Еще жениться хочу. Жениться-остепениться. Это, наверное, с похмелья.
Кларисса мне подошла бы вполне.
И подходит Кларисса.
– Мистер Кузнетсофф, лейтенант ждет вас.
Вообще, лейтенант мог бы и на ком стукнуть. Или ему по должности на мелочи размениваться не положено?
– А что, мистер Кузнетсофф, – спрашивает Кларисса как бы невзначай, – это правда, у вашего коллеги Всевидящий Камень?
Хороша девка. Прямо не верю, что натуральная. И этот носик вздернутый… Носик-глазки. Мой типаж. Бюст великоват, но что поделаешь, здесь юг. Зато ноги гениальные. С почти неуловимой кривинкой в голени. Вроде нет ее, а она ведь есть. Такие ноги может «построить» только очень талантливый корректор. Обычно ноги делают прямые, как карданный вал. И сразу в имидже что-то важное срубается. Что-то природное, натуральное. Очарование уходит.
– А?.. – переспрашиваю глубокомысленно.
– Вам плохо, мистер Кузнетсофф?!
– Напротив, милая Кларисса. Я смотрю на вас, и мне хорошо. И никакой я не мистер, а просто Иван.
– Ивфа-ан… – выдает она с придыханием.
Какое счастье, что рядом нету Билли. Он бы сейчас начал истерически ржать и биться головой о стену. Знает, как я это американское «Ивфа-ан» ненавижу. И все мечтаю, что найдется девчонка, которая произнесет мое имя нормально.
– Лучше, наверное, Айвен. Кажется, меня ждет лейтенант?
– Да, мистер… Айвен.
У двери я на миг оборачиваюсь.
– Вы спрашивали, что за штуковина у Билли. Разумеется, Кларисса, это Всевидящий Камень. И он работает. Сами знаете, каким образом Билли выручил сестренок Харт. А что?
– Это удача для города, Айвен, – говорит Кларисса, глядя мне прямо в глаза. – Мы и не думали заполучить человека с таким артефактом. Но приготовьтесь, лейтенант сначала испытает вас.
– Черт побери, что у вас за проблема?!
– Если лейтенант поверит в артефакт, он скажет.
Вздыхаю. Деревня, она и есть деревня. Провинциалов считают легковерными только те, кто вырос в мегаполисах. А деревенский раз облажается – кличка обидная на всю жизнь.
Я сам из деревни, мне ли не знать.
Билли с лейтенантом сидят, в гляделки играют.
– Чего набычились, – спрашиваю, – братья по разуму?
– Вас дожидаемся, – говорит лейтенант. – Это вы с боссом общались?
– Босс дает карт-бланш. Но просит намекнуть одному лейтенанту, что в штате фирмы числится патентованный специалист по укрощению полицейских. Осознали? «Адвокат Либерман» вам ничего не напоминает?
– Слово «адвокат» мне несомненно знакомо, – кивает лейтенант. – А вот слово «либерман» слышу впервые. Хм-м, что бы оно значило?.. Ладно, к делу. Вильям, вы как? Готовы хлопнуть мою железку?
Билли скалится неприязненно. Огорчило моего коллегу то, что случилось на штрафстоянке. Билл только с виду раздолбай, на самом деле тот еще педант, непорядка не любит. И сейчас винит во всем лейтенанта. Отчасти справедливо, я думаю.
– Вильям готов, но сегодня, что называется, в полпедали, – оцениваю я. – А завтра, пожалуй, на все деньги.
– Я сегодня невозможного и не потребую, – обещает лейтенант. – Прогуляемся чуток, развеемся, и отдыхайте.
– «Развеемся», – цедит Билли. – Клоунов нашел.
– Нет уж, – усмехается лейтенант, вставая и поправляя на поясе кобуру, – нам клоунады в выходные хватило. Давно здесь такого не было, чтобы двое залетных целый бар выпили.
У меня сразу начинает чесаться нос.
– Доводить людей не надо, – говорю. – Мелочными придирками. Ну, пойдем, Билли, покажем, на что еще залетные способны.
– С места до ста миль за четыре секунды, – оживляется Билли. – Эй, лейтенант, забьемся на двадцатник, хлоп твою железку? Только главную улицу нам освободи для разгона.
– Соси бензин! – рявкает лейтенант.
– Ага, Ванья, он осознал!
Лейтенант, бормоча что-то про «кретинский столичный жаргон», распахивает перед нами дверь.
Идем по городу, раскланиваемся со знакомыми и незнакомыми. Местных три с половиной тысячи, считай, все всех знают. А если и забыл, кого как по батюшке, отчего бы просто не поздороваться.
У нас в селе такие же порядки были. Несмотря на отсутствие сливной канализации и магистрального водоснабжения.
Зато у нас дома стояли – хоть танком об них колотись. Не то, что тутошние, рядом с которыми машину запарковать страшно, того и гляди сдует. Правда, здесь тепло. А все равно, как они в этой фанере живут, поражаюсь.
Но люди в целом очень славные. Особенно по контрасту с мегаполистами, у которых улыбки как приклеенные, и фальшивые насквозь. Тут улыбаются тоже много, а видно – от души.
Я-то вижу.
Домик стоит беленький-беленький, типичное жилище немолодой и непьющей леди, я сразу понимаю: нам сюда. Лейтенант только к звонку, а дверь уже настежь.
– Здравствуйте, молодые люди! – радуется округленькая дамочка лет пятидесяти, вся в розовом. – Здравствуйте, лейтенант!
– Мы по делу, миссис Палмер, – лейтенант снимает фуражку, приглаживает редкие волосы.
– Но сначала вы непременно выпьете холодного лимонада!
Одиноко тетке, и не просто одиноко. Дом как дом, внутри еще аккуратнее, чем снаружи, но весь пропитан ощущением потери. Кто-то ушел отсюда с намерением не возвращаться…
Черт побери, я-то чего себя накручиваю?! Это Билли у нас герой дня. Его артефакт востребован.
Лимонад натуральный и вкусный.
Мы располагаемся в гостиной, нас определяют по креслам. Дамочка присаживается на диван, складывает пухлые ручки на коленях, приготовилась теребить носовой платок.
Билли снимает с шеи цепочку.
– Ой, можно посмотреть?
– Конечно, мэм.
– Нет-нет, мистер, только глазами. Вот он какой… Спасибо.
Билли зажимает камень в кулаке. Маленький черный камушек. Есть в городе хоть один, кто не знает о нем? Сомневаюсь. В принципе о волшебных небесных камнях что-то слышали все. Это была популярная тема лет десять назад. Сейчас заглохла. Пилотируемая астронавтика сдулась, как мыльный пузырь, в космосе работают автоматы. Живых астронавтов мало, возможность столкнуться с носителем артефакта стремится к нулю, а значит, невелик шанс проверить его чудесные свойства. Если бы мы толпами по дворам слонялись, тогда да, не стихали бы пересуды. А так… Сколько народу Билл осчастливил? Сотню? Две?
Не считая, конечно, тех, от столкновения с кем он почти ежедневно уклоняется на трассе.
– Расскажите, миссис Палмер, – просит лейтенант.
Ну, вот она уже теребит платок.
– Понимаете, мой Ронни… Мой сынок. Он брокер в Чикаго. Раньше он довольно часто говорил со мной…
Врет. Не часто. Очень редко.
– …А последние два месяца я не могу с ним связаться. Его ком заблокирован. И мне сказали, что по тому адресу, который у меня был, Ронни не проживает. Я очень тревожусь… Показать вам его фотографию? Ох, как я не догадалась, сейчас принесу!
– Не надо, – сухо говорит Билли. Он, конечно, слегка похмелился, но ему этого мало, и телячьих нежностей от него сегодня не дождешься.
– Не надо? – переспрашивает дамочка удивленно.
Лишь бы Билли ее до слез не довел. Платочек уже скомкан.
– Будьте добры, мэм, вызовите в памяти образ Ронни. Это гораздо лучше фотографии. Подумайте о сыне. Можете закрыть глаза.
– Да, да…
Билли тоже закрывает глаза и плотнее сжимает кулак.
Лейтенант смотрит на Билли так, словно готов пристрелить его при первом же резком движении.
Свисающая из кулака цепочка легонько раскачивается. Туда-сюда. Туда-сюда. Как бы не загипнотизироваться. Я тоже недостаточно похмелён.
Билли делает мощный выдох и разжмуривается. Бросает короткий взгляд на подобравшегося лейтенанта.
– Вы-то, – говорит, – чего так напряглись, мистер Гибсон? Напрягаться – моя работа. А ваша – других напрягать.
Лейтенант открывает было рот, но тут вклиниваюсь я.
– Будь хорошим мальчиком, Билли, не тяни резину.
– Осознал, – кивает Билли. – Ну, что вам сказать, миссис Палмер. Ничего страшного. Но мое сообщение может несколько удивить вас.
– Мой мальчик… Он здоров?
– Здоровее нас всех, мэм. Будьте любезны, припомните, Ронни никогда не говорил вам, что его привлекает карьера военного?
Лейтенант уже не готов пристрелить Билли. Он пытается сопоставить два образа – тот, что «соси бензин», и вот этот, с грамотно построенными фразами.
У Билли даже осанка переменилась. Он сидит, как аристократ, черная дылда. Как царь небольшого, но опасного народа.
– Военный… – шепчет дамочка и бледнеет.
– Насколько я понял, мэм, ком вашего сына заблокирован неспроста. Ронни сейчас в каком-то закрытом лагере. Это очень похоже на вступительные тесты войск специального назначения. Так что наберитесь терпения – еще месяц он не отзовется. Если, конечно, раньше не даст слабину. Хотя у меня сложилось впечатление, что ваш сын полон решимости продержаться до конца. Он упорный парень.
– Спецназ… О, боже! Но разве туда берут кого угодно?
– Простите, мэм, но ваш сын не «кто угодно». Он морпех.
Дамочку, кажется, сейчас хватит удар. В переносном смысле. Физического здоровья у нее на двоих.
– Ну, мы пойдем, миссис Палмер, – быстро говорит лейтенант. – Будем надеяться, что все так и есть, как сказал Вильям. Рад за Ронни, рад за вас, безусловно, проверю информацию по официальным каналам…
А сам меня за рукав дергает.
Билли встает и отвешивает миссис Палмер церемонный поклон.
Миссис Палмер терзает платок и бормочет: «Ронни, мой Ронни, как же ты мог так расстроить мамочку…»
Лейтенант чуть ли не волоком тащит нас на крыльцо.
– Уффф! Успели сбежать. А то сейчас начнется…
Из-за двери раздается тихий, но уверенный вой.
– Пошли, пошли! – командует лейтенант, толкая нас от дома.
Вой набирает обороты.
– Спасибо, Вильям, – говорит лейтенант, протягивая Билли руку. – И простите мне эту небольшую проверку. Я просто обязан был, понимаете? Ну, согласитесь… Все так и есть, Ронни никогда не работал брокером, он капрал морской пехоты и очень хорошо себя чувствует.
У Билли цепочка по-прежнему свисает из кулака. И этот кулак он подносит к физиономии лейтенанта. Без угрозы. Просто тычет кулаком ему в нос.
– А эта Палмер, дура набитая… – лейтенант обрывает фразу и застывает с открытым ртом.
Сейчас Билли ему влепит за «небольшую проверку».
– Вы, мистер Гибсон, – говорит Билли, растягивая слова и глядя сквозь лейтенанта, – всегда были влюбчивы. Но еще вы были неисправимым романтиком. Поэтому ни одной из своих женщин вы никогда не изменяли…
Повисает мучительная пауза.
А в беленьком домике все громче воют и уже вроде бы рычат. Сейчас кидаться начнут.
– И супруге вы не изменяете, даже когда очень хочется…
У лейтенанта из-под фуражки стекает обильный пот. Лейтенант страшно, до судорог, боится того, что Билли может сказать дальше. Ведь соврет, зараз – и не проверишь. А и не соврет – не докажешь. И мучайся потом до конца своих дней, до посинения и трупного окоченения.
Билли медленно-медленно расплывается в улыбке.
– Такие дела, лейтенант! – победоносно сообщает он, убирает кулак и вешает камень на шею.
Сует руки в брюки и уходит, держа курс на центр города.
Лейтенанта забирает нервный тик. Щека дергается.
– Облегчить вашу участь? – говорю.
Лейтенант хрипит, откашливается и наконец спрашивает, пряча глаза:
– Как – облегчить?
– Билли не может вычислить то, на что намекал. Он легко установит, где сейчас ваша жена или как себя чувствуют ваши прежние симпатии. Но прощупать их на предмет неверности – фигушки. Не его амплуа.
Лейтенант недоверчиво на меня косится.
– Это Всевидящий Камень, – объясняю. – Просто Всевидящий. Не путайте со Всезнающим.
– И такой есть?!
– Айвен! – орет Билли издалека. – Хлоп твою железку, ты идешь, или что?
– Информация никуда не исчезает, мистер Гибсон. Все наши поступки оставляют следы. Но это вне компетенции Билли. Он видит то, что есть здесь и сейчас.
– Как же он так вскрыл мое прошлое?
– Легко. Ведь оно запечатлено в вас, мистер Гибсон.
Лейтенант размышляет.
– Осознали? Вот и чудесно. А нам с напарником полезно будет пропустить по кружечке холодного пива. Не бойтесь, запой окончен. Где мы обретаемся, знаете.
Возвращается Билли. Кладет руку мне на плечо. И говорит лейтенанту сверху вниз:
– Без паники, лейтенант. Все будет штатно. Я тебя уже простил. И даже Марвина твоего вонючего простил. Раз уж нам работать вместе, ссориться нельзя. Людям доброй воли надо держаться заодно. Командой надо быть, хлоп твою железку! Осознал? Но если кто еще прикоснется к машинам – бензина отсосет по полной. И ты мне не помешаешь. Идем, Ванья.
Билли меня уводит, а лейтенант остается стоять на тротуаре, думая, не совершил ли он, случаем, ужасной ошибки, задержав нас в городе.
Я это затылком чувствую.
И то, что лейтенанту позарез нужна помощь в каком-то затянувшемся безнадежном расследовании, – тоже чувствую.
– Сейчас по пиву и обедать, – мечтательно произносит Билли. – А здесь ничего. Славное местечко, и народец смешной.
– Жарковато только.
– А мне самое оно.
– Кто бы сомневался. Билл, давай все-таки сходим в Африку, если будет груз. Разок, а?
– Хрена, – Билли мотает головой. – Договорились ведь. У меня психика тонкая, ранимая. Не могу я смотреть на бардак, в котором живет народ моих предков.
– А я, значит, могу?
– Это у тебя дурацкий русский стереотип. Ах, несчастная Россия, как в ней все плохо! Любите вы прибедняться. Не заметил я, чтобы у вас там было плохо. Жратвы навалом, кругом блондинки и «Мерседесы». Вот на моей исторической родине – точно жопа.
– В Намибии, говорят, «Мерседесов» еще больше, чем в России…
– Эй, мистер! Можно вас на минуточку?
Два шкета лет по десять, оба в футболках с надписью «Уличный гонщик». Понятненько.
– Мистер, мы тут поспорили… У вас же «Локхид Альбатрос Т5»?
– Целых два, сынок, – Билли улыбается во всю физиономию.
– «Тэ-пятая» может выйти в космос?
– Что ты, дружище! У «тэшки» потолок двадцать миль. И, по правде говоря, она неустойчива уже на восемнадцати. Болтается, как мыло в ванне.
– Я же сказал! – торжествует один шкет. Другой опускает глаза.
– «Тэ-пятой» просто не надо ходить так высоко, – объясняет Билли. – Это машина для трассы. Отличная машина, очень быстрая.
– Спасибо, мистер.
Мы идем своей дорогой, мальчишки позади обмениваются тумаками. Начал, конечно, проигравший.
– Честный ты парень, Билли, – говорю. – Правдивый.
– Мальчика интересовал потолок «Т5». Я дал ему справку.
– А если бы он спросил – мистер, у вашей «Т5» какой потолок?
– Тогда бы я сказал – мальчик, у меня не стандартная «тэшка», а «Т5 Эволюция»…
– А если он…
– Ванья, почему ты такой зануда?
– Просто болтаю, – говорю. – Хочу отвлечься. Понимаешь, там, в баре, под стойкой, бочонок охлажденного светлого пива. И он меня зовет. Он кричит: «Ваня, беги скорее, выпей меня!» Чтобы не сойти с ума от его воплей, я создаю помехи.
– А мне, – Билли вздыхает, – ужасно хочется за руль. И на трассу.
Да, за руль и на трассу… Я смотрю в небо и вдруг понимаю: уже несколько лет не видел Землю.
Когда долго не видишь Землю со стороны, начинаешь относиться к ней неправильно. Как к некой твердыне, которую можно попирать ногами. А Земля-то живая. Одно время я мечтал всех идиотов, которые тут устраивают войны и прочие гадости, вытащить на сотню миль вверх и заставить их осознать, где они на самом деле живут. И как осторожно тут надо себя вести.
Только с годами я понял, что между «ними» и нами есть принципиальная разница. Им можно показывать все, что угодно.
Они просто не осознают.
Вспоминаю свое грустное открытие, и душу заполняет тоска, но я вовремя говорю себе: Иван, это всего лишь посталкогольные страхи.
А тут как раз и бар на дороге случается.
Из бара выходит, нетвердо ступая, местный забулдыга, видит нас и орет на всю улицу:
– Билли, старина, хлоп твою железку! Спроси у камушка, с каким счетом «Быки» на той неделе «Ястребов» порвут!
– Соси бензин! – рекомендует Билли.
Как многие высокие мужчины, Билли терпеть не может баскетбол.
Понедельник. Вечер
Поселили нас у бабушки Харт. Отец спасенных девчонок сразу так заявил: мужики, я для вас последние штаны сниму, но в дом к себе ночевать не пущу. Сами видите, девки кровь с молоком, секс из ушей хлещет, втрескаются в залетных и сбегут – оно мне надо?