Они действительно устроили из большой комнаты спальню, купив широкую уютную кровать. Она заняла бог знает сколько места, оставив всего ничего для телевизора и пары кресел. Но они – Катя помнила это так хорошо – ликовали, сходили с ума.
А теперь кровати не было – вместо нее была устроена какая-то причудливая кочевая постель: толстый спальный матрац, прямо на полу. В изголовье, вместо спинки – большое зеркало, уложенное горизонтально. И много, много, много разных разноцветных подушек на коричневом пушистом пледе.
– А где же… – Катя удивленно воззрилась на подругу.
– Выкинула вон.
– Выкинула вон?!
– Да. Грузчиков наняла. Вывоз мусора, – Марьяна сняла через голову черную водолазку, расстегнула юбку, переступила через нее, скользнувшую на пол. – Выбросила к чертовой матери. На помойку. На, переоденься, – она вручила Кате свой халатик. Сама натянула старые джинсы, линялую майку.
– Но ведь совсем новая… зачем? – Катя всплеснула руками.
– Не понимаешь? – Марьяна метнулась на кухню. В дверях оглянулась, зацепившись за косяк. – А ты пойми, Катюша. Пойми – неужели так трудно?
Катя опустилась на пол, на плед. Какой комната большой кажется – вот так снизу, из угла. Какой потолок высокий – никогда, никогда не упереться в него головой, не перерасти, не пробить…
На кухне шипело масло – Марьяна жарила котлеты. Те самые в коробочке, замороженные полуфабрикаты, которые вместе с остальной снедью они с Катей купили в магазине.
– За что выпьем? – спросила Марьяна, ловко откупоривая бутылку белого вина. – За встречу?
– За тебя и меня, – ответила Катя. – За Верочку.
В комнате пятилетней Верочки было некуда ступить от игрушек: на детской кроватке, на подоконнике, на полу сидели, стояли, лежали на плюшевых, шерстяных и лайкровых спинках медведи. Белые, бурые, красные, фиолетовые, оранжевые, зеленые.
– Она их собирает? – спросила Катя.
– Она с ними разговаривает. Самого первого – большого такого, белого, видела? Он ей подарил в два с половиной года. А теперь я покупаю с каждой зарплаты. Ну а теперь за что выпьем?
– Вино хорошее, – отметила Катя после пятого уже тоста «за нас с тобой».
– А знаешь, когда он ушел от меня, я начала пить. От кого-то услышала – если пьешь красное, пусть даже самое хорошее и дорогое, то все, пиши пропало. На белое переключилась. Никому не скажешь?
– Никому.
– В пятницу после работы иду в магазин и покупаю бутылку на выходные.
– Каждую пятницу? – спросила Катя.
– Нет, пока еще не каждую, – Марьяна криво улыбнулась.
– Тебе надо отбросить это все от себя. Переключиться. Забыть.
– Я все уже давно забыла.
– У тебя все еще впереди, – горячо воскликнула Катя (белое вино взывало к пылкости чувств). – Вот увидишь. Я тоже, знаешь… У меня с Вадькой сколько всего было такого – казалось, все, жизнь на волоске висит… А потом как-то все образовывалось, начинался новый этап.
– Об этапах мы с тобой, Катюша, поговорим, когда твой Вадик тебя бросит.
Катя умолкла.
– Ну ладно, поздно уже, второй час… – Марьяна поднялась из-за стола. – А, я тебе сказать позабыла – завтра у меня свидание с вдовой назначено в отделе.
– С какой вдовой? – с запинкой спросила Катя.
– Авдюкова – убиенного. Светлана Петровна ее зовут. Завтра приедет ко мне в десять часов. Я ее специально на субботу пригласила. Я в выходные сейчас, когда Верка у моих, дома совсем не могу сидеть. Как зверь в клетке хожу, хожу. Кончается всегда одним – либо включаю пылесос, убираться начинаю, как маньяк, как робот, либо достаю из холодильника бутылку белого. Осуждаешь?
– А я все выходные, когда Вадик в командировке, валяюсь на диване как колода. Читаю, – сказала Катя. – А убираться меня из-под палки не заставишь. Осуждаешь?
Марьяна, пошатываясь, направилась в комнату. Стелила постель – матрас на полу полутораспальный вместил бы обеих.
– Ну и правильно кровать вышвырнула, – сказала Катя нетвердо. – Я бы тоже так. Прям из окна – ему на башку. Помнишь, как в фильме Альмодовара? Она ему чемодан сверху – ба-бах!
– На полотенце чистое. У нас воду горячую пока еще не отключили.
Лежа на кочевом спартанском ложе на чистых простынях, душных от лаванды, Катя, изогнувшись, смотрела в темное зеркало в изголовье.
– Здорово, вся комната отражается. Чужих не боишься?
– Кого? – спросила Марьяна, приподнимаясь на подушке.
– Чужих. Говорят, если ночью глянуть в зеркало – увидишь его. Чужого…
– А какой он?
– Разный. В зависимости от настроения – иногда жуткая образина. А иногда рыцарь бледный.
Марьяна вздохнула. Потом спросила:
– Как думаешь, говорить завтра вдове Авдюкова, что ее муж был в «Парусе» вместе со своей секретаршей?
– А ты думаешь, она этого не знает?
– Если она не знает – ей будет больно, – сказала Марьяна.
– А если она знает, мы не откроем ей Америки, – Катя закрыла глаза. – Интересно, как же все-таки попала в двести второй номер эта чертова бутылка с уксусной эссенцией?
– А вот это и есть то главное, что нам предстоит для начала узнать.
– Ну, в добрый путь, – провозгласила Катя и уснула.
Было темно. В тусклое зеркало в изголовье никто не решался смотреть до самого утра.
Глава 8
СВЕТЛАНА ПЕТРОВНА И ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА
По пустому загородному шоссе в направлении Щеголева в субботу в половине десятого утра ехал и особо никуда не торопился «Вольво» серо-стального цвета. За рулем его находился мужчина, уже перешагнувший критический для мужчин сорокалетний возраст и уверенно смотревший в будущее, на заднем сиденье, тесно обнявшись, сидели две женщины. Одна, одетая в черный брючный костюм глубоко траурного вида, была не кем иным, как Светланой Петровной, вдовой убитого Владлена Ермолаевича Авдюкова. Вторая, закутанная по причине утренней свежести в пестрое, модное в этом сезоне пончо, ее школьной подругой – Зинаидой Александровной Вирта.
Примечания
1
Что вы делаете? Нет! Синьора, нет! На помощь! (итал.)