Елена Самойлова
Чужой трон
Глава 1
Червень[1] в этом году выдался на редкость жарким и засушливым. Солнце нещадно палило землю, вызывая желание залезть в воду и не вылезать оттуда до самого вечера, когда жара сменялась упоительной прохладой. Удивительное дело – зима у подножия Гномьего Кряжа оказалась такой суровой, а надежда на нормальную весну и теплое лето были настолько призрачными, что я почти пожалела, что переселилась так далеко на север. Но со второй декады березня[2] положение поменялось – стремительно зацвели луга, деревья за какую-то неделю обзавелись молодыми листочками, а я передумала в очередной раз менять место жительства, сославшись на банальную лень.
И вот теперь я совершенно не жалела о своем решении. Лето оказалось жарким и, хоть первые недели и лили дожди, к началу червеня погода таки вспомнила, что до осени еще как минимум два месяца, и решила наверстывать упущенное. Вот уж когда мы с Вильей порадовались, что остались на севере, да еще и поближе к Белозерью – в Столен Град пришла обжигающая духота, а вслед за ней и лесные пожары. Сколько ни предупреждай народ, сколько ни запрещай – все равно найдутся те, кто будет разжигать костры в лесах, иссушенных солнцем и истекающих смолой. А горят такие леса как солома, вот сейчас и полыхают один за другим пожары в Росском княжестве – ведуны и добровольцы из местных жителей едва тушить успевают, не пуская огонь и удушливый черный дым к поселениям…
С приходом весны нежить в Сером Урочище маленько угомонилась, а с наступлением жары – пропала совсем, уйдя вглубь низины и не появляясь даже на ее окраинах. Не жизнь, а сказка. У меня сейчас наступила пора отдыха – время собирать травы еще не пришло, нежить носа не высовывала, а привычные болезни обходили Древицы стороной, так что все мои обязанности пока состояли в наколдовывании легкого дождя над посевами и грядками.
Я сладко потянулась, выходя на порог избы в одной сорочке. Несмотря на ранний час, в воздухе уже чувствовалось влажная духота – значит, сегодня днем опять будет очень жарко. Село постепенно просыпалось, и на улице уже вовсю суетился занятой народ, направляясь туда-сюда по своим делам. То и дело мимо нашей избы проносился очередной ученик знахаря, на бегу перебирающий листочки с записями или же сборы с травами. А это значит, что опять начнут меня дергать на тему «Ведунья Еваника, а что нам с этим лекарством делать надо?».
За спиной раздался голос Метары – пожилой знахарки, к которой нас с Вилькой подселил Силантий, помня о нашей просьбе о доброй хозяйке, которая будет не прочь спасать нас от такой страшной вещи, как готовка.
– Еваника, ты завтракать будешь? Если да, то иди скорее, не то Вилья тебе ничего не оставит!
– Спасибо! Сейчас подойду. – Я улыбнулась и посмотрела на величественные горы, стеной вставшие на севере.
Прошло больше полугода с того дня, когда мы вернулись в Древицы вдвоем с Вилькой. Встретили нас тогда – мрак! Кто же знал, что вслед за нами из Серого Урочища выбегут недобитые выверны, горящие желанием поквитаться?! Нас тогда спасли древицские лучники, остановившие нежить слаженным залпом, и давшие нам с Вилькой время опомниться и дать достойный отпор. Впрочем, на этот раз проблем не возникло – выверн было не больше десятка, половину из них сразу же положили эльфы, не знавшие промаха, а остальное закончили мои заклинания и Вилькин меч…
– Еваника, где тебе леший носит?! – Раздалось за спиной, вслед за чем послышались быстрые шаги и на крыльце рядом со мной возникла Метара, многозначительно притоптывающая плетеным лаптем по добротным доскам. Я привычно втянула голову в плечи – Метара, несмотря на свой почтенный, далеко за шестьдесят, возраст, была весьма неунывающей, острой на язык и скорой на расправу знахаркой, которую я слегка побаивалась.
…Когда Силантий отвел нас к этой избе, мы с Вильей и не представляли, к кому нас подселили. Дверь открыла крепкая высокая женщина лет пятидесяти, в длинных каштановых волосах которой блестели седые пряди, одетая в просторное темно-синее платье до пола, подпоясанное плетеным ремешком, с которого свисала знахарская сумка. Удивительно ясные темно-карие глаза окинули нас с Вилькой с головы до ног, после чего ироничная улыбка расплылась по лицу немолодой знахарки.
– Силантий, кого же ты мне привел? Девиц на выданье? Зря ты это, приданого-то у меня нет, да и сватов знакомых тоже. – Волхв невозмутимо кивнул, здороваясь.
– Метара, это Еваника Соловьева, воспитанница Лексея Вестникова, и ее подруга, младшая княжна Росская Ревилиэль. Я говорил тебе о них.
– Да помню я, – отмахнулась та, продолжая разглядывать. – Значит, это ты – Лешкина ученица? – Я поперхнулась, услышав имя наставника, произнесенное с такой небрежностью, которая говорила о давнем знакомстве. А Метара, вдосталь насладившись ошарашенным выражением моего лица, хлестко припечатала:
– Точно, его ученица. Он точно также столбом становился, когда со мной разговаривал.
– Но… – я только открыла рот, чтобы возразить, но знахарка уже повернулась к Вильке.
– Так-так… Полуэльфийка, да? И княжна, к тому же… И чего тебе дома, в княжеском тереме не сиделось?
– Замуж не хотела! – буркнула покрасневшая под пристальным взглядом знахарки Вилька.
– Ну и глупо, – сказала, как отрубила знахарка. – Я тоже по младости лет замуж не пошла, вот до сих пор одна и живу.
– И вы жалеете? – вскинулась Вилья, сверкая зелеными глазами.
– Ничуть, – пожала плечами знахарка и внезапно тепло и открыто улыбнулась. – Силантий, а мне эти девочки по душе.
Она повернулась к нам и сделала приглашающий жест, посторонившись и давая пройти.
– Добро пожаловать в мой дом. Пусть он станет вашим.
…Я улыбнулась воспоминаниям, и тотчас схлопотала легкий подзатыльник. Метара, глядя на меня сверху вниз, грозно сдвинула брови, намереваясь прогнать меня в горницу за стол, но в карих глазах теплилась улыбка. Знахарка относилась к нам с Вилькой как к невесть откуда нагрянувшим внучкам, с полагающейся в таких случаясь строгостью и заботой.
А также непомерным желанием «откормить нас до нормального состояния». Что знахарка понимала под «нормальным состоянием», я не знала до сих пор, но относилась к подобной «угрозе» философски – с таким образом жизни, какой ведем мы с Вилькой, просто нет шансов «расползтись» и утратить навыки, превратившись в ленивые колобки…
– Еваника!
– Да иду я, иду! – С этими словами я проскользнула в прохладную горницу, провожаемая пристальным взглядом Метары.
Вилька, уже уплетавшая пышные оладьи с земляничным вареньем, помахала мне рукой и промычала что-то приветственное. Я же уселась напротив нее на узкую лавку и торопливо придвинула себе блюдо с оладьями и маленький берестяной туесок с вареньем. Вилька протестующе замычала, но я ее возмущение проигнорировала, нагло уводя у подруги из-под носа очередной оладушек. Метара бодро шебуршила где-то в сенях, время от времени приглушенно ругаясь – опять я все мешочки с травами перебирала и похоже, не положила на место все, как было.
– Ев, а что она так? – Вилька прожевала-таки оладушек и вопросительно уставилась на меня. Я в ответ пожала плечами и приглушенно сообщила:
– Мне вчера кое-какие семена нужны были, гусениц травить, а пока я их нашла, у Метары маленький бардак случился…
– Еваника, я все слышу! – раздался голос знахарки из сеней. Я покраснела и принялась с удвоенным энтузиазмом поглощать удивительно вкусные оладья – все-таки получаются они у Метары так, что просто не оторвешься.
Волосы, в прошлом месяце остриженные Вильей, упали на лицо. Я убрала их движением, ставшим уже привычным, и недовольно покосилась на невозмутимую полуэльфийку. Когда я попросила подругу слегка подровнять мне волосы, она, не долго думая, остригла их удивительно красивой «лесенкой» гораздо выше плеч так, что пряди на затылке едва-едва прикрывали шею. Когда я увидела результат, то впала в глубочайший ступор, не в силах сказать хоть что-то. Конечно, как выяснилось впоследствии, такая стрижка была удобна, она даже мне шла, но мне было как-то непривычно быть похожей на женоподобного юношу…
Вилька наконец-то отодвинулась от стола и, поправив светло-зеленую тунику без рукавов, переплела пальцы и пристально уставилась на меня.
– Чего? – непонимающе спросила я, обмакивая очередной оладушек в варенье. Вилька вкрадчиво улыбнулась и ненавязчиво поинтересовалась:
– Ев, ты еще не передумала?
– А конкретней? – осторожно уточнила я, запивая оладья прохладным, только что из погреба, молоком.
– Ну, ты в Андарион съездить не хочешь?
Подруга таки добилась желаемого результата – от такого предложения я поперхнулась, и Вилька, сочувственно хмыкнув, принялась с энтузиазмом хлопать меня по спине так, что я едва не свалилась с лавки.
– Ви-и-иль! – взвыла я, сразу, как только смогла заговорить. – Перестань колотить меня по спине – синяки будут!
– Ой, какие мы нежные стали… – беззлобно заявила полуэльфийка, тем не менее, переставая выколачивать из меня пыль вместе с остатками воздуха из легких. – А если серьезно – ты не хочешь с Хэли повидаться? И с Данте?
– На первый вопрос ответ «да», на второй – «нет», – буркнула я, вставая из-за стола. – Виль, могу тебе напомнить, что стряслось на Рассветном пике, и во что я превратилась. Я до сих пор боюсь, что стоит мне только разозлиться, как у меня глаза меняться начнут. Да к тому же, ехать в гости в страну, где едва не случился государственный переворот и до сих пор может быть неспокойно, не самая лучшая идея. Вот выберут они себе короля, утоихомирятся, и тогда можно будет тихонечко заглянуть. Если только к тому времени они не передумают и не откажутся меня пускать.
К сожалению, опасение о спонтанном обороте было чересчур обоснованным. Когда мы только вернулись в Древицы, я и Вилька закрылись вместе с волхвом Силантием в его избе, где и рассказали, что случилось во время похода, и каким образом я обрела вторую ипостась. К счастью, волхв не стал выталкивать нас из деревни под предлогом того, что тварям, подобным мне, здесь не место. Он только спросил, могу ли я контролировать превращение, и если нет, то насколько я при смене ипостаси буду опасна для окружающих, потому что во время весьма эмоционального рассказа глаза у меня дважды затягивались «пленкой», превращаясь в характерное для айранитов «черное зеркало».
Я помолчала, а потом честно ответила, что не знаю. Сама по себе трансформация безвредна для окружающих – я полностью контролирую себя, но вот моральное самочувствие невольных зрителей могло пострадать. Волхв только вздохнул, а потом… предложил остаться насовсем. Так мы и попали под «заботливое крылышко» Метары, с которой на удивление быстро нашли общий язык…
– Е-е-ева-а-а! – Сладко пропел над ухом голос Вильки. – О чем опять мечтаешь?
– Думаю о том, как неудобно жить со второй ипостасью, которая тебе в жизни скорее мешает, чем помогает, – честно ответила я, поднимаясь из-за стола и направляясь в нашу с Вилькой общую комнату, продолжая переговариваться с подругой, но уже на порядок громче. – Надо Белогрива проведать! И Глефа заодно!
– Проведай, проведай! – отозвалась Вилька из горницы, пока я переодевалась в короткое, на две ладони выше колена, светло-голубое свободное платье без рукавов. – А то конюхи опять на твоих жеребцов жаловались!
– Что на этот раз? – поинтересовалась я, выходя из комнаты с плетеными сандалиями в одной руке и обычной знахарской сумкой в другой – бездонный артефакт я приберегала для странствий или же походов в Серое Урочище за травами.
– Стойло разнесли. Ну то есть как «разнесли» – просто перегородку сломали.
Я страдальчески вздохнула, присаживаясь на лавку и обуваясь. Нет, эти животные меня определенно с ума сведут! Полгода назад мы, отправляясь к Серому Урочищу, оставили в Древицах наших лошадей – серого Вилькиного Тумана, серебристого Глефа, скакуна Алина, и черного со снежной гривой Белогривого, принадлежавшего Данте. Нужно ли говорить, что когда вернулись не все, то возиться с Белогривым и Глефом пришлось мне, как самой крайней? По какой-то причине, оставшиеся без хозяев животины отказывались считаться с кем-то, кроме меня, и потому во избежание неприятностей пришлось мне становиться еще и конюшим. И все бы ничего, но жеребцы, проявляющие при моем появлении невероятную кротость и покладистость, превращались в неукротимых мракобесов, стоило мне только скрыться из вида. Причину столь явной неприязни между ними я так и не постигла, поэтому было принято решение развести жеребцов в разные конюшни.
Помогло, но ненадолго.
Через неделю Глеф снес перегородку в стойле и благополучно сбежал. Нашли его ошивающегося у конюшни, откуда слышалось злорадное ржание Белогривого, после чего жеребцов запирали в разных концах стойла, но под одной крышей. Сколько я с ними нервов потратила – не счесть, пока не поняла, что между Глефом и Белогривым сложилось нечто вроде дружбы, замешанной на здоровом соперничестве и поддерживающей скакунов в боевом расположении духа.
Вилька встала из-за стола и, потягиваясь, подошла ко мне.
– Купаться не пойдешь? Вода вчера была просто сказочная!
– Пойду, наверное… – задумчиво ответила я, завязывая тонкие ремешки сандалий вокруг лодыжек, а Вилька уже клала мне в сумку широкое полотенце и тонкую сорочку.
– Пойдешь, куда ты денешься… Опять на иве будешь сидеть. Флейту с собой прихватишь? – Я кивнула, занятая завязками, и самодельная флейта, со вчерашнего дня лежавшая на столе, привлекая к себе всеобщее внимание, отправилась вслед за полотенцем и сорочкой.
Игра на флейте – это отдельная история. Помнится, что зимой я как-то раз пожаловалась, что делать мне совершенно нечего, баловаться иллюзиями надоело, но заняться чем-то надо, иначе я корни со скуки пущу. Вилька умно покивала, после чего накинула на себя полушубок и куда-то исчезла. Вернулась подруга спустя час, раскрасневшаяся от мороза и с припорошенными снегом волосами, но подозрительно довольная. Отогревшись у печи, подруга жестом бывалого фокусника выудила из рукава простенькую, но весьма изящную тростниковую флейту, которую она выпросила у знакомого эльфа, и протянула ее мне…
Вот когда я оценила достижения современной магии, позволявшие на несколько часов сделать помещение полностью звуконепроницаемым!
Вилька учила меня играть на флейте всю зиму и половину весны, вплоть до конца березня. Поначалу из дареного инструмента извлекались только жуткие, пробирающие до костей хрипящие и свистящие звуки, но мой энтузиазм вкупе с Вилькиным воистину эльфийским терпением все-таки победил – к весне я уже играла довольно сносно. По крайней мере, когда я упражнялась по вечерам без звукоизоляции, Метара с громкими воплями не требовала «перестать проводить гнусные опыты на нежити», а спокойно выслушивала мои «серенады». А в начале лета Вилья покровительственно похлопала меня по плечу и заявила, что можно подаваться в менестрели – за такую музыку камнями меня точно не побьют, а если повезет и играть я буду жалостливо на похоронах и весело в корчмах, то еще и помогут финансово. Я фыркнула, а Вилька улыбнулась.
И вот теперь я время от времени играла на флейте, причем мелодии у меня получались довольно-таки нежными и приятными для слуха, хоть и несколько простоватыми. Ну, и ладно – не на хлеб же мне этим зарабатывать…
Я подхватила с лавки сумку, в которую тайком от Метары положила полковриги домашнего хлеба, и, попрощавшись с Вилькой, вышла из дома, намереваясь разобраться с нахальными жеребцами и в очередной раз показать им, кто в доме хозяйка.
* * *
Шум, производимый этими двумя мракобесами в лошадином обличье, я услышала еще на походе. М-да, похоже, Глеф и Белогривый опять развлекаются так, что мало никому не покажется. Я страдальчески вздохнула, и подошла поближе к распахнутым дверям конюшни, из-за которых раздавалось звонкое, несколько зловредное ржание моих «подопечных», сопровождаемое грохотом.