– Ты почему здесь? Мне Демидов нужен! Где он?
– Ваше сиятельство, батюшка, пропал демидовский сынок, ой, пропал! Не сносить мне головы!
– Вставай, дурак! – Потемкин ткнул ногой в бок управителя. – Как так пропал? Где это слыхано, чтобы в Санкт-Петербурге пропал гвардеец? Найти, живо отыскать!
– Ума не приложу, где искать! – взмолился Данилов.
Потемкин запахнул халат, прошелся по комнате. В руках его был длинный черешневый чубук, он затянулся и пустил клубы дыма. Управитель не поднимался с колен. Его беспомощный, растерянный вид разжалобил князя.
– Скажи, борода, за кем Демидов волочился? – улыбаясь, спросил он.
– Дядька сказывал, к монашке приставал…
– О! – удивленно поднял брови Потемкин. – В монастырский курятник забрался сержант. Эх ты, чумазый, вот где надо искать господина сержанта. Живо! Квартальному наказать!
В Новодевичьем монастыре в ту пору поднялся переполох, ударили в набат. Подоспевший к обители Данилов и квартальный диву дались: ни дыма, ни огня. Стало быть, не пожар. Бросились в покои к игуменье Наталии.
– Что стряслось в обители, матушка? – смиренно стали допытываться они. – Ни огня, ни дыма, а набат?
– Ах, голубчики, отцы вы наши! Несчастье совершилось. От века тут подобного не слыхано. В инокиню Катерину бес вселился!
– Не может этого быть, матушка! – поразился квартальный. – В моем околотке да такое… Нет, тут что-то не то, матушка. Бес?..
– Истинно бес! – гневно выкрикнула игуменья. – Судите сами, отцы мои, девица Катерина – сестра поручика Свистунова – мужчиной оказалась!
– Неужели? Господи, да что градоначальник скажет! – завопил в свою очередь квартальный.
– Верно, бес… Он все! Он – враг рода человеческого! Такая девица богомольная, почтительная была – и вдруг… Ах, господи, мы ее с инокиней Еленой в одной келье держали!..
– Да где же этот бес? – просияв, спросил Данилов.
– А там, на колокольне, заперли его. А он, проклятый, в набат! На всю столицу теперь на обитель поношение.
– Благослови, матушка! – Квартальный и управитель бросились к звоннице.
Самая храбрая из инокинь отперла им железную дверь, а другие монашки шарахнулись в сторону. Лица побледнели у них, глаза испуганные. Вот-вот из двери выбежит бес…
Одна Аленушка тихо стояла в отдалении и молчала.
Квартальный вызвал будочника, и тот, погромыхивая алебардой, полез вверх. За ним, опасливо озираясь, стали подниматься Данилов и квартальный. В звоннице было темно, только гул набата, ударяясь о каменные стены, стал гуще, казалось, сверху бросали камни.
– А что, если и в самом деле бес завелся в околотке? – беспокойно закрестился квартальный.
Набат вдруг стих, и сверху раздался крик.
– Эй, кто там? – закричал квартальный.
– Здесь бес, ваше благородие. Тут он! – отозвался будочник. – Держу!
– Давай вниз!
– Да он и сам идет!
По лестнице раздались шаги, и в полумрак притвора спустились двое. Данилов взглянул в лицо монашенки и заорал от радости:
– Николай Никитич, да вы ли это?
Демидов поморщился и нехотя отозвался:
– Не видишь, что ли, грехи замаливал!
Управитель и квартальный бережно усадили Николеньку в карету и покатили. Рядом с ним поместили Филатку.
– Ты его упустил, ты его и стереги! – пригрозил управитель.
Николенька и не думал бежать. Ехал он молча, хмурился. Дьячок вертелся, пыхтел, никак не мог угомониться. Распирало любопытство.
– Ну чего юлой вертишься? – сердито спросил Демидов. – Или блох нахватал в трактире?
Филатка пытливо посмотрел в лицо Николеньки и лукаво спросил:
– Скажи, батюшка, по совести, выгорело ли задуманное?
– Вот о том и горюю, что шуму много, а дела ни на грош! – с обидой отозвался он и отвалился в угол кареты.
Дьячок укоризненно покачал головой:
– Эх, батюшка, ну и простак ты по всем статьям! Где это видано: в курятнике побывать и вернуться без пушинки в зубах! А хлопот, хлопот сколько, и все зря… Э-хе-хе, промазали, господин мой хороший!
7
Вернувшись домой, Николенька нашел на столе большой синий пакет. Он поспешно вскрыл его и прочел предписание немедленно явиться на прием к светлейшему князю Потемкину. Демидов изрядно струсил.
«Ну, будет головомойка за озорство в женской обители!» – со страхом подумал он. Всем был известен необузданный нрав светлейшего. Особенно опасно было попасть под руку разгневанного всесильного вельможи. Николеньке оставалось одно – покориться участи. Он тщательно натянул новенькие лосины, надел в талию сшитый мундир и долго, внимательно разглядывал себя в зеркало. Подле него вертелся Данилов. Он чутьем догадывался о тревоге Николеньки, а самого в это время подмывала радость.
«Вот когда остепенится! Григорий Александрович прижмет хвост, не посмотрит, что демидовский корень!» – утешал себя управитель.
С важным, степенным видом он проводил гвардии сержанта до кареты. Стоя на ступеньке крыльца, Данилов с особым упоением прокричал кучеру:
– Гони к светлейшему.
На сей раз выезд обошелся без дядьки. Огорченный Филатка псом вертелся подле управителя, умильно заглядывая ему в глаза:
– Как там он обойдется без меня, Павел Данилович? Глядишь, и присоветовал бы Николаю Никитичу, какое словцо к месту сказать, направил бы его на добрую стезю.
– Ну, это и без тебя светлейший похлеще сделает!. Непременно пустит по прямой стезе! – насмешливо сказал управитель. – Ты вот что, лучше подале от меня уходи, а то сердце мое кипит. Сам тебе стезю покажу!
Пугливо озираясь, дьячок юркнул в прохладную прихожую. Данилов сладко зевнул и торопливо перекрестил рот:
– Помоги, Господи, избавиться от суеты и беспокойств!..
Между тем Николенька подъехал к дворцу. С трепетом он вступил в разубранные чертоги князя. В приемной, устланной пушистыми коврами, сверкающей залами, золоченой мебелью, толпилось много одетых в парадную форму генералов, важных, в атласных камзолах вельмож. Все они разговаривали вполголоса, с плохо скрываемым беспокойством поглядывая на высокую, изукрашенную бронзой дверь. Никто из них не обратил внимания на скромного сержанта, пробиравшегося в угол.
В приемную торопливо вышел адъютант, краснощекий гвардеец; его мгновенно окружили.
– Светлейший в духе? – приглушенным голосом, косясь на дверь, спросил толстоносый генерал. – Опять хандрит? Ах, боже мой, когда нам солнышко блеснет!
Адъютант поднял голову и торжественно объявил:
– Светлейший изволит сейчас выйти!
В ту же минуту два арапа бесшумно распахнули дверь. Из анфилады раззолоченных покоев величественно, медленно приближался знакомый гигант в лиловом, шитом золотом мундире, усыпанном звездами. Говорок сразу стих, и установилась глубокая тишина. Николенька услышал учащенные удары своего сердца. Грузные шаги раздались совсем близко. Все в приемной склонились в глубоком, почтительном поклоне и с замиранием сердца ждали.
С холодным, строгим лицом, никого не замечая, Потемкин вышел на середину зала. Неуловимый трепет прошел среди ожидающих. Николенька стоял в тени, за спинами вельмож, чувствуя, что у него от страха холодеют руки. Каким маленьким и незаметным показался он себе в эту минуту! Разве до него сейчас князю среди такого блистательного общества?
Светлейший остановил свое единственное око на молоденьком адъютанте, улыбнулся чему-то и вдруг громко сказал:
– Гвардии сержанта Демидова сюда!
Все вздрогнули, удивленно взглянули на юнца с темным пушком на губе. Давно ли он носит форму, а между тем… Потемкин равнодушно повернулся ко всем спиной и, тяжело ступая, пошел в апартаменты. Адъютант предложил Демидову следовать за князем.
«Теперь пропал!» – твердо решил Николенька и безмолвно пошел за Потемкиным.
Бледный сержант проследовал за князем через ряд роскошных покоев. Потемкин безмолвствовал, и это еще больше усиливало тревогу Демидова.
Войдя в диванную, князь присел на широкую софу, поднял на сержанта свой взор. В глубоком глазу циклопа вдруг вспыхнул веселый смех.
– Ну что, сибирский плут, наблудил в обители? – улыбнулся Потемкин, и крупное красивое лицо его подобрело.
– Был грех! – сознался Демидов.
– А скажи, любезный, о чем ты сейчас думал? – улыбаясь, спросил князь.
– А я ни о чем не думал. Со страху умирал, следуя за вами! – чистосердечно признался Николенька.
– Страшен я, что ли? – построжав, спросил Потемкин.
– Совсем другое, ваше сиятельство, – осмелев, пояснил сержант. – Страшно стало, что больше не увижу вас. Прогоните за озорство! А то – страшнее смерти!
– Ну, брат, молодец! – вставая с дивана, сказал Потемкин. – За монашку прощаю. Быль молодцу не укор. Только о сей черной курочке не выходило звонить на весь Санкт-Петербург! Экое кукареку задал, братец!
– Винюсь! – склонил голову Николенька.
– Повинную голову и меч не сечет! Поздравляю, братец, тебя своим адъютантом. Собирайся в путь, а пока поспеши в полк, непременно отдай последний визит командиру…
Радость брызнула из глаз Николеньки, он схватил руку князя и жадно поцеловал ее.
– На всю жизнь обязан вам! – восторженно воскликнул он.
Потемкин улыбнулся и сказал:
– Не думай, что избран ты по капризу! Ради рода твоего сие сотворил. Демидовы – народ крепкий, упорный – дубы! А такие мне на службе нужны. Прощай!..
Николенька откланялся и сияющий выбежал из покоев. Все кинулись к нему с расспросами, но он, отмахиваясь, бросил скороговоркой:
– Извините, спешу, послан светлейшим…
Он вихрем пронесся через приемную, галопом проскочил ступеньки крыльца и, влетев в карету, закричал кучеру:
– Гони в лейб-гвардии Семеновский полк!
Стоило Демидову явиться туда и поведать о своем назначении, как командир обнял его и расцеловал.
– Желаю, господин сержант, удачи! Светлейший умен, деятелен, и вам, господин адъютант, улыбнулась фортуна.
Он учтиво проводил Николеньку до приемной…
Не чуя под собой ног, Демидов бросился к Свистунову. Сонный денщик подал гостю наспех написанную цидульку.
«Демидов, – писал поручик, – извини, не буду дома два дня. Веду фортеции к новой твердыне. Дама черненькая, с пухлой губкой, одно слово – прелесть!»
«А Грушенька? – подумал Николенька и тут же махнул рукой. – Для этой свой брат цыган дороже гвардейца!»
У подъезда Демидову встретились знакомые однополчане, которых невзлюбил Свистунов. Завитые, раздушенные, затянутые в корсеты, они выглядели изысканно. Гвардейские аксельбанты и галуны горели жаром.
– Демидов, пойдем с нами! Наслышаны о твоей фортуне! Попал в случай! – залебезили они перед ним. – Идем, идем, брат! Испытай счастье на зеленом поле.
Они увлекли сержанта в собрание. Демидов не успел опомниться, как очутился за карточным столом. Кругом в клубах дыма ходили офицеры, многие из них, любопытствуя, стояли за креслами у зеленых столиков. Николенька скользнул взглядом по лицу банкомета. Бледнолицый, с тяжелым взглядом свинцовых глаз, он стал быстро метать. Мало смысливший в игре, Николенька внимательно следил за картами. Он высыпал все золото на стол и стал ждать.
А ждать долго не пришлось.
– Ваша бита, сударь! – сухо отрезал банкомет.
Демидов улыбнулся неудаче, отделил пять червонцев.
– Погодите, придет фортуна и ко мне! – пригрозил он. – Валет на né!
Но и в другой раз его ставка была бита. Николеньку охватил азарт.
«Не может того быть, чтобы все время проигрыш!» – подумал он и поставил на все.
Банкомет тщательно перетасовал карты и стал метать.
– И эта, сударь, бита! – ухмыляясь, сказал он.
У Николеньки на лбу выступил холодный пот. Просто не верилось, что в полчаса весь кошелек опустошили.
– Ну что ж, будем играть еще, сударь? – спросил партнер и поощряюще улыбнулся Демидову. – Право, получилось неудобно: впервые встретились, и вы проигрались…
На лице сержанта вспыхнул румянец. Преодолевая смущение, он признался:
– Все червонцы вышли, господа. Не знаю, как и быть.
– Демидов, душа! – вскочил партнер и вкрадчиво предложил: – Мы тебе под офицерское слово верим. Пожалуй в долг! На мелок!
«Отыграюсь! Непременно отыграюсь!» – решил Николенька и согласился:
– Давай в долг!..
Банкомет сбросил карты.
– На сколько?
Николенька решил на все. Но только он произнес крупную сумму, как сморщился, словно от зубной боли.
– Бита!
Руки Демидова задрожали. Он взглянул на груду червонцев и мелок, которым партнер быстро нанес пятерку с четырьмя нулями.
– Пятьдесят тысяч! Не может того быть!
В отчаянии, больше не владея собою, он чужим голосом выкрикнул:
– Не пятьдесят, сударь!
– Пожалуйте, сержант! – скрипучим голосом отозвался банкомет, быстро стасовал карты и выкинул три.
Николенька открыл свои.
– Вам сегодня не везет, сударь. Надо прекратить игру. Сто тысяч за вами! – Он смешал карты, небрежно сгреб червонцы и сухо поклонился Демидову. – Когда прикажете, сударь, прибыть за долгом в контору?
Только сейчас дошло до сознания Николеньки, какую опрометчивость он совершил. Смертельная бледность покрыла его лицо. Он встал, ухватился за край стола.
– Так скоро! А если… если я сейчас стеснен? – пробормотал он.
– Уговор дороже денег, сударь. Карточные долги для офицерской чести обязательны…
Загремели стулья.
– Я, может быть, отыграюсь, господа! – вскричал в отчаянии Николенька.
– Нет, господин сержант, с вами хватит. Да и ваш управитель Данилов вряд ли уплатит! Итак, до завтра! – Офицеры небрежно раскланялись и вышли из зала.
Николенька, с покривившимися губами, готовый заплакать, огляделся. Кругом с сочувствием глядели на него, но молчали.
– Господа, как же это?
– Господин сержант, вы сами допустили промах! – пожалел его седоусый капитан. – Теперь извольте расплачиваться.
«Да они ободрали, ограбили меня!» – хотел закричать Демидов, но промолчал и, пошатываясь, пошел к выходу.
– Не пойман за руку, не вор! – негромко вслед сказал капитан. – Напрасно, сударь, связывались с фанфаронишками.
Николенька не помнил, как в прихожей ему набросили на плечи плащ и он вышел к карете. Обезумевший, он помчался прямо в контору.
– Данилов! – закричал он с порога. – Со мной беда!
– Выходит, их сиятельство Потемкин за озорство ваше рассердились? – радуясь в душе, спросил управитель.
– Никак нет! Пожалован адъютантом! – вспыхнул Николенька и вдруг со всей отчетливостью представил себе беду.
– Так нешто это плохо? Дозвольте, господин, поздравить вас со столь высоким назначением. Батюшка обрадуются!
– Не в этом дело! – бросаясь на стул, отчаянно выкрикнул молодой Демидов. – Я сто тысяч только что проиграл!
Жирное лицо Данилова выразило крайнее изумление.
– Да где же вы столько денег взяли?
– Я в долг играл! – с горечью выпалил Николенька. – Понимаешь, в долг!
– Как это можно в долг, Николай Никитич? Денежки-то батюшкины, а вы руку в них запускаете. Негоже-с!
Лицо управителя побагровело. Тяжело дыша, он полез в карман, вытащил клетчатый платок и отер блестевшую от пота лысину.
– Ах, господин, что вы натворили!! Однако…
Он схватился за большой выпуклый лоб, задумался.
– Разумею я так, карточный долг не подобает платить! – после глубокого раздумья сказал он. – Во-первых, вы, господин, совершенное дитя, во-вторых, расписки не давали!
– А честное слово офицера? – с негодованием перебил его Николенька. – Плати, Данилов!
– Не буду, господин! Шутка ли? – Управитель мешком опустился в кресло. – Не буду… Ох, господи, беда!
– Плати, Данилов! – стоял на своем Николенька. – А не то хуже будет! Я горшую беду тебе учиню… Знаешь, что в таких случаях офицер повинен над собой сделать, коли не в силах выполнить долг чести?
У Данилова от страха отвисла нижняя челюсть, глаза расширились. С нескрываемым ужасом глядел он на Демидова.
– Да что вы, Николай Никитич! Меня тогда ваш батюшка батогами засечет! Помилуй господи, пронеси несчастье великое!..
Он опустил голову и задумался.