– Ты просто болен! Обезумел!
– А ты – точная копия матери! У тебя есть все самое лучшее, а ты только и ждешь возможности завалиться в постель со всякой швалью…
– Будь ты проклят! – взорвалась Мередит, потрясенная силой собственной неудержимой ярости. – Я никогда не прощу тебе это! Никогда!
Повернувшись, она устремилась к двери.
За спиной раздался громовой голос:
– Куда это ты бежишь, черт побери?!
– Ухожу! – бросила она, не оборачиваясь. – И запомни, к полуночи я не вернусь! Хватит с меня запретов!
– Немедленно вернись! – завопил он. Но Мередит, не обращая на него внимания, пересекла холл и вышла на улицу. Ее ярость лишь усиливалась, пока она садилась в белый «порше», подаренный отцом к шестнадцатилетию. Отец окончательно спятил! Просто сошел с ума!
Мередит провела вечер с Лайзой и намеренно оставалась у нее до трех ночи. Отец ожидал ее в фойе, меряя пол широкими шагами. Он ревел, говорил гадости, сыпал ругательствами, и хотя у Мередит разрывалось сердце, она не позволила унизить себя и испугаться его гнева. Девушка выдержала словесную атаку, и с каждым жестоким словом решимость противостоять отцу лишь усиливалась.
Защищенный от незваных гостей и зевак высоким железным забором и охранником на входе, загородный клуб «Гленмур» располагался на десятках акрах изумрудных газонов, засаженных цветущими кустами и цветочными клумбами. Длинная извилистая подъездная дорожка, освещенная изящными фонарями, обсаженная величественными дубами и кленами, вела к парадной двери клуба и снова сворачивала у шоссе. Сам клуб, трехэтажное здание неопределенного стиля из белого кирпича, с толстыми колоннами, украшавшими широкий фасад, был окружен двумя полями для гольфа и многочисленными теннисными кортами. С обратной стороны стеклянные двери вели на живописные террасы, уставленные столиками под зонтиками и деревьями в горшках. Каменные ступеньки спускались с самой низкой террасы к двум бассейнам олимпийского размера. Сегодня, однако, бассейны были закрыты для купающихся, но на шезлонгах оставили мягкие ярко-желтые подушки для тех, кто хотел бы смотреть фейерверк полулежа или отдохнуть между танцами, когда оркестр выйдет играть на улицу.
Сумерки начали сгущаться, когда Мередит въехала в ворота, где служители помогали гостям выйти из машин. Она подкатила к переполненной автостоянке и поставила машину между сверкающим новым «роллс-ройсом», принадлежавшим богатому владельцу текстильной фабрики, и восьмилетней давности «шевроле», хозяин которого был куда более богатым финансистом.
Обычно полутьма всегда поднимала настроение Мередит, но сегодня, выйдя из машины, она по-прежнему была раздражена и расстроена, мысли блуждали где-то далеко. Кроме одежды, ей нечего продать, чтобы заплатить за учебу. Машина куплена на имя отца, и наследство под его контролем. На счете в банке у Мередит было ровно семьсот долларов и ни цента больше. Мучительно пытаясь найти решение, она медленно направилась к парадному входу клуба.
В такие вечера, как этот, охранники клуба и телохранители выполняли еще обязанности служителей автостоянки. Один из них поспешил взбежать на крыльцо, чтобы распахнуть перед ней дверь.
– Добрый вечер, мисс Бенкрофт, – поздоровался он, блеснув неотразимой улыбкой. Мускулистый, красивый, хорошо сложенный студент из университета штата Иллинойс, он подрабатывал здесь летом. Мередит знала это, потому что молодой человек сам рассказал обо всем, когда она пыталась загорать здесь на прошлой неделе.
– Привет, Крис, – рассеянно бросила она.
Кроме праздника Четвертого июля, Дня независимости, отмечалось также основание «Гленмура», и в клубе то и дело слышались веселый смех и разговоры, а члены клуба с коктейлями в руках, одетые в смокинги и вечерние платья, обязательные наряды для двойного праздника, переходили из комнаты в комнату. Интерьер «Гленмура» был куда менее впечатляющим и элегантным, чем в других, более новых клубах в окрестностях Чикаго. Восточные ковры, покрывавшие натертые деревянные полы, выцвели, а прочная старинная мебель создавала атмосферу скорее пуританского, несколько скучноватого довольства и покоя, чем роскоши и блеска. В этом «Гленмур» был похож на большинство первоклассных загородных клубов страны.
Старый и чрезвычайно эксклюзивный, он гордился тем, что престиж и недоступность, вызывавшие горячее стремление попасть в него, зависели не от мебели или удобств, а от статуса членов. Одно лишь богатство не могло стать гарантией столь желанного членства в клубе, если только не было подкреплено определенным положением в высших слоях чикагского общества. В тех редких случаях, когда кандидат удовлетворял этим двум требованиям, от него все же требовалось получить единодушное одобрение всех четырнадцати членов приемного комитета «Гленмура», прежде чем подать заявление о приеме. Эти строгие правила позволили за последние несколько лет положить конец притязаниям нескольких внезапно разбогатевших предпринимателей, бесчисленных врачей, игроков бейсбольных команд, десятка конгрессменов и члена Верховного суда штата.
На Мередит, однако, не производили впечатления ни замкнутость клуба, ни его члены. Они были просто знакомыми лицами, многих она хорошо знала, других встречала лишь мельком. Шагая по коридору, она механически улыбалась знакомым, заглядывая в различные комнаты в поисках людей, с которыми обещала встретиться. Одна из столовых была на этот вечер превращена в казино, в двух остальных устроили роскошный буфет. Везде толпились люди. Ниже, на первом этаже, в главном банкетном зале, настраивал инструменты оркестр, и, судя по страшному шуму, доносившемуся оттуда, Мередит предположила, что и там полно народа.
Проходя мимо карточной комнаты, она осторожно заглянула туда. Отец был заядлым игроком, как, впрочем, и большинство собравшихся в этой комнате, но ни его, ни компании Джона здесь не было. Мередит обошла весь этаж и наконец решила заглянуть в главный салон.
Несмотря на огромные размеры салона, обстановка создавала атмосферу уюта. Вокруг низких столов расставлены мягкие кресла и диваны, а свет медных бра был приглушен, и мягкое сияние переливалось на панелях старого дуба. Обычно высокие стеклянные двери в глубине салона были закрыты тяжелыми бархатными шторами, но сегодня их распахнули, чтобы гости могли выйти на узкую веранду, где тихо наигрывал оркестр. Стойка бара шла слева, по всей длине комнаты, и бармены суетились, обслуживая гостей. Сегодня здесь тоже было полно народа, и Мередит уже хотела повернуться и направиться к ведущей наверх лестнице, но в этот момент заметила Шелли Филмор и Ли Эккермен, которые сегодня звонили и напоминали, что ждут ее вечером. Девушки стояли в дальнем конце бара, вместе с несколькими приятелями Джонатана и немолодой парой, в которой Мередит, хотя и с некоторым опозданием, узнала мистера и миссис Рассел Соммерс, – дядю и тетку Джонатана. Мередит подошла к ним и мгновенно застыла при виде отца, стоявшего слева в обществе каких-то людей.
– Мередит! – воскликнула миссис Соммерс, когда девушка поздоровалась со всеми. – Мне ужасно нравится твое платье. Где ты его раздобыла?
Мередит пришлось оглядеть себя, чтобы вспомнить, что на ней надето.
– Купила в «Бенкрофт».
– Где же еще? – поддразнила Ли.
Мистер и миссис Соммерс отвернулись, чтобы поговорить с другими гостями, а Мередит не спускала глаз с отца, надеясь, что сегодня у того хватит здравого смысла держаться от нее подальше. Несколько мгновений она не шевелилась, чувствуя, как его присутствие совершенно выводит ее из себя, но тут до девушки внезапно дошло, что даже этот вечер отец ухитрился испортить! Мередит тут же рассерженно решила показать ему, что у него ничего не выйдет и, следовательно, она еще окончательно не побеждена.
Девушка громко заказала коктейль с шампанским, ослепительно улыбнулась Дугу Шелфону, блестяще притворяясь, что зачарованно прислушивается к каждому его слову.
На улице в это время сгустились сумерки, в комнатах голоса становились все громче, в прямой пропорции с количеством поглощаемого спиртного, а Мередит, рассеянно пригубив вторую порцию коктейля, размышляла, не стоит ли поискать работу и поставить отца перед свершившимся фактом как перед очередным доказательством решимости поступить в хороший колледж. Случайно взглянув в зеркало за стойкой бара, Мередит встретилась со взглядом отца, смотревшего на нее с холодным неудовольствием. Интересно, что он не одобряет на этот раз? Платье без бретелек или скорее всего внимание, которое уделяет ей Дуг Шелфон. Вряд ли дело в бокале с шампанским, который она держит в руке. С самого раннего детства от Мередит требовалось говорить и вести себя как взрослой, в двенадцать лет отец разрешил ей оставаться за столом, когда к ужину приглашались гости. К тому времени, когда девушке исполнилось шестнадцать, она уже давно выполняла роль хозяйки дома и пила вино, хотя, конечно, совсем немного.
Стоявшая рядом Шелли Филмор напомнила, что пора идти в столовую, иначе они рискуют потерять заранее зарезервированный столик, и Мередит, мысленно встряхнувшись, повторила свою клятву хорошенько повеселиться сегодня.
– Джонатан сказал, что присоединится к нам за ужином, – добавила Шелли. – Кто-нибудь видел его?
Она вытянула шею, рассматривая быстро редеющую толпу: многие из собравшихся тоже вспомнили об ужине.
– Господи, – выдохнула она, уставясь на распахнутые двери. – Кто это?! Фантастика! Совершенно великолепен!
Неуместно-восторженное замечание, прозвучавшее гораздо громче, чем рассчитывала Шелли, вызвало некоторый интерес среди гостей, и сразу несколько голов повернулось в ту сторону.
– О ком ты говоришь? – удивилась Ли, пытаясь понять, в чем дело.
Мередит, стоявшая лицом к выходу, подняла глаза и сразу поняла, кто был причиной этого благоговейного и одновременно алчного выражения, ясно читавшегося на лице Шелли. На пороге, небрежно сунув правую руку в карман брюк, стоял мужчина, настоящий гигант, ростом не менее шести футов двух дюймов, с волосами почти такими же темными, как смокинг, облегавший словно вторая кожа широкие плечи. На бронзовом от загара лице резким контрастом выделялись светлые глаза, и, пока он не двигался с места, лениво изучая элегантно одетых гостей «Гленмура», Мередит не переставала удивляться, почему Шелли назвала его «великолепным». Черты его лица были словно высечены из гранита неизвестным скульптором, задавшимся целью изобразить не мужскую красоту, а грубую силу и примитивную, почти первобытную, энергию… Квадратный подбородок, прямой нос – олицетворение стальной решимости и неукротимого характера.
Мередит он показался гордым, высокомерным и упорным. Ее никогда не привлекали подобные мужчины, стремившиеся навязать всем и каждому свою волю.
– Взгляните на эти плечи, – продолжала восторгаться Шелли. – На лицо! Вот это, Дуглас, и есть настоящая сексапильность в чистом виде!
Дуглас пригляделся к незнакомцу и, улыбаясь, пожал плечами:
– На меня он не производит столь сильного впечатления. – И, обернувшись к соседу, спросил: – Ну а ты, Рик? Он тебя возбуждает?
– Не узнаю, пока не увижу его ноги, – пошутил Рик. – Обожаю хорошенькие ножки, поэтому меня скорее заводит Мередит!
В этот момент в дверях появился Джонатан, уже немного нетвердо державшийся на ногах, и, обняв незнакомца за плечи, оглядел комнату. Мередит заметила торжествующую ухмылку, адресованную приятелям, и немедленно поняла, что он уже полупьян, однако была полностью сбита с толку оглушительным хохотом Ли и Шелли.
– О нет, – простонала Ли, в комическом ужасе переводя взгляд с Шелли на Мередит. – Только не говорите, что этот великолепный образец мужчины и есть тот рабочий, кого нанял Джонатан!
Дуг, в свою очередь, взорвался смехом, заглушив слова Ли, и Мередит наклонилась ближе к приятельнице:
– Прости… я не расслышала.
Быстрым шепотом, торопясь договорить, прежде чем подойдут мужчины, Ли объяснила:
– Это тот плавильщик из Индианы, о котором говорил Джонатан! Отец заставил его нанять парня для работы на буровой вышке в Венесуэле.
Не понимая причин столь внезапного веселья, Мередит недоумевающе спросила:
– Но зачем было приводить его сюда?
– Это шутка, Мередит! Джон сердит на отца, потому что тот вынудил его взять на работу этого парня, да еще и ставит в пример сыну! Джон привел этого типа сюда, чтобы насолить отцу, ну знаешь, заставить их встретиться неофициально, в обществе. Но самое смешное в том, что тетя Джонатана сказала, будто его родители в последнюю минуту решили не ехать на бал, а провести вместо этого уик-энд в загородном доме.
Слишком громкое, хотя и невнятное приветствие Джонатана заставило всех стоявших рядом, в том числе и отца Мередит, обернуться и с негодованием взглянуть на молодого человека.
– Привет всем! – заорал он, широко разводя руки. – Как поживаете, тетя Гарриет и дядя Рассел? – И, уверившись, что наконец привлек всеобщее внимание, объявил: – Познакомьтесь с моим приятелем, Мэттом Террелом… то есть Фаррелом!
Он осекся, икнул и широко улыбнулся:
– Тетя Гарриет, дядя Рассел, поздоровайтесь с Мэттом! Новейший пример для подражания, по мнению отца! Он считает, что именно таким я должен стать, когда вырасту!
– Рада видеть вас, – вежливо ответила тетка Джонатана и, отводя ледяной взгляд от пьяного племянника, попыталась сделать над собой усилие и проявить нечто вроде гостеприимства к человеку, которого тот привел с собой. – Откуда вы приехали, мистер Фаррел?
– Индиана, – коротко ответил тот.
– Индианаполис? – нахмурилась Гарриет. – Боюсь, мы не знакомы с Фаррелами из Индианаполиса.
– Я не из Индианаполиса. И убежден, что вы не знаете мою семью.
– Из какого же вы города? – резко вмешался отец Мередит, готовый подвергнуть допросу и устрашить любого мужчину, который близко подойдет к дочери.
Мэтт Фаррел повернулся, и Мередит с тайным восторгом увидела, как он не моргнув глазом сдержал уничтожающий взгляд Филипа:
– Эдмунтон, к югу от Гери.
– И чем вы там занимаетесь? – грубо спросил Филип.
– Работаю на сталелитейном заводе, – хладнокровно бросил Мэтт, ухитряясь при этом выглядеть таким же высокомерно недоступным, как Филип Бенкрофт.
Ответом на это признание послужило всеобщее молчание. Несколько пожилых пар, стоявших в стороне в ожидании тети и дяди Джонатана, неловко переглянулись и поспешили отойти. Миссис Соммерс, очевидно, решила сделать то же самое и как можно скорее.
– Желаю приятно провести время, мистер Фаррел, – сухо процедила она и вместе с мужем направилась в столовую.
Неожиданно все пришло в движение.
– Ну что ж, – жизнерадостно объявила Ли Эккермен, оглядывая членов компании, всех, за исключением Мэтта Фаррела, стоявшего немного в стороне. – Пойдемте ужинать!
Взяв Джона под руку, она повернулась к двери и намеренно громко заметила:
– Я зарезервировала стол на девять человек!
Мередит быстро подсчитала – вместе с Мэттом их было десять. Парализованная отвращением к Джонатану и его друзьям, она не тронулась с места. Отец увидел, что дочь находится почти рядом с Фаррелом, и, шагнув к Мередит, больно сжал ее локоть.
– Избавься от него, да побыстрее! – рявкнул Филип достаточно громко, чтобы Мэтт расслышал, и с разгневанным видом почти вылетел из комнаты. Мередит, проводив его взглядом, посмотрела на Мэтта, не совсем представляя, что будет делать. Мэтт повернулся к высокой стеклянной двери и разглядывал веселящихся людей с отчужденным безразличием человека, знающего, что он нежеланный гость, и намеревался вести себя так, словно предпочитает, чтобы его оставили в покое.