– Ты, наверное, хочешь пораньше отправиться в Оттерли, – вмешался Эдмунд. – Приказать кухарке завернуть вам в дорогу хлеба и мяса? А вот и твой сын…
– Я голоден! – громко объявил Генри-младший, поднимаясь к высокому столу. – Моя мать всегда дает мне по утрам овсянку со сливками.
– Твоей матери здесь нет! – рявкнул отец. – Мы уезжаем.
– Но я голоден, – повторил малыш.
– Тогда садись и доедай то, что мне в глотку не лезет!
Он схватил сына за шиворот и почти швырнул на скамью. Генри-младший опустил ложку в кашу, стоявшую перед отцом.
– Она холодная, – проныл он.
– Тогда не ешь! – заревел Генри.
– Но я голоден!
– Принесите мастеру Генри горячей овсянки, – приказала Розамунда, входя в зал. – Дядя, выпей вина. Голова сразу пройдет. Отец Ричард, спасибо за утреннюю службу. Так приятно снова слышать мессу в нашей маленькой церкви.
– Не хочешь ли, чтобы я послал тебе священника, племянница? – спросил тот. – В нашем аббатстве есть один юноша, который прекрасно тебе подойдет. В таком поместье, как Фрайарсгейт, без священника нельзя. Небольшое вознаграждение, стол и крыша над головой вполне удовлетворят отца Мату.
– Мата? – с подозрением переспросил Генри. – Это шотландское имя.
– Верно, – согласился Ричард.
– Шотландец во Фрайарсгейте? Да ты с ума сошел! – завопил Генри. – Неужели не знаешь, что шотландцам доверять нельзя?
– Он священник, Генри, – последовал спокойный ответ.
– Священник или не священник, но и у него найдется родня или члены его клана, готовые украсть наших овец и скот! Я не позволю, Ричард!
– Мата – сын шотландской рабыни и английского солдата, – пояснил Ричард. – Он вырос в аббатстве и ничего не знает о кланах. Его мать умерла родами. Он такой же англичанин, как мы с тобой. Перед смертью мать попросила, чтобы его назвали шотландским именем Мата, вместо английского Мэтью, чтобы он помнил о своем наследии. Мата – скромный молодой человек и станет верно служить Фрайарсгейту.
– Кроме того, дядя, решения здесь принимаешь не ты, – объявила Розамунда. – Эдмунд, что ты думаешь?
– Было бы неплохо, если бы у нас снова появился священник. Нужно обвенчать несколько пар и окрестить немало детишек.
– Но шотландец! – снова воскликнул Генри. Эдмунд пронзил родственника свирепым взглядом.
– Ричард говорит, что этот священник подойдет для Фрайарсгейта. Когда это наш брат был неверен Болтонам?
– Я с радостью встречу отца Мату, – спокойно вставила Розамунда.
– Он скоро прибудет, племянница, – с улыбкой пообещал Ричард.
– У меня много работы, дядя, – обратилась девушка к Генри. – Нужно выдать зерно на посев, и я должна за всем присмотреть. Желаю тебе благополучной поездки. Передай привет своей доброй жене и моим маленьким кузенам. И ты прощай, мальчик. Будь здоров.
Она кивнула родственникам и поспешно ушла.
– Хорошо, что мне больше не надо на ней жениться, – пробормотал Генри-младший с полным ртом, продолжая жадно пожирать овсянку.
– Заткнись, недоумок! – бешено взорвался отец, судорожно сжимая в руках чашу с вином. Вопреки обещаниям Розамунды лучше ему не стало.
Глава 4
Оуэн Мередит немало удивился, узнав, что, хотя его молодая хозяйка не очень образованна, по меркам двора, все же обладает немалыми знаниями. Про себя он думал, что она нигде, кроме Фрайарсгейта, не будет поистине счастлива. Розамунда Болтон казалась неотъемлемой частью поместья. Несмотря на молодость, ее уважали и работники, и арендаторы. Этому немало способствовали ее дядя Эдмунд Болтон и покойный муж, Хью Кэбот. С отъездом Генри это стало особенно заметно. Отныне все делалось лишь во имя Розамунды, что укрепляло ее позицию хозяйки Фрайарсгейта.
С самой весны Оуэн зачарованно наблюдал, как тщательно она вникает в каждую мелочь. Фрайарсгейт был настоящим натуральным хозяйством, где выращивалось несколько сортов зерна, овощей и фруктов. Именно Розамунда решала, какие поля засеять, а какие оставить под паром, когда обрезать плодовые деревья, каких коров и лошадей продать, каких оставить на молоко и мясо, а каких и обменять. По предложению Хью Розамунда стала выращивать лошадей. Но самым большим источником дохода были овцы, ибо шерсть Фрайарсгейта высоко ценилась.
На землях поместья стояли небольшая мельница, где постоянно жил мельник, церковь и дом священника, который сейчас чистился и ремонтировался в ожидании прибытия отца Маты. На лугах паслись овцы, лошади и коровы. Был и лес, как господский, так и общинный, и общинные пастбища, так что обитатели Фрайарсгейта могли охотиться, ловить рыбу и пасти свой скот. Большинство когда-то были сервами, но дед Розамунды освободил их. Несколько семейств покинули Фрайарсгейт, чтобы искать счастья в других краях, но остальные не захотели расставаться с родными местами. И хотя поместье принадлежало людям незнатным, все же считалось очень большим владением, а его молодая госпожа – богатой наследницей. Воды здесь хватало, поэтому и земля, и животные всегда были напоены. Розамунда быстро усвоила, что скот нужно перегонять с одних пастбищ на другие, чтобы трава росла равномерно и земля не слишком истощалась. Так что Фрайарсгейт никогда не был бедным, а в последнее время просто процветал. Ни одно крестьянское семейство не обходилось без коровы, свиней и птицы. Обитатели Фрайарсгейта были бесконечно преданны Болтонам, добровольно соглашаясь отдавать работе на них три дня в неделю, как в прежние времена. У селян были также свои наделы, где они выращивали собственное зерно, и в урожайные годы они даже продавали излишки. Если же возникали споры, Розамунда с помощью Хью и Эдмунда старалась их разрешить.
Оуэн Мередит, воспитанный среди знатных людей, уже забыл о существовании таких имений. Детство до переезда во дворец Джаспера Тюдора тоже помнилось ему плохо. Поэтому он с невероятным интересом наблюдал, как умело выполняет Розамунда свои обязанности хозяйки богатого поместья, причем с такой легкостью, что со стороны это казалось делом совсем несложным. Однако он понимал, что это не так. Ей приходилось очень нелегко, тем более что каждый день после обеда он обучал новую подопечную короля французскому и светской латыни, на которой говорили и писали при дворе. Иностранные языки трудно давались Розамунде, но она старалась изо всех сил, с такой решимостью, что Оуэн от души радовался. До сих пор у него вызывали восхищение только мать короля Маргарет Бофор, графиня Ричмонд, известная как Достопочтенная Маргарет, и его жена, Элизабет Йорк, женщины уже не очень молодые, обладавшие достаточным жизненным опытом, и все же эта юная девушка чем-то походила на обеих. То же чувство долга и внешняя мягкость, как у Элизабет, те же решительность и преданность, как у Достопочтенной Маргарет. Он понял, что беспокоится, сумеет ли провинциальная девушка вроде Розамунды, не имея ни титула, ни влиятельных родственников, прижиться при дворе Генриха VII. И тут вдруг сообразил, что его единственная обязанность – доставить Розамунду ко двору и на этом их отношения закончатся. Это почему-то расстроило Оуэна.
Лето подходило к концу. Настал Ламмас[2], а вместе с ним и начало жатвы. Ламмас был праздником, в котором главную роль играл хлеб. На рассвете Розамунда вышла из дома с миской хлебных крошек из каравая, пролежавшего целый год, и скормила их птицам.
Арендаторы были приглашены на обед, состоявший в основном из хлебных и мучных блюд. Подавали хлебный пудинг с орехами, сыром и яйцами, овечий желудок, фаршированный хлебом, овощами, яйцами, сыром и свининой, мортрюс – мясное блюдо с яйцами и хлебными крошками, ячменные лепешки с пахтой, большой круг сыра и сидр с пряностями и плавающими в нем яблоками.
Когда все поели, начались игры. На лугу мужчины гоняли мочевой пузырь овцы, набитый шерстью. Смысл состоял в том, чтобы перекинуть импровизированный мяч с одного конца луга на другой. Лучники метали стрелы в соломенные мишени, установленные перед домом. Победителю подносили большую кружку эля. Когда день стал клониться к закату, все вернулись в зал, где замужние женщины сидели за игрой, названной «Принеси выигрыш в дом». Каждой рассказывалась воображаемая неприятная история о ее муже, и участницы должны были обернуть ситуацию в свою пользу. Женщину, добившуюся этого и сумевшую развлечь слушательниц, объявляли победительницей и награждали синей шелковой лентой.
В конце праздника всем участникам дарили хлебцы из муки нового урожая с маленькими, вставленными в них свечками.
На следующий день Оуэн завел с Розамундой разговор об отъезде.
– Вы должны назначить дату нашего путешествия, миледи, – тихо сказал он, когда они сидели в зале за уроком французского. Он и обратился к ней на этом языке.
Она вскинула растерянные глаза, и Оуэн понял, что она сообразила, о чем идет речь. Но девушка тут же попросила:
– Пожалуйста, говорите со мной на нашем добром английском языке. Я не разобрала ни единого слова.
– Ах, маленькая обманщица, – добродушно пошутил он, по-прежнему на французском. – Ты прекрасно поняла меня, Розамунда.
– Вовсе нет! – вскричала она, но тут же в ужасе зажала рот рукой, осознав, что разоблачена, и обреченно пробормотала по-английски: – Назавтра после Дня святого Михаила[3].
– Но это еще почти два месяца, Розамунда!
– Вы сказали, что король в вас не нуждается, сэр. Что вы не важная персона. Как и я. Король просто выполняет свой долг перед Хью Кэботом. Почему нам вообще нужно ехать?
– Потому что, если мы останемся, твой дядя может обратиться к королю с просьбой об опекунстве, – тихо объяснил он. – Эту петицию может увидеть не король, а один из его секретарей, который не задумается выжать деньги из Генри в обмен на помощь. Только и всего! Генри Болтон вновь завладеет тобой и поместьем, а мальчишка станет твоим мужем. Если ты действительно желаешь этого, я вернусь на юг, обо всем доложу королю, и дело сделано. Но если предпочтешь исполнить желания мужа, перестань бояться неведомого и едем со мной.
Зеленовато-карие глаза вопросительно глядели на девушку.
– Но в День святого Михаила я по традиции нанимаю слуг на будущий год и плачу им, – прошептала она.
– Это сделает Эдмунд. Первого сентября, Розамунда.
– Слишком скоро!
Она поспешно сморгнула слезы.
Оуэн Мередит скрипнул зубами, стараясь ожесточить свое сердце против женских хитростей. Ах уж эти дамы! Всегда плачут, когда стараются добиться своего.
– Вовсе нет. У тебя почти целый месяц, чтобы собрать вещи и передать дела Эдмунду и остальным. Ты знала, что этот день приближается. Я здесь уже почти четыре месяца, Розамунда, и не был при дворе почти пять. Пора. Подумай о Мейбл. Она тоже должна приготовиться. Пойми, она покидает мужа ради тебя!
– Я никогда еще не уезжала из дома, – всхлипнула Розамунда, и Оуэн понимающе кивнул. – Мне не очень страшно, просто я не из тех девушек, кому по душе приключения.
– Какое же это приключение? Всего лишь путешествие от Фрайарсгейта до королевского двора. А в хозяйстве королевы жизнь течет тихо, мирно. У тебя будут свои обязанности, и твои дни будет заполнены только ими. Так что никаких особенных волнений не предстоит. Единственная разница в том, что там ты не будешь хозяйкой.
– Но когда я снова вернусь домой? – жалобно пробормотала Розамунда.
– Через определенный срок королева может позволить тебе навестить Фрайарсгейт. Или приедешь с мужем, выбранным тебе королем. Ты ведь понимаешь, что рано или поздно снова придется выйти замуж, возможно, за человека, которого выберет сам король.
– Иными словами, мне снова навяжут супруга, – раздраженно отрезала она.
– Таковы обычаи света, Розамунда, – пожал плечами Оуэн.
– Я надеялась, что на этот раз выйду за человека, которого полюблю, – призналась девушка.
– Возможно, так оно и будет, – пообещал он. – А вдруг ты со временем полюбишь выбранного тебе мужа? Но как бы то ни было, нужно исполнять свой долг, Розамунда. Я давно понял, что ты именно такова.
– Да, сэр, – кивнула она. – Все же было бы неплохо, если бы мне удалось последовать девизу нашей семьи – Tracez votre chemin.
– Сам прокладывай себе путь. Хороший девиз, и кто знает, моя прекрасная дева, может, ты и сумеешь проложить свой путь. Никому не известно, что принесет завтрашний день. Несмотря на нашу нелюбовь к переменам, жизнь полна сюрпризов. Я скажу Эдмунду Болтону, что мы покидаем Фрайарсгейт первого сентября. Ну как?
– Хорошо, – нерешительно протянула девушка. – Сколько телег взять для вещей?
– Всего одну вьючную лошадь. Видишь ли, – пояснил он, – при дворе у тебя наверняка не будет своих покоев. Вы с Мейбл станете спать в большой комнате вместе с фрейлинами королевы и их служанками. Маленький сундук – это все, что у тебя будет. Нужно уметь быстро складываться, поскольку двор постоянно переезжает с места на место. Король и королева никогда не остаются надолго в одном дворце. То и дело перебираются из Лондона в Гринвич, Ричмонд, Виндзор и обратно. А летом их величества привыкли навещать поместья своих благородных подданных. Если пригласят и тебя, ты все три месяца проведешь в дороге. Повезет, если останешься в каком-нибудь из дворцов. Тогда хоть спать будешь в постели.
– Звучит не слишком приятно, – сухо заметила Розамунда.
– Так и есть, – усмехнулся Оуэн, – и хуже всех приходится холостым рыцарям. Счастье, если достанется место в зале у огня, если же нет – приходится ночевать в конюшнях и псарнях.
– По крайней мере там тепло, – утешила Розамунда. – Вы не женаты? Нет, конечно, нет. Как и мой Хью, вы не можете позволить себе такую роскошь.
– Да, – согласился он. – Все унаследовал мой старший брат. Второй служит церкви. Одна из моих сестер замужем, остальные две – монахини. Для меня было огромной удачей получить место в хозяйстве Джаспера Тюдора. Мой отец знал его главного управителя. Тот был родственником матери и пожалел меня.
– Вы скучаете по семье? – полюбопытствовала Розамунда.
– Нет. Отец ненавидел меня, потому что мое рождение унесло жизнь матери. По-моему, он и десяти слов мне не сказал, прежде чем я покинул дом. Старшим ребенком была моя сестра Энит. Ей исполнилось двенадцать, когда я родился. Именно она заботилась обо мне первые четыре года, до того как вышла замуж. Как я тосковал по ней! Мой старший брат, стараясь угодить отцу, тоже не обращал на меня внимания. И вскоре после свадьбы Энит он женился. К тому времени как мне исполнилось шесть, его жена родила ему следующего наследника, к величайшему восторгу отца. Средний брат жил в монастыре, как и две младшие сестры. Оставался один я. Брат называл меня пятой спицей в колеснице. Но тут к нам приехал главный управитель Джаспера Тюдора, пожелавший побывать на могиле моей матери. Он увидел, каким бременем я стал для семьи, и взял меня с собой, сказав отцу, что в хозяйстве его господина есть место пажа. Разумеется, мой родитель был рад-радехонек отпустить меня.
– И вправду повезло, – кивнула Розамунда. Ничего не скажешь, ему пришлось куда хуже, чем ей. Когда у нее родятся дети, она сделает все, чтобы они чувствовали себя желанными и любимыми.
Оуэн Мередит рассмеялся:
– Места не оказалось, но мой родственник все устроил. Он же научил меня моим обязанностям, словом, заменил мне отца, которого у меня, считай, не было. Не знаю, что бы стало со мной, если бы не он. Благодаря его доброте я сумел продвинуться в жизни.
– И стали рыцарем, – добавила Розамунда.
– Я служил у Джаспера до самой его смерти. До тринадцати лет был пажом. Потом оруженосцем.