– Честно говоря, я не нуждаюсь в жилье.
– А ваша сестра тоже отказывается? – несказанно обрадовался чиновник. – Тогда побыстрей оформите выписку.
Вечером с работы приехал Андрей, супруг Наты, и отругал жену.
– Ну ты даешь! – рявкнул он. – Какую хоть квартиру предлагают?
– Не знаю, – растерялась та, – зачем она мне?
Андрей постучал согнутыми пальцами по лбу Наты.
– Ау, войдите! Ведерниково близко от Москвы. Сейчас там пустырь, сплошные краны и никакой инфраструктуры, но через пару лет возникнет город. Измученные плохой экологией москвичи уже рвутся вон из столицы. А ты от денег отказываешься! Дают – бери, тебе по закону положено. Барак идет под снос, всем квартиры предоставят. Прописка есть, вопросов нет.
Наташа закивала и поторопилась в Буркино. Ездить в городок она стала постоянно, потому что оформляла документы, а еще появилась новая забота! Следовало отыскать Леру. В районной администрации Нате объяснили четко: сестрам дадут двухкомнатную квартиру. Одна же Наташа может рассчитывать лишь на маломерку, и для обретения хорошей жилплощади необходимы документы Леры.
Найти родственницу Еремины не сумели, хоть муж и нажал на все педали. Не так давно рабочие Андрея возвели дом одному милицейскому начальнику, и строитель попросил заказчика о помощи. Довольный хорошо сделанным особняком чиновник постарался, и очень скоро Андрей узнал неутешительную информацию: женщина по имени Валерия Квашня прописана в Буркине, она не зарегистрирована ни в одном городе России, ЗАГСы не отметили и смену фамилии. Квашня не стала Ивановой, Федоровой или Задуйветер, она просто исчезла, но и среди мертвых Лера тоже не значилась.
– Куда же она подевалась? – растерялся Андрей. – По месту прописки вот уж несколько лет не появляется.
Ментовское начальство крякнуло, а потом весьма откровенно ответило:
– Знал бы ты, сколько таких! Армия. Живут в одном месте, прописаны в другом. Только не делай вид, что никогда не слышал об этом, небось на работу нелегалов берешь, да и жена твоя вроде в Буркине должна жить, а где на самом деле обретается?
– Но Валерию никто давно не видел, – протянул Андрей, – Нату в случае необходимости сразу найдут.
– Может, померла, – спокойно ответил чиновник, – похоронили неопознанной, или лежит где-то в овраге, косточки истлели. Мой тебе совет: не пытайся откусить шмат больше головы, пусть Наташа однокомнатную квартиру получит.
Но Еремин понимал, более просторные хоромы принесут больший доход, и поэтому велел Нате:
– Ищи человека, который возьмет бабки и оформит дело.
Наташа рванулась в очередной раз в Буркино, поболтала кое с кем и вышла на ушлую Татьяну Михайловну, которая деловито заявила:
– Нет проблем. Платите мне малую толику и получаете на законном основании выделенные квадратные метры.
Услыхав об объеме «малой толики», Андрей присвистнул, но, по его расчетам, через пару лет стоимость квартиры в Ведерникове должна была сравняться с московской, игра стоила свеч, и Еремин вручил супруге деньги. Ната расплатилась со взяточницей, а та оказалась верна слову, купюры взяла и выполнила обещание.
Когда жителей барака начали переселять в новые дома, одной из первых ключи от просторной двушки получила Ната.
Андрей был в восторге.
– Сейчас возьмем недорогую мебель, – заликовал он, – и сдадим новостройку, много денег не выручим, но пусть хоть копеечка капает! Займись, дорогая.
И Нате снова пришлось ездить в Буркино. Сегодня она явилась на новую квартиру совсем рано и наткнулась у подъезда на соседку, Елену Петровну, пожалуй, единственную пристойную женщину из барака на Первомайской и, в отличие от остальных жильцов, всегда совершенно трезвую.
– Ой, Натусечка, – зачастила Елена Петровна, – радость у тебя, да?
– Какая? – удивилась Наташа. – Вы имеете в виду получение новой квартиры?
– Лерочка вернулась! – всплеснула руками соседка. – В бараке она поселилась, ночевать приходит.
У Наташи из рук выпала сумочка. Меньше всего ей хотелось сейчас узнать о появлении сестры. В голове Ереминой мигом заклубились мысли: двушка оформлена на нее и Леру, Андрей не сомневался в смерти золовки, а оказывается, она жива. Если Валерия околачивается в Буркине, то, скорей всего, ее дела идут плохо, старшая сестра, узнав о расселении барака, потребует свою долю, поселится в Ведерникове, Андрей обозлится на жену, наорет на Наташу.
Конечно, Ната ни при чем, но у всякого мужчины в любой неприятной ситуации всегда виновата жена.
Полная мрачных раздумий, Наташа поторопилась в Буркино, влетела в полупустой барак, распахнула дверь некогда родной комнаты и обнаружила там на продавленной кровати женщину, отдаленно похожую на Леру. У незнакомой бомжихи были грязные рыжие волосы и синевато-бледная, усыпанная веснушками кожа. Сначала даже испуганной Нате показалось, что перед ней опустившаяся сестра, но потом она с облегчением поняла – нищенка ей незнакома.
Комната больше не принадлежала Наташе, никаких прав гнать оттуда кого-либо она не имела, но Еремина не стала долго думать, она ухватила бродяжку за шиворот, выбросила несопротивляющуюся бабу за порог, потом побежала в туалет, тщательно вымыла руки, покинула санузел и наткнулась на меня.
Глава 7
– Значит, Лера старше вас, – подвела я итог.
– Да, – кивнула Наташа.
– Ей, простите, конечно, не пятнадцать лет?!
– Нет, – усмехнулась Ната, – впрочем, и не восемнадцать и не двадцать.
Я молча уставилась на дорогу, из рассказа Олечки было ясно, что Абдулла педофил, тогда с какой стати его заинтересовал «перестарок»? Или девочку, принесенную в квартиру Анны Ивановны, на самом деле звали по-иному? Но зачем она тогда прикинулась Лерой? Назвала фамилию Квашня? Указала адрес в Буркине? И где Олечка? Если она не поехала в область, то где Оля сейчас? Бродит испуганной по враждебной Москве? Попала в руки к очередной Анне Ивановне? А может, ее захватил Абдулла и теперь издевается от души, мстит за часы погони?
– Если можно, притормози у метро, – попросила Ната.
Я машинально выполнила просьбу Ереминой. Молодая женщина улыбнулась и сказала:
– Спасибо, на машине намного лучше, чем на электричке. Наверное, придется научиться управлять автомобилем, да все недосуг.
– В своих колесах тоже есть неудобство, – решила я просветить Наташу, – в столице сплошные пробки, иногда часами стоять приходится, а метро катит спокойно.
– Ну насчет «спокойно» ты хватила, – покачала головой собеседница, – подземка сплошной стресс, то взрыв случится, то электричество вырубят. Нет, решено, прямо завтра отправляюсь в автошколу, ну, пока.
– Постой!
– Что случилось?
– Будь добра, запиши мой телефон.
– Давай, – после легкого колебания ответила Ната, – диктуй, только зачем?
– Ты же регулярно ездишь в Буркино.
– Теперь все, больше не стану.
– Ладно, – не сдалась я, – но ведь Ведерниково недалеко от твоего прежнего места проживания.
– В двух шагах, через лесок десять минут спокойным шагом.
– Вдруг Лера объявится…
– Маловероятно.
– Или Оля придет! Очень прошу, не гони девочку, позвони мне, я мигом примчусь. Пойми, она круглая сирота, без родителей, ей никто, кроме меня, не поможет!
Наташа кивнула.
– Ладно, я очень хорошо понимаю, каково одной-одинешеньке во враждебном мегаполисе. Ты, кстати, тоже запиши мои координаты, затеешь ремонт, обращайся, в лучшем виде сделаем.
Сказав последнюю фразу, она вдруг побледнела и схватилась за низ живота.
– Что с тобой? – испугалась я.
– Ну и прихватило, словно ножом режет, – пробормотала Наташа, синея на глазах, – такой приступ резкий, словно гвоздь в кишки воткнули и поворачивают, поворачивают. Потом бах – и отпускает, зато тошнота появляется, а после опять хорошо.
– Может, ты беременна?
– Нет, – прошептала Ната, – аборт по глупости в семнадцать лет сделала, не могут у меня дети появиться.
– Апенндицит?
– Вырезан давно.
– Тогда гастрит или холецистит?
– Ты врач?
– Нет, просто иногда приходится листать «Справочник терапевта».
– Можно посижу пару минут?
– Конечно, – закивала я и, решив слегка развеселить Нату, спросила: – Хочешь анекдот расскажу?
– Ага, – выдавила из себя та.
– Ночью в квартире врача раздается звонок, сонный эскулап снимает трубку и слышит хорошо знакомый голос одного из его постоянных клиентов: «Доктор, немедленно приезжайте, у моей супруги приступ аппендицита». – «Это невозможно, – с плохо скрытым раздражением ответил мужик, – три года тому назад ей удалили отросток, у человека не бывает второго аппендикса». – «Зато у него бывает вторая жена», – заорали из трубки. Смешно?
– Да, – прошептала Ната и, закатив глаза, стекла по сиденью.
– Эй, – насторожилась я, – тебе плохо? Ответь.
Но попутчица молча полулежала в кресле, по ее лицу тек пот. Испугавшись, я схватилась было за телефон, но поняла, что нахожусь в двух минутах езды от большой клинической больницы, и рванула по проспекту, нарушая все правила дорожного движения.
В приемный покой я влетела с воплем:
– Скорей, человек умирает!
Сидевшая за столом женщина средних лет, заполнявшая какие-то бумаги, раздраженно сказала:
– Нельзя ли потише.
– У меня в машине тяжелобольная.
– Незачем так орать! По «Скорой» приехали? Где бригада?
– Ната в моей машине.
– Везите ее сюда.
– Она не может передвигаться самостоятельно.
Медсестра скривилась.
– Пьяную не возьму, впрочем, наркоманку тоже.
– Да вы что! – подскочила я. – Больница тут или невесть какое заведение? У Наташи схваткообразные…
Врачиха не дала мне закончить фразу.
– Это в роддом, – с огромным облегчением заявила она, – мы рожениц не принимаем.
Поняв, что с тупой бабой каши не сваришь, я толкнула дверь с табличкой «Кабинет врача» и, провожаемая гневными воплями медсестры: «Стой, куда поперла?!», влетела в крохотное помещение.
На кушетке лежала юная женщина, около нее с какой-то стеклянной трубкой в руках стоял мужчина в синей хирургической пижамке.
– Ай! – взвизгнула больная и, мгновенно сев, попыталась прикрыться висевшим на спинке стула платьем.
– Безобразие! – с чувством произнес доктор. – Убирайтесь вон!
Но я уже вцепилась в его руку и, не отпуская ее, принялась говорить о потерявшей сознание Наташе.
Надо отдать должное врачу, он не стал мямлить и терять время, коротко сказав голой тетке: «Подождите секундочку», медик вышел во двор, влез в мои «Жигули», окинул взглядом судорожно дышащую Наташу, выхватил из кармана черную коробочку с антенной и начал раздавать указания. Не прошло и пары минут, как началась суета. Словно по мановению волшебной палочки возникла каталка, и две симпатичные девочки в обтягивающих халатиках увезли бездыханную Нату внутрь коридора.
– Что с ней? – испугалась я.
– Пока не знаем, – сухо ответил врач. – Ступайте к Нине Николаевне, нужно оформить документы.
Я вновь оказалась около неприветливой медсестры, только на этот раз она имела на лице человеческое выражение.
– Уж простите, – принялась извиняться Нина Николаевна, – я сразу не поняла, что человеку плохо, к нам ведь всех волокут, мы и привыкли, что если не «Скорая» доставляет, то либо белая горячка, либо наркоман.
Я не стала воспитывать медсестру, просто сообщила все известные мне о Наташе данные, оставила ее домашний телефон и уже собралась уходить, но тут Нина Николаевна воскликнула:
– Теперь ваши координаты!
– Зачем?
– Так положено, если не «Скорая» доставила, то я обязана записать все о том, кто привез больную.
– Пожалуйста, пишите, мне скрывать нечего, – пожала я плечами.
…Дома после всех невзгод я оказалась поздно, распахнула холодильник и пригорюнилась: пусто. За хозяйством у нас следит Томочка, она готовит всякие вкусные блюда, стирает, гладит. Я хожу за продуктами и убираю квартиру, честно говоря, не люблю делать первое, а второе просто ненавижу, но совесть не позволяет взваливать на хрупкие плечи подруги все бытовые тяготы. Впрочем, Тамарочка давно говорит:
– Вилка, ты работаешь, приносишь в дом деньги, а я ничего не делаю.
Только я очень хорошо знаю, сколько времени и сил отнимает это «ничегонеделанье» домашней хозяйки, поэтому не разрешаю Томочке шляться на рынок и в супермаркет. Каждый понедельник подруга вручает мне список, где подробно указано, сколько и чего нужно приобрести. Я тупо следую указаниям, никогда не проявляя творческой инициативы. Если Томочка написала: гречневая крупа, ядрица, производства фирмы «Русская ложка», то буду искать именно подобную. Если на прилавках я увижу идентичный продукт, но под маркой «Русский половник», то ни за какие коврижки не возьму его. На первый взгляд вся гречка выглядит одинаково, но Томочка лучше знает, из чего получится вкусная каша.
Беспрекословно слушаться подругу я стала после одного случая. Пару лет назад, вручая мне очередной список покупок, она сказала:
– Молоко бери только обезжиренное.
– Угу.
– Масло лучше всего сделанное в Вологде.
– Ага.
– И шоколад наш, не импортный.
– Хорошо.
– Макароны только «Макфа».
– Италия, да.
– Нет, Россия.
Я хихикнула.
– Томуся, это уже смахивает на квасной патриотизм, что, ничего иностранного нельзя?
Тут из кухни понесся свист чайника, Томочка побежала на звук со словами:
– Пожалуйста, только по списку, я сейчас пойду в школу, на родительское собрание, вернусь и сделаю макароны болонез.
Я отправилась в супермаркет, прошлась со списком вдоль рядов и купила все, что заказала Томочка. Макароны оставила напоследок. Но сил бродить уже не было, и я решила, что беды не будет, если схвачу любую пачку из представленных в продаже. Макароны они и в Африке макароны. Ну какая между ними разница?
Вернувшись домой, я разобрала сумку, быстро вскипятила воду и закинула туда сухие палочки. Сейчас сварю спагетти и, когда Томочка вернется, скажу:
– «Макфу» приготовила.
Стопроцентно она не заметит разницы. Очень довольная собой, я отправилась в ванную; на пачке написано: «Варить 10 минут», успею помыться.
Плескаясь над раковиной, я услышала голос Олега:
– Покушать есть чего?
Мыло попало в глаза, я взвизгнула.
– Так ужин где? – не успокаивался супруг.
– На плите, – пытаясь смыть с лица гель, пробормотала я, – там, в кастрюле. В общем, сам разберешься, я сейчас закончу и приду.
Куприн ушел, а я, думая, что муж отбросит макароны на дуршлаг, не торопясь привела себя в порядок. Через четверть часа появилась на кухне. Как раз в тот момент, когда Олег что-то вываливал на тарелку.
– Ничего кашка, – сказал он, – пресновата слегка, но с джемом сойдет. Она из чего, никак не пойму. Перловка? Больно мягкая. Геркулес? Вообще-то не похоже, ты что сварила?
– Макароны, – растерянно ответила я, глядя на малоаппетитную серо-белую массу, и впрямь смахивающую на кашу.
– Спагетти?
– Да.
– А почему они такие жуткие? – воскликнул Олег. – Ну и гадость! Я думал, каша-размазня!
– Не знаю, – пробормотала я, – ты что с ними сделал? Толкушкой мял?
– Когда я пришел, они уже такие были! Интересно, почему?
– Потому что Вилка схватила не то, что я ей заказывала, – сообщила, входя в кухню, Томочка, – ведь не зря я сказала: «Макфу» бери! Так и знала, что не послушаешься, и купила сама пачку. Вот, глянь!
– Ну и в чем отличие этих макарон от других? – взвыла я.
– Во всем, – вздохнула Томочка, – макароны разные. Читай, что написано на упаковке «Макфы».
– Сделано из твердых сортов пшеницы.
– А теперь вторую посмотри, ту, что сама купила.
– Произведено из мягких сортов.
– Вот! Потому они и разварились! А из твердых – не развариваются. Уловила разницу? И еще, от таких не потолстеешь. Софи Лорен всем говорит, что каждый день лопает пасту, и какая у нее фигура! Маленький секрет: она ест лишь то, что сделано из твердых сортов пшеницы, как «Макфа».
– Знаешь, – из чистого упрямства заявила я, – можно не обожаемую тобой «Макфу» брать, а итальянский продукт! Италия – родина макарон, там плохо не сделают.