– Хорошо. Благодарю. Вас зовут Элис?
– Элис Фьютерер, с вашего позволения, сэр.
– Передайте брату Гаю, что мы подождем, Элис. Мы вовсе не хотим, чтобы из-за нас он оставил своего пациента и тот истек кровью.
Она поклонилась и удалилась, стуча деревянными подошвами башмаков по каменным плиткам пола.
– Эта молодая особа недурна собой, – со знанием дела заявил Марк.
– Да, весьма. Странно, что такая девушка находится здесь, в монастыре. Кстати, твой бархатный камзол произвел на нее сильное впечатление. Думаю, именно на это ты и рассчитывал, надевая его в дорогу.
– Терпеть не могу кровопусканий, – сказал Марк, явно желая сменить тему. – Как-то раз мне пустили кровь, так после этого я целую неделю был слаб, как котенок. Но говорят, это очень полезно для здоровья. Благодаря кровопусканию все жизненные соки человека приходят в равновесие.
– По-моему, все это досужие выдумки лекарей. Если Бог наделил меня склонностью к черной меланхолии, вряд ли кровопускание способно разогнать ее. Давай-ка лучше посмотрим, что у нас здесь за ключи.
Марк отцепил от пояса кольцо с ключами, и я принялся разглядывать их в тусклом свете настенного светильника, пока не разобрал надпись «Лаз.», нацарапанную на одном из них. Не мешкая, я вставил ключ в замочную скважину, повернул, и дверь тотчас распахнулась.
– Но, сэр, может быть, нам все же лучше подождать лекаря? – предложил смущенный Марк.
– У нас нет времени на то, чтобы соблюдать правила хорошего тона, – отрезал я и снял со стены светильник. – Нельзя упускать возможность узнать что-нибудь о человеке, который обнаружил тело.
Я решительно переступил через порог и оказался в маленькой, очень чистой комнатке с белеными стенами. В воздухе витал крепкий запах лекарств, около стены стояла кушетка для осмотра больных, покрытая чистой белой тканью. С крюков, вбитых в потолок, свисали связки лечебных трав и хирургические инструменты. На одной из стен я заметил астрологическую карту, на другой – массивное распятие в испанском стиле: темный деревянный крест, алебастровое тело Христа и ярко-красная кровь, стекающая из пяти ран. У окна на большом письменном столе аккуратными стопками лежали бумаги, прижатые разноцветными камнями. Пробежав глазами записи, я убедился, что все это – истории болезней и предписания, составленные по-английски и по-латыни.
Потом я внимательно осмотрел снабженные латинскими ярлыками склянки и бутылки, во множестве стоявшие на полках. Сняв крышку с одной из больших банок, я обнаружил там пиявок. Мерзостные создания, потревоженные непривычно ярким светом, принялись судорожно извиваться. В остальных сосудах были снадобья, необходимые каждому лекарю: сушеные ноготки, помогающие от лихорадки, уксус от глубоких порезов, толченые мышиные кости, облегчающие боль в ухе.
На самой верхней полке стояло три книги. Две из них, сочинения Галена и Парацельса, были отпечатаны на французском. Третья, в богатом кожаном переплете, оказалась рукописной. Остроконечные буквы были украшены многочисленными завитушками, и, сколько я ни вглядывался, мне не удалось определить язык неизвестного автора.
– Подойди-ка сюда, Марк.
Марк взглянул на книгу через мое плечо.
– Какой-то средневековый шифр?
– Сам не знаю.
Я все время ждал, не послышатся ли в коридоре шаги, однако все было тихо. Вежливый кашель, внезапно раздавшийся за моей спиной, заставил меня вздрогнуть.
– Прошу вас, сэр, будьте осторожны с этой книгой, – произнес звучный голос с сильным, но незнакомым мне акцентом. – Для меня она обладает особой ценностью. Это древняя арабская книга, и, уверяю вас, она не входит в изданный королем список запрещенных.
Мы с Марком одновременно обернулись. Перед нами стоял высокий монах лет пятидесяти, с худым, аскетичным лицом. Глубоко посаженные глаза смотрели на нас холодно и невозмутимо. К немалому моему удивлению, лицо его было темно-коричневым, словно мореный дуб. В Лондоне я порой встречал темнокожих людей, главным образом в порту, но говорить с подобным диковинным созданием мне не доводилось ни разу.
– Я был бы вам очень признателен, если бы вы отдали мне книгу, – произнес он мягким и вкрадчивым, но в то же время уверенным голосом. – В свое время ее подарил моему отцу последний эмир Гранады.
Я вручил удивительному монаху драгоценный том, и тот поклонился в знак благодарности.
– Насколько я понимаю, вы господин Шардлейк и господин Поэр? – осведомился он.
– Именно так. А вы брат Гай из Молтона?
– К вашим услугам. У вас есть ключ от моего кабинета? Обычно в мое отсутствие сюда заходит лишь Элис, моя помощница. В комнату, где находятся целебные травы и снадобья, нельзя допускать посторонних. Вы сами понимаете, вещество, которое в малых дозах является лекарством, в больших превращается в яд.
Он многозначительно обвел глазами полки. Я почувствовал, что краснею, как школьник.
– Мы были очень осторожны, брат, – заверил я. – И не тронули ни одной из ваших склянок.
– Очень вам признателен, – с поклоном изрек лекарь. – Какую помощь я могу оказать посланнику его величества?
– Вы хотим остановиться в лазарете. У вас есть комнаты для гостей?
– Конечно. Элис как раз готовит комнату. Но весь коридор здесь забит больными монахами. Они часто требуют внимания ночью, и это может вас беспокоить. Большинство гостей предпочитают дом аббата.
– Лучше мы останемся здесь.
– Разумеется. Но возможно, я могу оказать вам еще какое-нибудь содействие?
Тон монаха-лекаря был исполнен глубокого почтения, но почему-то, разговаривая с ним, я чувствовал себя невежественным пациентом, который не в состоянии перечислить признаки мучающего его недуга. Несмотря на свою странную наружность, этот человек внушал мне нечто вроде благоговейного трепета.
– Мне сообщили, что вы заботитесь о сохранении тела убитого эмиссара?
– Да, это так. Оно находится на мирском кладбище, в одном из склепов.
– Нам бы хотелось осмотреть его.
– Это можно сделать в любое время. Но вероятно, сначала вы пожелаете умыться и отдохнуть после долгого пути. Я так полагаю, ужинать вы будете у аббата?
– Нет, я думаю, нам будет удобнее принимать пищу вместе со всеми монахами, в трапезной. Но вы правы, прежде всего нам необходимо отдохнуть хотя бы час. Скажите, брат, – добавил я, вспомнив диковинную книгу, – по рождению вы мавр?
– Я родился в Малаге, – с неспешным достоинством сообщил монах. – Теперь она принадлежит Кастилии, но в год моего рождения еще являлась частью Гранадского эмирата. Когда Гранада в тысяча четыреста девяносто втором году вошла в состав Испании, мои родители приняли христианство, но жизнь их от этого не стала легче. Вскоре мы перебрались во Францию и обосновались в Лувене, городе, где проживали представители различных народов. Разумеется, родным языком моих родителей был арабский.
Пока брат Гай говорил, на губах его играла легкая улыбка, но угольно-черные глаза смотрели пронзительно и жестко.
– Значит, вы изучали медицину в Лувене?
– Да, именно там.
Я был поражен, так как знал, что тамошний университет относится к числу наиболее престижных в Европе.
– Человек, получивший столь блестящее образование, мог бы служить при дворе короля или знатного вельможи, а не в отдаленном монастыре, – заметил я.
– Вы правы. Однако, будучи испанским мавром, я постоянно сталкивался с различными затруднениями. В течение нескольких лет я перескакивал с места на место, подобно теннисному мячу, который так ловко гоняет ваш король Генрих. – На губах его вновь мелькнула улыбка. – Я кочевал и по Франции, и по Англии. Дольше всего, на целых пять лет, я задержался в городке Молтон, что находится в Йоркшире. Поэтому, прибыв сюда два года назад, я назвался Гаем из Молтона. И если слухи, которые ходят по монастырю, соответствуют истине, вскоре мне вновь предстоит отправиться в путь.
Я вспомнил, что брат Гай относится к числу немногих избранных, которым была известна истинная цель приезда Синглтона. Должно быть, мысль эта отразилась в моих глазах, потому что монах утвердительно кивнул.
– Не буду больше утомлять вас своим рассказом, – сказал он. – Идемте, я провожу вас в комнату для гостей, а через час зайду и отведу вас в склеп, где хранится тело эмиссара Синглтона. Прах несчастного ждет христианского погребения, – произнес он с глубоким вздохом и осенил себя крестом. – Душе убиенного, который перед кончиной не имел возможности исповедоваться и причаститься Святых Тайн, трудно обрести покой. Будем же молить Господа, чтобы подобная участь нас миновала.
Глава 7
Комната, которую нам предоставили в лазарете, оказалась небольшой, но удобной и уютной. Стены ее были обшиты деревянными панелями, пол покрывали свежие тростниковые циновки. В очаге, перед которым стояли кресла, весело горел огонь. Когда брат Гай привел нас в комнату, мы застали там Элис – она как раз выкладывала чистые полотенца рядом с кувшином теплой воды. В жарко натопленной комнате лицо и обнаженные руки девушки порозовели.
– Я подумала, господа, что вам захочется умыться с дороги, – произнесла она, почтительно потупившись.
– Это именно то, в чем мы сейчас нуждаемся более всего, – откликнулся я, улыбаясь и пытаясь поймать ускользающий взгляд девушки.
– Я прежде всего нуждаюсь в чем-нибудь, что помогло бы мне согреться, – с ухмылкой сообщил Марк.
Элис еще ниже опустила голову, а брат Гай бросил на Марка строгий взгляд.
– Спасибо, Элис, – кивнул монах. – Ты можешь идти.
Девушка поклонилась и выскользнула за дверь.
– Надеюсь, здесь есть все, что вам понадобится, – сказал брат Гай, обводя комнату глазами. – Я сообщу аббату, что вы будете ужинать в трапезной.
– Прекрасная комната, – заверил я. – Мы очень признательны вам за ваши заботы, брат.
– Если вам что-нибудь потребуется, обратитесь к Элис, – произнес монах и вновь сурово посмотрел на Марка. – Но прошу вас, не забывайте о том, что у нее много хлопот по уходу за больными и престарелыми монахами. Она единственная женщина в монастыре, за исключением нескольких старух, что помогают на кухне. И она находится под моим покровительством и защитой.
Марк вспыхнул, а я поклонился монаху-лекарю и почтительно сказал:
– Мы примем это к сведению, брат.
– Благодарю вас, господин Шардлейк. А теперь, если не возражаете, я вас оставлю.
– Заплесневелый извращенец, – проворчал Марк, когда дверь за монахом закрылась. – Надо же, на его драгоценную Элис даже взглянуть нельзя! А ей, между прочим, это было очень даже приятно.
– Он несет за девушку ответственность, – отрезал я. – И не желает, чтобы всякие легкомысленные юнцы приводили ее в смущение.
Марк, не слушая меня, сокрушенно рассматривал единственную кровать. То было старинное двухъярусное сооружение, где под широкой постелью хозяина находится выдвигаемое на колесиках деревянное ложе для слуги. Марк незамедлительно выдвинул его, угрюмо ощупал тонкий соломенный тюфячок, а потом сбросил плащ и уселся, вытянув ноги.
Я тем временем склонился над тазом и принялся с наслаждением плескать в лицо теплой водой. Откровенно говоря, я чувствовал себя до крайности усталым; перед глазами у меня кружились новые лица, которые мне довелось увидеть за последние несколько часов.
– Слава Богу, мы наконец одни, – простонал я, опускаясь в кресло. – Клянусь ранами Спасителя нашего, я смертельно устал.
Марк обеспокоенно взглянул на меня:
– У вас опять разболелась спина, сэр?
– Надеюсь, завтра мне станет лучше.
– Вы уверены? – не успокаивался Марк. – Здесь есть салфетки, мы можем сделать вам припарки… Я отлично с этим справлюсь…
– Не надо никаких припарок! – рявкнул я. – Сказано тебе, завтра мне станет лучше.
Я терпеть не могу, когда кто-нибудь смотрит на мою безобразную спину. Только перед своим доктором я предстаю обнаженным, да и то лишь в тех случаях, когда боль начинает чересчур мне досаждать. При одной мысли, что Марк увидит мой горб, по коже у меня пробежали мурашки. Уж верно, зрелище этот пробудит в нем не только жалость, но и отвращение, ибо отвращение ко всякого рода уродствам присуще человеческой природе. Чтобы прекратить разговор о собственном нездоровье, я решительно встал, подошел к окну и уставился в темноту. Через несколько секунд я обернулся. Марк по-прежнему глядел на меня с выражением тревоги и незаслуженной обиды.
Я извиняющимся жестом вскинул руку:
– Прости, Марк. Я напрасно на тебя накричал.
– Я не хотел вас обидеть.
– Я это знаю. Просто я жутко устал, и, откровенно говоря, на душе у меня скребут кошки.
– Но почему?
– Лорд Кромвель рассчитывает, что я в самом скором времени представлю ему результаты расследования. А я отнюдь не уверен, что сумею быстро распутать это дело. Отправляясь сюда, я надеялся… сам не знаю на что. Представлял, что среди монахов отыщется одержимый фанатик, которого к нашему приезду уже заключат под стражу. Или, по крайней мере, мы сразу обнаружим неопровержимые улики, позволяющие выявить злоумышленника. Но ты сам видишь, все не так просто. Полагаться на помощь Гудхэпса не приходится – бедняга так напуган, что шарахается от собственной тени. Что касается аббата и старших монахов, то все они очень и очень себе на уме. Все, что мы имеем, – это безумный картезианец, который во всеуслышание рассуждает о постигшей убитого Божьей каре. Да еще разговоры о неких городских колдунах и магах, якобы ночью вломившихся в монастырь, похитивших мощи для своих темных целей и заодно прикончивших Синглтона. Господи Иисусе, я не представляю, с какого конца браться за этот клубок! А аббат – крепкий орешек и большой дока по части законов. Я прекрасно понимаю, почему Синглтон не сумел взять его на испуг.
– Так или иначе, сэр, вы сделаете все, что в ваших силах.
– Увы, лорду Кромвелю важен результат, а не затраченные мною усилия, – вздохнул я и, растянувшись на кровати, уставился в потолок.
Обычно, принимаясь за новое дело, я испытываю приятное воодушевление, но сейчас мною овладела полная растерянность. Мне никак не удавалось найти нить, которая проведет меня сквозь запутанный лабиринт.
– Этот монастырь – довольно мрачное местечко, – заметил Марк. – Все эти длинные темные коридоры, в которых полно глубоких ниш и арок. Есть где притаиться убийце.
– Да, я еще по школьным годам помню, какими бесконечными и страшными казались мне монастырские коридоры. Бывало, бежишь с поручением и не знаешь, в какую дверь толкнуться. – Я покачал головой, отгоняя тягостные воспоминания, и произнес нарочито бодрым тоном: – Но сейчас я вовсе не школьник на побегушках. Я – посланник короля, и мои полномочия открывают мне доступ ко всем монастырским секретам. Это самый обычный монастырь, и завтра, когда мы здесь осмотримся, он уже не будет казаться нам пугающим и загадочным.
Ровное дыхание Марка подсказало мне, что мой юный товарищ спит. Я снисходительно улыбнулся, смежил усталые веки и, как мне показалось, уже в следующее мгновение услышал громкий стук в дверь и голос проснувшегося Марка. Я встал с постели, к собственному удивлению обнаружив, что короткий сон освежил меня и придал мне сил. Распахнув дверь, я увидел на пороге брата Гая со свечой в руке. Колеблющееся пламя отбрасывало причудливые тени на его встревоженное лицо с серьезными глазами.
– Вы готовы осматривать тело, сэр?
– Я всегда готов к выполнению своих обязанностей, – ответил я и потянулся за плащом.
В холле лазарета Элис вручила брату Гаю масляную лампу. Он набросил поверх рясы теплую накидку и повел нас по мрачному длинному коридору с высокими сводчатыми потолками.