сына, чтобы пасть от его руки. О боже, как он мог так сглупить? Разве Торанага не похож на великого короля? Разве это не его женщина? Разве это не его сын?
– Вы больны, сеньор?
– Нет-нет, прошу прощения, это было только…
– Вы говорили, сеньор, о короле и хороших урожаях?
– Да. Это… Наше прошлое, как у множества стран, скрыто в тумане легенд, большинство из которых не имеют значения, – сказал он неубедительно, пытаясь выиграть время.
Она уставилась на него в недоумении. Глаза Торанаги стали строже, а мальчик зевнул.
– Вы рассказываете, сеньор?
– Да… О да! – Его охватило воодушевление. – Может быть, самое лучшее, что я могу сделать, – это нарисовать карту мира, сеньора, каким мы его знаем, – выпалил он. – Вам не хотелось бы, чтобы я сделал это?
Она перевела, и он отметил проблеск интереса в глазах Торанаги и полное равнодушие женщины и мальчика. «Как они связаны между собой?»
– Мой господин согласен. Я пошлю за бумагой.
– Спасибо. Но это займет всего минуту. Позднее, если вы дадите мне письменные принадлежности, я могу начертить точную карту.
Блэкторн встал со своей подушки и опустился на колени. Пальцем он начал чертить на песке примитивную карту, вверх ногами, чтобы они могли лучше видеть.
– Земля круглая, как апельсин, а эта карта похожа на его кожуру, вырезанную сегментами, с севера на юг, уложенную на плоскость и вытянутую немного вверху и внизу. Голландец по фамилии Меркатор изобрел такой способ изображения ровно двадцать лет назад. Это первая точная карта мира. Мы можем даже плавать, пользуясь ею, или глобусом. – Он смело набросал континенты. – Это север и юг, восток и запад. Япония – здесь, моя страна – на другой стороне мира, там. Тут все неизвестно и не исследовано… – Его рука очертила часть Северной Америки, лежащую выше линии, которая соединяет Мексику и Ньюфаундленд, всю Южную Америку, кроме Перу и узкой полосы побережья, окаймляющей континент, потом все к северу и востоку от Норвегии, все восточнее Московии, всю Азию, всю Центральную Африку, все к югу от Явы и южной оконечности Южной Америки. – Мы знаем побережье, но еще мало. Внутренние части Африки, Америки и Азии почти полностью остаются загадкой. – Он замолчал, давая женщине возможность перевести.