Мой растерзанный разум был не в силах успокоиться и обрести хотя бы минимальный контроль над ситуацией. Но тут мне довелось узнать, что человек – устройство куда более сложное, чем я думала раньше. Нечто во мне приняло решение за меня. Я стояла и тряслась, желая только одного: чтобы этот кошмар как-нибудь сам, без моего участия, закончился, – когда вдруг почувствовала, что мое тело меняется. Я не сразу заметила, что рев Фенрира неожиданно смолк, что грибы на стенах сморщиваются и осыпаются, что в воздухе опять запахло дождем, а черные стены и потолок побелели от инея… Все внимание поглотили происходящие со мной перемены.
Кожа стала грубой и жесткой, как кора, потом – как кость, потом – как железо. Кровь разом вскипела и превратилась в горючий газ. Тело ощущалось одновременно легким и тяжелым, подвижным и очень сильным. Глаза ослепила яркая горячая вспышка, а когда зрение вернулось, мне показалось, что я со сверхъестественной зоркостью смотрю сквозь прицел, и каждый мой глаз – ствол огнемета. Пальцы на руках зудели и дергались, как будто через них пропускали электрический ток. Я посмотрела вниз и увидела, что вместо пальцев у меня самые натуральные оружейные стволы, и в каждом плещется зловещий огонек.
Вокруг меня со всех сторон вдруг что-то монотонно зашелестело. Я еще и подумать ничего не успела, а мои новые руки отреагировали: темноту разрезал надвое огненный поток. В полумраке что-то грохнуло, затрещало, посыпались искры. Через несколько секунд неподалеку раздались растерянные голоса:
– Ах, девочки! Что же это она делает?!
Тело обернулось к невидимой цели и ответило новым залпом. Раздался дружный вопль и топот удаляющихся шагов. Только теперь я сообразила, что за шелест спровоцировал первый выстрел – просто опять начался дождь. Но преобразившееся тело успокаиваться не желало. «Враги! Со всех сторон враги! Обложили! – думала я. – Да что же это у меня за мысли?! Надо искать убежище, а потом, кто сунется, перестрелять по одному. Хватит, успокойся! Нет, в засаду, пока не началось!»
…Я стояла в облаке пара: дождь, падающий на мою раскаленную кожу, с шипением испарялся. Кажется, место для укрытия было выбрано удачно. Спиной я упиралась в ледяную глыбу, в которой от жара моего панциря уже образовалась небольшая пещера; к тому же по спине стекала холодная вода, что было довольно приятно; слева была зона быстрого дождя, и нападения оттуда, скорее всего, можно было не ожидать. Оставалась зона впереди и справа. Именно там я последний раз слышала рев Фенрира.
Я стояла пригнувшись и выставив вперед руки-огнеметы, ожидая атаки. В лабиринте было тихо, только дождь шумел. Мелькание дождевых капель в глазах заставляло руки дергаться, отзываясь на малейшее движение в обозримом пространстве. Это ужасно выматывало, меня начало мутить. Должно быть, мое тело слишком чуткое для нервной системы, подумала я и попыталась закрыть глаза, но как бы не так: кровь вскипела, стволы отозвались выплеском огня. Я себя абсолютно не контролировала. Откуда-то из-за пелены дождя снова донеслась перекличка испуганных голосов. «Да позовите же кого-нибудь!» – «Ленка, с ума сошла, она тебя сейчас размажет! Отойди от двери!»
Мои трансформированные руки ответили новой вспышкой. Все, что я могла, это не шевелиться в засаде. Сквозь нарастающую головную боль я подумала, что если хоть на шаг отойду от глыбы, то от последствий никто не будет застрахован.
– Что она делает?
– Геля, ты нас слышишь? Что я с собой сделала? Сейчас было хуже, чем десять минут назад, когда я почувствовала себя запертой в некой машине убийства, которой я не умею управлять; теперь я сама превращалась в эту машину, она пролезала в мой мозг, подменяла мысли. Перестань сопротивляться, говорило во мне что-то, и сразу станет легче; разлад между душой и телом пройдет, они гармонично объединятся и примутся за дело, для которого эта оболочка и была создана: убивать чудовищ. «Но тут нет чудовищ!» – пыталась спорить я. «Нет, они здесь, – возражала машина убийства. – За каждым углом. Фенрир еще не уничтожен. Кроме того, есть те, кто их создал. Родители чудовищ – сами худшие чудовища. И среди них та, которая все это подстроила. Кстати, неплохая мысль: не отомстить ли?» – «Нет!» – упорно повторяла я, понимая, куда все клонится. Пока еще понимая.
– Кого я зрю перед собой? Не сам ли это Локи? – раздался вдруг приятный баритон у меня над головой, как будто из динамика.
Руки непроизвольно дернулись наверх, в глазах вспыхнуло пламя, и на голову посыпалась бетонная пыль.
– Хитроумный Локи, сам себя перехитривший! – как ни в чем не бывало повторил голос.
– Выйди на свет и стань справа, лицом ко мне, с поднятыми руками, – произнесли мои губы. Голос из-под забрала прозвучал глухо и зловеще.
– Еще чего! – расхохотался невидимка. – Ты почему не пошла в подземный ход, несчастная? Давно бы выбралась отсюда.
– Так я тебе и поверила. Ты кто такой?
– Я… ну, скажем, Один.
– Врешь. У Одина другой голос.
– Ладно, признаюсь: я – дух-хранитель…
– Мой?
– Нет, школьного подвала.
– Водопроводчик, что ли?
– И мне совсем не нравится, что мой подвал твоими стараниями превращается в груду развалин. Кончай это дело. Пойдем, я тебя выведу.
Теперь голос прозвучал левее. «Пытается зайти мне за спину, собака», – отметила я, тоже поворачиваясь миллиметр за миллиметром и держа руки-стволы на изготовку. Как бы только невидимка не замолчал, а то куда я буду целиться?
– Я не могу отойти от льдины, – сообщила я. – Где-то поблизости болтается Фенрир.
– Да, я его только что видел. Он как раз взял след и будет здесь минуты через две. Ой, как глазки-то вспыхнули! В них тоже огнеметы? Только они не помогут. Фенрира убить невозможно.
– Неправда!
– Разве ты не нашла мой лист с подсказкой? Это заложено в условиях игры. Тебя подставили, глазастик.
– Что же мне теперь делать, человек-невидимка?
– А подумай. Ладно, нет времени на загадки. Фенрира можно связать. Помнишь сагу о трех цепях?
– Да, да, невидимая цепь из корней гор, шума кошачьих шагов, бород женщин, слюны птиц, голоса рыб и всего такого. Только у меня в инвентаре ее почему-то не предусмотрено. А ты ее с собой случайно не захватил?
– Представь себе, что-то в этом роде как раз при мне…
Я не успела ответить, как голос невидимки перекрыл яростный рев, который эхо делало еще громче и ужаснее. Из-за дождевой завесы выступило нечто огромное и черное. В пасти твари, как набор швейцарских кухонных ножей, синевой отливали клыки. Я вжалась спиной в льдину и вскинула руки, готовясь испепелить врага.
– Не стреляй! – зазвенел голос, казалось, прямо у меня в ушах. – Это бесполезно! Поймай цепь и просто брось ему в морду!
По рукам скользнуло что-то холодное и гладкое, почти невесомое. Я машинально схватила брошенное – на ощупь оно действительно напоминало цепь – и изо всех сил швырнула в приближающееся черное чудовище. Очередной душераздирающий рев резко оборвался. Фенрир остановился, замотал башкой. Я услышала звук, похожий на визг ножовки по металлу: волк пытался перекусить цепь. Потом его голова склонилась к полу, лапы подогнулись. С потрясшим подвал грохотом Фернир рухнул всей тушей на пол и захрапел.
– Вот и всех делов! – торжествующе сказал виртуальный водопроводчик. – Гейм овер. Умница. Я очень тобой доволен. Выдержка, сообразительность, хладнокровие в решающую минуту. Теперь принимай человеческий облик и катись из моего подвала. Интересно, кто его будет после тебя чинить?
Дождь прекратился, в подвале стало светлее. Лужи высыхали прямо на глазах. Вокруг меня постепенно проступали стены, опаленные и изуродованные дырами, кучи бетонной крошки на полу… Такое ощущение, будто я находилась на месте подземного ядерного взрыва. Где-то вдалеке слышались встревоженные голоса.
– Давай, превращайся, – торопил меня невидимый помощник.
– Я не могу, – проскрежетала я. – Лучше меня не трогай. Я как заряженное ружье с пальцем на спусковом крючке. И этих ваших кидал сюда не пускай, а то будут жертвы.
– Эх, елки-палки, – пробормотал голос. – Опять проблемы. Подожди-ка меня немножко…
Буквально через тридцать секунд невидимка радостно сообщил:
– Вот оно, твое спасение! На, выпей. Смотри, я ставлю вот сюда…
На полу передо мной появилась антикварная чаша в виде черепа на бронзовой ноге, в которой поблескивала какая-то сладко пахнущая жидкость.
– Что это за бурда?
– Поэтический животворящий напиток асов. Коктейль из крови врагов и перебродившего меда, вкусно и полезно. Ты как победительница чудовищ вполне достойна его вкусить, чтобы восстановить душевные и физические силы.
Я не шелохнулась.
– А почему я должна тебе верить?
– Ну… – задумался невидимка. – Есть по крайней мере две причины. Во-первых, я уже доказал тебе свою лояльность, спасши тебя от Фенрира. Во-вторых – у тебя что, есть выбор? Не хочешь – не пей, сиди здесь в этой чешуе и жди, пока за тобой пришлют роту ОМОНа.
– Я выпью, – подумав, сказала я. – По первой причине.
– Я очень рад, – серьезно сказал невидимка. Кроваво-медовый коктейль оказался и впрямь вкусен. Мое тело как будто размягчилось, стало легким и горячим. Колючая броня, насыщенная инстинктами убийства, вдруг показалась мне грубой и чуждой. Я, как бабочка из кокона, выскользнула из нее. В тот же миг она осыпалась на пол тысячей чешуек, распалась в пыль и смешалась с бетонной крошкой. А я снова стала собой.
– Спасибо, водопроводчик, – поблагодарила я своего спасителя, но мне никто не ответил.
В подвале был полный разгром. Хорошо хоть никакую трубу не прорвало. Все миражи исчезли, в том числе Фенрир с невидимой цепью и чаша-череп. Я находилась в прямоугольном помещении, из которого в разные стороны уходили четыре одинаковых коридора. «А когда ты победишь всех чудовищ, – вспомнила я слова парня у входа, – тебе предстоит самое интересное – отыскивать выход».
– Эй, дух-хранитель! – позвала я еще раз. – Выход-то где?
Ответом было только слабое эхо. Похоже, помогая мне, дух перетрудился. Я переминалась с ноги на ногу, раздумывая, какой из коридоров мне больше нравится. Вдруг откуда-то справа донесся знакомый голос:
– Гелька! Это я, не стреляй!
– Сюда! – закричала я. – Не бойтесь!
Через полминуты из-за угла осторожно высунулась Эзергиль. Изумленным взглядом окинув руины, она спросила:
– Что здесь у вас творится? Погодина позвонила, говорит, выручай, Гелька с ума сошла, превратилась в мутанта, разнесла полшколы, я поймала машину, примчалась…
– Все, проехали, – отмахнулась я. – Выведи меня отсюда, меня уже тошнит от этого подвала.
Эзергиль посмотрела на потолок и вздрогнула.
– Ты можешь мне объяснить, кто это все устроил?
Я скромно потупилась.
– Ты?! Но почему? Я в нескольких словах описала ситуацию.
Эзергиль смотрела на меня расширенными глазами и ужасалась.
– Нет, чем думала эта Катька! – еле выговорила она, выслушав мой рассказ. – Я с ней поговорю. Пошли, нам в тот коридор…
– Мне интереснее всего, кто был этот невидимка?
– Скорее всего, просто глюк. А может, кто-то из иллюзионистов решил тебе помочь.
– Да, это вероятнее… Может, Погодина? Нет, кто угодно, только не она…
Когда мы вышли из подвала, иллюзионисты, взволнованно толпившиеся у входа, шарахнулись от меня, как от прокаженной. Все они выглядели насмерть перепуганными. Растолкав товарищей, вперед вышла бледная Катька Погодина.
– Мы решили никому ничего не говорить, – искоса глядя на меня, сказала она. – Так для нас всех будет лучше. В «Рагнарек» ближайшее время играть не будем. И ты молчи, хорошо?
– Хорошо, – пожала я плечами. – А что такое случилось-то?
– Видишь? – сказала с упреком Эзергиль, обращаясь к Погодиной. – Она даже не поняла, что с ней произошло, бедная девочка. Все, хватит испытаний. Прекращаем войну и живем дружно. Девочки, пожмите друг другу руки.
Катька послушно протянула мне руку и вымученно улыбнулась, глядя на меня с явной опаской. Я пожала ее руку, с удивлением почувствовав, что она дрожит. Моя, впрочем, тоже.
ГЛАВА 7,
Маленькая
Ночные всадники и банный лист
Всю жизнь тосковать по возлюбленному и умереть и умереть от неразделенной любви, ни разу не произнеся его имени, – вот в чем подлинный смысл любви.
Книга самурая
В одной из моих тетрадок того времени есть рисунок: панорама новостроек, графическая линия крыш, россыпь звезд; над ними луна вполнеба и когтистые облака, разбегающиеся во все стороны, как испуганные призраки. Если приглядеться, то можно разглядеть силуэт летучей мыши, раскинувшей крылья от земли до неба. Луна у нее вместо сердца. А на луне – маленький всадник на лошади.
Ноябрьский вечер в доме у Хольгеров. От еще не заклеенных форточек веет зимой, острым космическим морозом. Мы с Сашей валяемся на полу в темной кухне и молча слушаем музыку. Из соседней комнаты пробивается полоска света и доносится приглушенная родительская болтовня. А у нас – особое пространство. Темное, тихое, только музыка бормочет, как подземный родник. Это уголок ночи, которая наступает снаружи. Те, в другой комнате, от нее спрятались. А мы лежим на полу, ждем ее и видим, как она приближается.
На черном линолеуме резкие белые полосы лунного света. Я кладу на освещенное место ладонь и чувствую, что линолеум теплый: должно быть, луна его нагрела. Это место – только частично кухня в доме Хольгеров, оно сложнее и таинственнее; оно открыто во все стороны, во все миры, здесь перекресток невидимых дорог. Только сделай шаг в сторону – и не вернешься.
Мы слушаем сборник Цоя. Мрачная депрессивная романтика. Но вот эта песня – «Спокойная ночь» – очень в тему.
Волшебная ночь… Нет, для меня она нормальная, такая, какой и должна быть: с собственной волей и целями. Все лишние, непосвященные, ее властью погружаются в сон. И появляются всадники, покидающие этот мир.
Мне кажется, что я тоже слышу этот стук копыт. Более того, я чувствую, что эти всадники, покидающие мир, – сейчас прямо за дверью, на лестничной площадке. Они появляются из лестничного проема, замедляют на мгновение бег лошадей у двери Хольгеров… Они приехали за мной, потому что я – одна из них, и они ждут меня на дороге к вечности, которая сегодня по чистой случайности пролегает именно здесь. Но я – нет, фигушки, не пойду с ними. Я гордо и щедро жертвую вечностью и остаюсь с Сашей. Всадники продолжают свой путь, проникают сквозь двери лифта и исчезают в ином измерении…
Вот она, ночь: добрая, нестрашная, моя. Бездонная чернота, полная тайн, а в ней горят звезды – россыпь самоцветов на черном бархате (как поется в одной песне, jeweled sky). Их грани поворачиваются, и радужные лучи проходят сквозь ночь из ниоткуда в никуда, как косяк форели, играющий в темной воде. Лучи, которые не рассеиваются, радужные лазеры в темноте, подобной южной ночи, только гуще, чернее, – темноте, полной жизни и тайной радости… Это моя радость переливается радугой во тьме. Бесшумные взрывы смеха, невидимые улыбки.
В дверь стучат родители. Саша, как будто очнувшись от сна, вздрагивает и тянется выключать магнитофон. Уже почти одиннадцать, давно пора уходить. За весь вечер мы не сказали друг другу ни слова.
Я уже почти заснула, когда позвонил Макс и как всегда сел мне на ухо. С этим Максом я познакомилась летом на Елагином острове, где мы с Маринкой катались на лодке; какие-то лоси отобрали у нас весла, взяли на буксир и полдня таскали за собой по прудам. Одним из этих лосей и был Макс. По словам Марины, моя красота сразила его наповал. С тех пор прошло уже больше двух месяцев, но Макс пристал как банный лист: названивал, подкарауливал после занятий, приглашал на разные увеселительные мероприятия. Минут сорок он рассказывал про своего старшего брата, который устроился на «Юноне» торговать всякой видеопродукцией, делая толстые намеки на то, что теперь он может достать за бесплатно любой фильм, стоит мне только попросить. Я сонно бормотала «ага» и «ну ваще», время от времени демонстративно зевая в трубку и с тоской думая, когда же он наконец засохнет. После пятнадцатого зевка до Макса дошло, и он принялся прощаться (еще минут на двадцать). Чтобы отвязаться поскорее, я согласилась, чтобы завтра он встретил меня после занятий и сводил в кафе. Я уже и наметила одно неплохое заведение – минутах в десяти ходьбы от Сашиного дома. Так что завтрашний день, подумала я, проваливаясь в сон, может, и не пройдет зря.