В голосе Поручика проклюнулась угроза.
– Ты че, рехнулся?! – Никита удивленно округлил глаза. – Кто тебе эту лажу…
– Она и сказала, – не дал Никите договорить возмущенный Поручик, – или ты не с ней вчера вечером катался?
– Я-а? – Никита привстал.
– Такой тачки, как у тебя, во всем Тарасове больше нет, – продолжал настаивать Поручик.
Вчера, действительно, весь вечер я промаялась дома, перед телевизором. Юрий Анатольевич отпустил меня, заверив, что Никита будет сидеть дома. Он обещал связаться со мной по сотовому, если вдруг срочно понадобится мое присутствие. Что же это, неужели Поручик говорит правду? Неужели, плюнув на личную безопасность, вверенный моим заботам недоросль катался с Никой на своем «Зефире»?
Я отдавала отчет в том, что Никита обладал несомненным артистическим талантом и соврать ему не составит особого труда. А я-то, наивная, думала, что установила с ним доверительные отношения! К тому же положение «девушки» Никиты требовало принять срочные меры для восстановления своего пошатнувшегося достоинства. Я решила тоже поиграть…
– Это правда?! – теперь уже я вытаращила глаза.
Никита непонимающе посмотрел на меня.
– Что ты молчишь? – Я встала из-за стола, меча глазами убийственные молнии.
Вся компания с интересом воззрилась на меня.
– Ну, че ты? В рот воды, что ли, набрал? – поддержал меня в моем ревнивом негодовании Поручик. – Ты не смотри, – обратился он ко мне, – что он у нас на ангелочка похож, только крылышек не хватает, с ним ухо востро держать надо! Чуть отвернулся – бац! – он тебе уже подножку подставил.
– Не пойму я тебя, Кит, ты че, пакостить – по кайфу, что ли? – спросил Лапоть, поднимая свои по-детски ясные глаза на Никиту.
Видя, что Кит набычился и что Поручик сказал правду, я решила свернуть свое актерство, но мой подопечный меня опередил.
– Да пошли вы все! – Он резко встал из-за стола и быстрым шагом направился к выходу.
Забыв о раненой гордости, я кинулась за ним. На ступеньках я его тормознула.
– Какого черта ты вчера выходил?
– Какого черта тебе от меня нужно?! – Никита смотрел на меня с ненавистью.
– Я же о твоем благе радею! – я продолжала держать его за руку, которую он безуспешно пытался вырвать.
– О бабках ты радеешь! – Презрительно процедил он, как-то горько улыбнувшись.
– Значит, вернемся к началу? Помнишь, какие ты истерики закатывал? Я думала, ты мужик, а ты…
В глазах Никиты я увидела слезы бессилия и злобы.
– Оставь меня в покое, что хочу, то и делаю! И не забывай, кто ты!
– Ах, вот мы какие, с гонором! – почти ласково сказала я. Мой мягкий голос в данных обстоятельствах, очевидно, прозвучал как-то издевательски, потому что Никита как сумасшедший забился в моих объятиях, пытаясь освободиться от моих рук. – Ну! – Я с силой тряхнула его, а потом прижала к стене. – Брось истериковать! Нравится тебе Вероника – так и скажи, чего комедию ломать?
– Это не твое дело! – завопил Никита.
– Не ори. Поехали домой. Я дождусь твоего отца, сдам тебя ему и…
– Что и?..
– Получу расчет, – твердо сказала я, – ты ведь сам сказал, что я, в первую очередь, о деньгах думаю.
– Ладно, извини, – Никита отвернулся к стене и затрясся от рыданий.
– Что такое? Мне-то ты можешь доверять на все сто!
– Ты не поймешь!
– Безответная любовь? Покаталась с тобой девочка, а потом говорит: ой, как с тобой здорово, только я другого люблю?
– Да не любит она его!
– А ты откуда знаешь?
– Она боится его! По всему видно.
– Так она что же, спит с ним?
– Не знаю! – нервно огрызнулся Кит.
– Может, она мазохистка? – довольно цинично предположила я.
– Какого черта ты мне это говоришь?
– Такого. Имей гордость!
– Много ты в этом понимаешь! – Никита всхлипнул и снова разрыдался.
Я принялась гладить и похлопывать его по спине. Ну, прямо мамаша или старшая сестра!
И вот тут случилось неожиданное. Повернувшись ко мне своим ставшим в одну минуту детским лицом, он обнял меня и, вдавив меня телом в стену, закрыл мне рот поцелуем. Я оттолкнула его. Теперь нас обоих душил смех. Его слезы высохли, он держался за живот и медленно, корча из себя раненого, сползал по стене.
– Хватит придуриваться! И вот еще что, хочу предупредить, что перенос твой не пройдет! Это только у Фрейда все как по маслу…
– Вы че тут дуркуете? – Рядом с нами выросли три одиозные фигуры: Поручик, которому принадлежала эта реплика, Лапоть и Сэм. – Поехали лучше – проветримся.
Троица поднялась по узкой лестнице, пройдя между нами. Сэм, шедший последним, оглянулся – двигаемся ли мы следом? В глазах его вспыхнул какой-то недобрый огонек.
– Пошли, – кивнул мне Никита, – покажем им класс.
Поручик уже оседлал видавшую виды «Ямаху», Сэм пытался завести свою форсированную «Яву». С третьего или четвертого раза это ему удалось, и, дождавшись, пока Лапоть устроится на заднем сиденье, он лихо тронул с места.
Я уселась позади Никиты и, зная, как он стартует, обхватила его руками за талию. Вообще-то, для начинающего ездил он довольно неплохо, четко реагируя на маневры других водителей, хотя по-настоящему почувствовать машину можно, только имея определенный опыт.
Надев шлем, Никита надавил кнопку стартера, и мы двинули следом за Сэмом. «Ямаха» Поручика пристроилась сзади.
Благополучно миновав КП ГИБДД, «Ява» Сэма резко прибавила скорость. Был будний день, и трасса была относительно спокойной. Никита, прибавив газ, легко догнал двухгоршковый байк Сэма, но тот не торопился уступать нам дорогу, виляя по своей полосе.
Мой подопечный попытался объехать его слева, но встречный «МАЗ» помешал ему.
– Все равно не уйдешь! – скорее почувствовала, чем услышала, я азартный голос Никиты.
– Не гарцуй! – крикнула я ему, перекрывая свист ветра и рев мотора, и похлопала его по плечу.
Он, кажется, не услышал меня, продолжая опасно маневрировать со свойственной юности бесшабашностью.
«Ямаха» Поручика догнала нас и пристроилась слева. Теперь мы неслись вперед рядом – большая красная «Ямаха» и маленький черный «Кавасаки». Поручик внимательно смотрел вперед, где, обгоняя транспорт, двигалась «Ява» с Сэмом и Лаптем. Поручик пропускал нас вперед, когда мы обгоняли очередное авто, и снова пристраивался слева, когда трасса оказывалась свободной.
Догнав нас в очередной раз, Поручик приблизился настолько, что Никите пришлось принять вправо, чтобы не столкнуться с ним. Он едва сумел выправить машину, чуть не выехав на обочину. Что-то подсказывало мне, что Поручик сделал это не случайно. С его опытом и водительским стажем он вполне бы смог сохранить безопасное расстояние.
– Тормози, – я уже требовательнее хлопнула Никиту по спине.
Где там! Он весь был в пылу азарта. Прибавив скорость, он почти повис на хвосте у «Явы», которая не давала себя обойти. Нос мне щекотали отработанные газы, вырывающиеся из ее горшков. Мне казалось, что протяни я руку – и смогу коснуться белой футболки Лаптя, пузырем трепетавшей у него на спине. Лапоть оглядывался и показывал Никите сжатую в кулак руку с выпрямленным вверх средним пальцем.
Вот ситуация! Эти Никитины дружки втянули его в опасное состязание. От этого может зависеть его жизнь! А тебя, Женя Охотникова, для того и наняли, чтобы оберегать ее. И неважно, как он погибнет (а если он не прекратит эту сумасшедшую гонку, то погибнет обязательно!): от ножа в подворотне или не справившись с управлением, – мне придется поставить жирный крест на своей карьере бодигарда и снова приняться за переводы. И это будет еще не самым худшим для меня вариантом. Надо что-то делать. Как-то остановить этих байкеров.
Очередной финт Поручика едва не кончился плачевно для нас: мотоцикл выскочил на обочину, выбрасывая из-под колес щебенку, и Никита чудом удержал его от падения. Заднее колесо, прямо над которым сидела я, чуть не сползло в кювет по скользкой траве. Даже представить трудно, что бы с нами тогда было!.. Я-то умею падать на любой скорости: не зря ведь меня учили почти пять лет – в том числе и этому, – а вот Никита простыми синяками и ушибами не отделался бы… Хорошо, что протектор «Кавасаки» достаточно глубок.
Я показала Поручику жестом, чтобы он убирался, но в ответ увидела лишь кривую усмешку. Ладно, дружок, придется тебя разжаловать в рядовые и отправить в дисбат – такое не прощается. Но, для начала, нужно прекратить эту убийственную гонку. Каким только образом? Никита тормозить явно не собирается, несмотря на мои неоднократные призывы. Попробовать дотянуться до ножного тормоза? Наверное, не самый лучший вариант. Что же тогда? Вывести Никиту на время из строя? Но «Кавасаки» окажется тогда неуправляемым.
Ага… кажется, придумала! Я дотянулась рукой до правого локтя Никиты и с силой надавила на хорошо мне известную точку. Его кисть разжалась, и «Кавасаки» резко сбросил скорость. Привстав с сиденья, я пригнула голову Никиты к бензобаку и, наклонившись вперед, перехватила правую рукоять руля. Затем, дотянувшись до левой ручки, отключила трансмиссию. Практически лежа на спине у Никиты, нажала на тормоз. «Кавасаки» вильнул и остановился. Никита успел расставить ноги и удержал машину от падения.
Сэм с Лаптем унеслись далеко вперед, Поручик же, наблюдавший за моим акробатическим трюком, остановил свою «Ямаху» рядом.
Если бы он извинился за свои выходки или промолчал, на худой конец, наверное, я бы не стала принимать никаких мер. В конце концов, жизнь моего подопечного вне опасности, платят-то мне за это. Но Поручик не стал извиняться. И не промолчал.
– Что, гонщики, – ухмыльнулся он, – обделались? Штанишки не запачкали?
– Погоди, – бросила я Никите и, оставив свой шлем, сделала два шага к Поручику, который презрительно смотрел на меня.
– Таким, как ты, нельзя доверять технику, даже такой металлолом, как твоя «Ямаха».
– Что ты сказала, телка? – Поручик стащил шлем с головы и встал передо мной – гора жира и мышц, упакованная в кожу.
– За телку – ответишь отдельно, – четко проговаривая каждое слово, произнесла я, – а пока я жду от тебя извинений за твои финты.
– Не, ты совсем рехнулась, корова!
Он сделал шаг ко мне, ухватил меня за жилетку и резко дернул на себя. Я не стала сопротивляться, лишь слегка изменила траекторию движения, чтобы не столкнуться с ним. Когда я скользила мимо Поручика, я как бы невзначай опустила деревянный каблук своего сапога на подъем его левой стопы, постаравшись вложить в удар как можно больше силы. Скажу вам по секрету: после такого удара, нанесенного правильно, человек не может нормально ходить недели три, а если не принять никаких ортопедических мер, то и месяц. Синяк от удара к концу второй недели поднимается чуть не до колена, меняя свой цвет день ото дня от бордово-фиолетового до желто-лимонного.
Никита, наблюдавший за мной, наверняка даже не заметил, почему это Поручик разжал свою волосатую клешню и вытаращил глаза. Это тебе за финты на трассе!.. Останавливаясь, я уперлась руками в теплый бензобак «Ямахи». Быстро вынув ключ из замка зажигания, оставленный водителем, я развернулась навстречу Поручику. Тот, превозмогая боль (первые несколько часов на ногу еще можно опираться), несся на меня с перекошенным от злобы ртом. Для таких случаев у меня припасен еще один удар – ребром стопы в мышцу немного выше колена нападающего… Собственно говоря, можно бить и по колену, и ниже – этот удар выводит конечность из строя тоже надолго.
Нога Поручика подкосилась, и он рухнул передо мной, словно из-под него неожиданно вытащили стул. Это – за «телку».
– Сволочь, – выдавил Поручик сквозь зубы, – я тебе этого не забуду!
– Да уж, не забудь, будь добр.
Склонившись над ним, я помотала у него перед носом брелоком с ключами от «Ямахи».
– Вот это тебе за «корову» и «сволочь».
Я пружинисто развернулась и швырнула связку метров на тридцать от дороги, по краям которой высился разносортный сорняк высотой почти в человеческий рост.
– Пока будешь ползать во ржи, подумай о своем поведении. Достоин ли ты носить высокое звание поручика? – Я подтолкнула Никиту к его «Кавасаки»: – Поехали!
В этот момент завизжала резина по асфальту, и возле нас тормознула сэмовская «Ява».
Лапоть соскочил с мотоцикла и бросился к своему вождю, безуспешно пытавшемуся подняться.
– Ты че, Поручик?
– Отмудохайте этих гадов, чтоб на всю жизнь запомнили, – Поручик, наконец, сумел принять сидячее положение.
Лапоть и присоединившийся к нему Сэм двинулись на нас. В руках у Сэма откуда-то появился арматурный прут.
– Езжайте домой, ребята, – я отстранила Никиту за спину.
Но он ринулся навстречу Сэму. Я едва успела схватить его за руку, кулаком второй он заехал Сэму в нос. Тот махнул арматуриной и, если бы не я, перебил бы моему подопечному руку.
– Не лезь, – я оттолкнула Никиту и, присев, крутанулась вокруг своей оси с выставленной параллельно земле ногой, подсекая нападавших.
Они, не успев ничего понять, рухнули на землю, загремев своими цепями и подвесками, словно мешки с запчастями. Лапоть остался лежать, потирая ушибленную при падении руку, а Сэм вскочил и, с широко расставленными ногами, размахивая арматурой, бросился на меня. Так ведь можно кого-нибудь поранить, дорогой мой! Я не стала искушать судьбу и, перехватив его руку с железякой, просто ударила его в пах подъемом ноги. Железка осталась у меня в руках, а Сэм с выпученными, как у рака, глазами начал мелко сучить ножками, зажав руками промежность.
– У тебя, Лопух, есть вопросы?
– Я – Лапоть… – отозвался Лапоть, не решаясь встать на ноги.
– Прости, Лапоть, – я обвела взглядом живописную троицу, расположившуюся на «пикник» на обочине. – Если вопросов ни у кого нет, тогда все внимание сюда. Особенно это касается тебя, Поручик.
Тишина, воцарившаяся после моих слов, нарушалась только шумом проносившихся мимо автомобилей.
– Если с моим другом, – я приобняла Никиту за плечи, – что-нибудь случится, первым делом я подумаю на вас – сначала на тебя, Поручик. А если я подумаю на вас, то презумпции невиновности у вас не будет, и вам придется доказывать мне, что вы не козлы. И если вы не сможете мне этого доказать, то мне придется применять против вас санкции, не буду сейчас рассказывать, что это за санкции, скажу только, что это очень неприятно, – я обвела аудиторию взглядом, – все понятно?
– Понятно… – ответил нестройный хор.
– Не слышу, Поручик!
– Понятно, – произнес Поручик, поглаживая стопу одной ноги и бедро другой.
– Вот и ладушки, – я надела шлем и снова обхватила Никиту за талию, – поехали, что ли?
Он оглянулся и посмотрел на меня. Его голубые глаза сияли восхищением.
– Погнали.
Глава 2
Интерьер дома Овчаренко воплощал самые смелые и передовые новации века стекла и металла: винтовая лестница, столы со стеклянными столешницами, диваны и кресла, напоминающие надувные подушки, абстрактная живопись на стенах, на окнах – жалюзи.
В углу холла томилась диковинная деревянная статуя – обнаженный женский торс. На выкрашенном белой краской лице статуи широкими черными полосами был нарисован крест. Одну перекладину составляла горизонтальная полоса, соединяющая два глаза, другую – вертикальная, шедшая строго по центру от верхней части лба через нос – к подбородку.
Рядом с этой «гражданкой», как насмешливо именовал статую Никита, в ярко раскрашенной кадке скучала пальма… Камин был выдержан в строго геометрических пропорциях.
Бросив кожаную жилетку на спинку оранжево-синего кресла, Никита устало плюхнулся в него. Я последовала его примеру. Он картинно, по-ковбойски положил скрещенные ноги на журнальный столик и, глубоко вздохнув, завел обе руки за голову.
– Светлана Семеновна, – крикнул он в сторону кухни, – нам бы попить чего!
– Иду, иду, – мы услышали торопливые шаги, и вскоре на пороге холла выросла фигура домработницы.
Светлане Семеновне можно было дать лет сорок. Ее ничем не примечательное лицо славянского типа – широкое, скуластое – всегда улыбалось, излучая жизненную силу. Наивность придавала ему особое обаяние. Густые темные волосы были тщательно приглажены и собраны на затылке в пучок. В жестах Светланы Семеновны была та особая женственная плавность, которая позволяла предположить мягкость и уступчивость характера.