Он попытался повернуть голову, чтобы взглянуть на них, но это ему не удалось. Он был широко распластан на песке и стянут путами. Даже самое незначительное движение невозможно.
– Пятеро уже мертвы, – злорадно произнесла девочка. – Вы, римляне, не слишком сильны. Бедави жили бы по крайней мере три дня.
Вскоре стоны прекратились, и ребенок объявил:
– Ты остался один, римлянин, но могу сказать – ты недолго протянешь. Твои глаза покрыла молочная пелена, а твое дыхание затруднено.
Он знал, что она говорит правду, он уже чувствовал, что его дух силится покинуть тело. Он устало закрыл глаза и вдруг снова очутился в лесах своей родной Галлии. Высокие зеленые деревья грациозно взмывали в небо, их ветви колебал легкий ветерок. Перед ним расстилалось прекрасное и прохладное голубое озеро. Он чуть было не вскрикнул во весь голос от радости, и его губы прошептали слово «Вода!».
– Нет никакой воды!
Голос девочки безжалостно ворвался в видение, и он открыл глаза, но увидел только жаркое, пылающее солнце. Это уже слишком! Ей-богу, это уже слишком!
Винкт Секст открыл рот и завыл от безнадежного унижения и боли. Звуки победоносного детского смеха – вот последнее, что он услышал. Эти звуки дразнили его, пока его душа летела прямиком в ад, в то время как тело стало частью пустыни.
Зенобия встала, пошатываясь, так как ноги одеревенели. Она просидела возле Винкта Секста более восемнадцати часов, и все это время не ела и не пила. Вдруг ее подхватила и подняла вверх пара сильных рук, и она заглянула в восхищенное лицо своего старшего единокровного брата Акбара. На его коричневом от загара лице сверкали белые зубы.
– Ты – настоящая бедави, – сказал он. – Я горжусь тобой, моя маленькая сестричка! Ты вынослива, как воин. Я готов сражаться бок о бок с тобой в любую минуту!
Его слова приятно ласкали слух, но она только спросила:
– А где отец?
Ее голос неожиданно стал совсем взрослым.
– Наш отец уехал, чтобы похоронить твою мать с тем почетом и достоинством, которые она заслуживает. Ее положат в могилу в саду возле дома.
Зенобия удовлетворенно кивнула и сказала:
– Он умолял, Акбар, в конце он умолял так же, как вынудил умолять мою мать!
Она сделала паузу, словно обдумывая все это, а потом тихо произнесла:
– Я никогда не стану никого умолять, Акбар! Что бы ни случилось со мной в жизни, я никогда никого не буду умолять! Никогда!
Акбар обнял девочку и прижал ее к своей груди.
– Не говори «никогда», Зенобия! – мягко предостерег он. – Жизнь часто играет с нами странные шутки. Ведь боги, как известно, капризны и не всегда добры к нам, смертным.
– Я никогда не буду умолять! – твердо повторила она. Потом нежно улыбнулась своему брату и добавила: – А кроме того, разве я не любима богами, Акбар? Они всегда будут защищать меня!
Глава 2
Оденат, князь Пальмиры, сидел верхом на коне и наблюдал за маневрами военного корпуса бедави, состоявшего из всадников на верблюдах. Воины из этого корпуса были великолепно обучены и под руководством своего предводителя выполняли маневры исключительно хорошо. Князь обернулся и сказал своему гостю:
– Ну, мой кузен Забаай, если все твои войска так же хорошо обучены, командиры столь же умелы, я предвкушаю тот день, когда смогу выгнать римлян из моего города.
– Да исполнят боги твое желание, мой господин князь! Слишком долго уже висит на наших шеях золотое ярмо, и с каждым годом римляне забирают себе все больше и больше из тех богатств, что идут к нам из Индии и Китая. Мы дошли до нищеты, пытаясь насытить их алчный аппетит.
Оденат кивнул в знак согласия и сказал:
– Ты представишь меня командиру твоего корпуса? Мне хотелось бы поздравить его.
Забаай спрятал улыбку.
– Разумеется, мой господин!
Он поднял руку, подавая сигнал, и кавалерия на верблюдах унеслась в пустыню. Потом воины повернули, помчались обратно и остановились как вкопанные перед князем и своим предводителем.
– Князь хотел бы высказать тебе свое удовлетворение, командир! – сказал Забаай.
Командир корпуса соскользнул со своего верблюда и изящно поклонился князю.
– Вы отлично руководите своими людьми, командир! Надеюсь, мы когда-нибудь поездим вместе.
– Это будет для меня честью, господин, хотя я не привыкла делить с кем-нибудь командование.
Тут бурнус взметнулся вверх, и правитель Пальмиры с изумлением обнаружил, что смотрит в лицо прекрасной женщине. Она засмеялась, заметив его удивление, и сказала:
– Ты не узнаешь меня, кузен?
– Зенобия?!
Он был поражен. Неужели это Зенобия! Ведь Зенобия – еще ребенок! Эта статная богиня не может быть тем плоскотелым и длинноногим ребенком, которого он помнит! Три с половиной года прошло с тех пор, как он видел ее в последний раз.
– Ты так пристально смотришь на меня! – рассмеялась она.
– Что?
Он пребывал в полном смущении.
– Ты так пристально смотришь на меня, мой господин! Что-нибудь не так?
– Ты изменилась! – с трудом выдавил он каким-то придушенным голосом.
– Ведь мне уже почти пятнадцать лет, мой господин.
– Пятнадцать… – глупо повторил он.
О боги, какое славное создание!
– Теперь можешь ехать, Зенобия! – произнес, отпуская ее, Забаай. – Мы ждем тебя к вечерней трапезе.
– Да, отец.
Зенобия повернулась и, схватив поводья своего верблюда, снова вскочила в седло. Подав сигнал поднятой рукой, она повела свой корпус прочь, а двое мужчин снова вошли в палатку Забаая бен Селима.
– Разве ты не предлагал мне несколько лет назад брак между твоей дочерью и мной, Забаай? – спросил князь Пальмиры.
– Да, предлагал.
– Девушка должна была стать моей женой через год после того, как станет женщиной. Разве это не так?
– Да, это так, мой господин.
– Но ведь теперь она уже достигла зрелости?
– Да, мой господин.
Забаай бен Селим не мог больше сдерживать смех. Желание Одената было столь неприкрытым, что это даже смущало его.
– Так почему же она все еще не стала моей женой? – послышался мучительный крик.
– Ведь формально ты еще ничего не предлагал мне, мой господин! Раз ты официально не попросил у меня руки моей дочери, я был вынужден сделать вывод, что ты не заинтересован в этом по-настоящему. Кроме того, хорошо известна твоя привязанность к твоей фаворитке Делиции. Ведь она подарила тебе двоих сыновей, не правда ли?
– Делиция – моя наложница! – запротестовал Оденат. – Ее сыновья не являются моими наследниками. Только сыновья моей жены будут пользоваться этой привилегией.
– Но ведь у тебя нет жены! – напомнил ему Забаай бен Селим.
– Не играй со мной, кузен! – воскликнул Оденат. – Ты прекрасно знаешь, что я хочу взять в жены Зенобию. Ты хорошо знал, какое впечатление она произвела на меня. Почему же ты не представил ее мне? К чему вся эта глупая шарада с войском на верблюдах?
– Но это вовсе не шарада, мой господин. У Зенобии есть свой собственный военный корпус, которым она командует вот уже два года. Если я позволю тебе жениться на ней, то при этом будет подразумеваться, что она вольна поступать по-своему. Она – не украшение, которое можно поместить в твой гарем, словно прекрасный драгоценный камень – в шкатулку. Моя дочь ведет свое происхождение от правителей Египта, и она свободна как ветер. Ведь нельзя же запереть ветер, Оденат!
– Я соглашусь на все, что пожелаешь, Забаай, но я желаю Зенобию! – безрассудно пообещал князь.
– Прежде всего я хочу, чтобы вы получше узнали друг друга. Возможно, у Зенобии уже тело женщины, но там, где дело касается мужчин, она еще совсем ребенок.
– Она все еще девственница?
Забаай усмехнулся:
– Нельзя сказать, чтобы молодые люди из моего племени не делали попыток, однако моя дочь – все еще девственница. Очень трудно заниматься любовью с девушкой, которая может побороть тебя. Зенобия, как ты уже, несомненно, заметил, очень высока для девушки. Свой рост она унаследовала от своих греко-египетских предков, а не от бедави. Она по крайней мере с тебя ростом, Оденат, совсем не такая, как твоя Делиция, которая может смотреть на тебя снизу вверх. Зенобия будет смотреть тебе прямо в глаза.
– Почему же ты снова не предлагаешь ее мне, Забаай? Скажи правду, кузен!
Забаай бен Селим вздохнул:
– Потому что я отдам ее тебе без особой охоты, Оденат. Она – моя единственная дочь, дитя Ирис. Она покинет мой дом, который сразу опустеет. Ты найдешь ее общество очень интересным. Она может стать тебе другом, возлюбленной, но никогда не жди от нее покорности, как от женщины из гарема. В достаточной ли степени ты силен и благороден, чтобы принять женщину на таких условиях?
– Да! – без колебаний ответил князь.
– Тогда пусть так и будет! – сказал вождь бедави. – Если у Зенобии не будет возражений, ты сможешь взять ее в жены.
– Можно мне сказать ей об этом? – спросил Оденат.
– Нет, я сам сделаю это, мой кузен, и немедленно, чтобы между вами не было излишнего смущения и сдержанности.
После этого мужчины расстались. Князь вернулся в свою палатку, а военачальник бедави направился в палатку своей дочери. Когда он вошел к ней, она обтиралась губкой, смоченной душистой водой из маленького тазика, и, как обычно, недовольно ворчала по поводу нехватки в пустыне этой драгоценной жидкости. Она старалась не расходовать воду зря и использовала ее по нескольку раз, сливая ее в мешок из козьей шкуры.
– Хвала Юпитеру, скоро вернемся в Пальмиру! – приветствовала она отца. – Ты не представляешь, отец, как я жажду принять настоящую ванну!
Он усмехнулся и сел на ковер, скрестив ноги.
– Оденат хочет жениться на тебе! – сказал он, переходя прямо к делу.
– А разве не этого ты всегда желал для меня, отец?
Она взяла маленькое льняное полотенце и вытерла стол.
– Ты должна, наконец, выйти замуж, Зенобия, но я хочу, чтобы ты была счастлива. Оденат богатый, милый и умный молодой человек. Однако если у тебя есть кто-то, кого ты предпочла бы ему, будет так, как ты пожелаешь, дитя мое.
– Только одно из качеств князя беспокоит меня, – задумчиво сказала она. – Меня огорчает, что он так легко уступает римлянам, и притом без всякой борьбы. Я не понимаю этого.
– Это же совсем просто, Зенобия! – ответил Забаай. – Пальмира, как ты знаешь, была основана Соломоном Великим, царем Израиля. Она всегда существовала как торговое государство. Мы никогда не участвовали в захвате земель наших соседей. Наш единственный интерес – делать деньги, и поскольку все нуждались в нас и в наших талантах и, кроме того, в удобном расположении здесь, в сирийской пустыне, никто нас не тревожил. Мы дружили со всем миром. Однако Рим – государство-завоеватель, и оно испытывает страх перед соседями, свойственный всем завоевателям. Пальмира – это аванпост Рима против Персии, Китая и Индии. Но мы – нация торговцев, а не солдат, поэтому мы никогда не готовились к обороне. В конце концов, мы никогда и не испытывали в этом необходимости. Если Оденат когда-нибудь попытается пойти наперекор Риму, они не раздумывая разрушат наш город. Но он очень мудро поступает – он приветствует их и тем самым спасает всех нас. Не осуждай его слишком резко! Придет время, и мы выгоним их с нашей земли и тогда снова станем хозяевами своей судьбы.
– А если я выйду замуж за князя, будут ли мои дети его наследниками? Ходят слухи, что он очень любит одну из своих наложниц и ее детей. Я не потерплю, чтобы дети другой женщины оттеснили моих детей!
– Твои дети станут его законными наследниками, дочь моя!
– Тогда я выйду за него замуж, отец!
– Подожди, дитя мое! – предостерегал ее Забаай. – Узнай его получше, прежде чем давать согласие на этот брак. Если и после этого ты все же захочешь выйти за него замуж, то так тому и быть.
– Ты сказал, отец, что в конце концов мне придется выйти замуж. Князь попросил моей руки, и я дам свое согласие! Если уж я должна выйти замуж, то пусть это по крайней мере будет человек, который живет в Пальмире, так что я наконец-то освобожусь от твоей пустыни!
Она озорно сверкнула глазами, а Забаай снисходительно усмехнулся. Как он любил этого ребенка!
– Князь красив, – продолжала Зенобия, – он всегда был добр ко мне, я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь говорил о нем плохо. Кажется, чувство злобы у него полностью отсутствует.
Зенобия понимала, что каким бы справедливым по отношению к ней ни хотел быть ее отец, она не может отказать князю. Однако она еще сильнее полюбила Забаая за то, что он хотя бы сделал вид, что выбор за ней.
– Ты ничего не говоришь о любви, дитя мое. Для того чтобы брак был благополучным, между мужчиной и женщиной должна быть любовь. С той самой минуты, как я увидел твою мать много лет назад в Александрии, я понял, что люблю ее, и она тоже поняла, что любит меня. Любовь поддерживает мужчину и женщину в трудные времена.
– Вы с мамой – необычные люди, отец. Тамар рассказывала мне, что любовь – это чувство, которое вырастает между мужчиной и женщиной постепенно. Я верю, что со временем смогу полюбить Одената, а он уже любит меня. Я уверена в этом! Видел ли ты, как глупо он вел себя сегодня? Я не собиралась смеяться над ним, но он казался таким смешным со своим открытым ртом! – И она захихикала при воспоминании об этом.
Забаай подумал, что еще не пришло время объяснить дочери разницу между вожделением и любовью. Пусть думает, что Оденат действительно влюблен в нее. Не помешало бы еще посильнее раздразнить аппетит князя.
– Укрась себя получше, дитя мое, – сказал он и поцеловал Зенобию в щеку, открыто демонстрируя свою любовь к ней, что случалось довольно редко. – В этот вечер ты можешь поужинать с нами, а не с женщинами.
Оставшись одна, Зенобия повернулась к зеркалу и задумчиво всматривалась в него. Все называли ее красавицей и сравнивали с другими девушками. Но сможет ли она конкурировать с пальмирскими женщинами? Сочтет ли ее Оденат достаточно красивой? Ей все известно о его наложнице Делиции, она знала, что ей придется мириться с ее присутствием. О Делиции, девушке-рабыне из северной Греции, говорили, что она очень красивая: белокожая, голубоглазая и золотоволосая.
Зенобия окинула себя критическим взглядом. Бледно-золотистая кожа, овальное лицо, щеки абрикосового оттенка, длинные густые прямые черные волосы, шелковистые на ощупь… Возможно, ему будет приятно прикасаться к ним. Она вспомнила, что при встрече он всегда ласково гладил ее по голове.
Девушка взглянула на себя более пристально. Она слишком высока для женщины и знала это, но тело безупречно, а формы округлые, но не полные, благодаря активной жизни, которую она вела. Она провела тонкими руками под грудью и критически оглядела их: круглые, твердые и полные. Она знала, какое значение мужчины придают этой части тела женщины, и с удовлетворением отметила, что грудь хороша. Талия тонкая, бедра стройные, но приятно округлые.
Пристальный взгляд Зенобии снова переместился вверх, к лицу, и она стала внимательно всматриваться в него.
Скулы высокие, нос – совершенно прямой, классической формы, губы – полные, подбородок – маленький, квадратный и решительный. Самое лучшее, решила она, это глаза. Миндалевидной формы, обрамленные тонкими дугообразными черными бровями и густой бахромой черных ресниц, они были темно-серые с крошечными золотистыми крапинками, напоминавшими листья в зимнем пруду. И становились почти черными, когда она сердилась. В эти глаза невозможно не заглянуть. А заглянув, любой узнал бы все ее секреты.
– Если он не будет считать тебя самой прекрасной женщиной на свете, значит, он слеп на оба глаза, сестренка!
Зенобия отвела глаза от зеркала.
– Из-за кого я беспокоюсь, так это из-за его любимой наложницы, Акбар. Мужчины из пустыни неравнодушны к белокурым женщинам.
– Но он не женился на ней! – последовал ответ.
– Она ведь рабыня, Акбар. Мужчины не женятся на своих рабынях. Они могут любить их, но не женятся на них. А что, если он любит ее, а на мне женится только ради наследников? Всю свою жизнь я была окружена любовью, Акбар. Я зачата в великой любви. Я не могу жить без нее! Что, если он не любит меня?