Из салона донеслось бульканье, причмокивание, а потом удовлетворенный теплый голос спросил:
– Игорек, ты зубы-то сделал?
– Сделал… – от его вопроса обе челюсти внезапно заболели. Я уже обстучал молотком непокорную гайку, в очередной раз накинул на нее ключ и, собираясь силами для решающего рывка, закончил фразу. – Шесть пломб и два вырвали.
– Солидно, – наверху вновь забулькало, – но вставлять никуда не ходи. Только ко мне. Ты знаешь, сколько должен простоять нормальный протез? Лет сто пятьдесят. Как эти стены. А гарантия сколько? Год. Между прочим, любой приличный техник может изготовить мост на точно рассчитанное время. Плюс минус месяц. Если ты к нему с душой – то зубчики получишь на всю оставшуюся жизнь. А будешь мозги врачу пачкать, так и зубы твои тютелька в тютельку гарантию выдержат, и все! Приходите снова в гости.
Послышались громкие, решительные глотки, Гриша перевел дух и продолжил:
– Частные техники что делают? Вот приходишь ты к нему, он сю-сю-сю, сю-сю-сю… И – хлобысь тебе мост на три года! Ты друзьям, знакомым про хорошего мастера расскажешь, приведешь, в креслице усадишь. Они потом своих приведут. Ну, так вот, всю твою цепочку родичей он года за два, два с половиной вытянет, а тут как раз твой протезик – хрусь! И пошло все по новому кругу! А называется это – бизнес…
– Надо же, – подал я голос из подпола, – оказывается зубные техники сплошь бесчестные люди?!
– А как же! – ни мало не смутился Капелевич. – Ты знаешь, что у нас студенты делали? Мы в техникуме всю зиму, стало быть, учимся, челюсти там всякие лить тренируемся. К лету этими «практикантскими зубами» вся задняя комната завалена. С половину твоего гаража комната! А как каникулы начинаются, так мы этими протезами мешки набьем – и по деревням! Эй, бабки беззубые, кому вставная челюсть треба!? Выбирай!
Нетрудно догадаться, что Гриша Капелевич работал в доме для престарелых зубным техником. Попал он сюда не просто. По его рассказу, устроился он сперва в районной поликлинике. Но не пришелся ко двору своему заведующему – еврею, потому как был чистокровным русаком. Заведующий запретил врачам давать ему заказы. Пришлось перейти в другую поликлинику. Но злобный заведующий нашел его и тут, и заявил, что лечение зубов – еврейская народная специальность, русскому в ней делать нечего. И выжил с нового места. Долго бегал Гриша от коварного сиониста… Только здесь, в этом пенсионном недоходном месте оставили его в покое.
Из тяжелого опыта своей жизни Гриша вынес лютую ненависть ко всему сионисткому племени и громко мечтал о еврейских погромах. Когда я осторожно намекнул ему о фамилии, он гордо заявил:
– Мы не по паспорту будем бить, а по морде!
Надо сказать, что профиль его полностью соответствовал фамилии. Но на это намекать у меня язык не повернулся…
Ладно, хватит валяться. Я уперся ногами в бензобак, взялся за ключ обеими руками, поднатужился и-и-и-хрясь!!! Голова треснулась о каменный пол, изо рта выскочила длинная фраза, непереводимая ни на один из языков мира. Гайка – железяка чертова – даже не стронулась!
– Ты что-то сказал? – забеспокоился Гриша.
Я охотно повторил непереводимую фразу.
– Понятно. Может, помочь?
– Принеси тормозухи, пожалуйста.
– Сейчас… – он вылез из «Латвии», сходил к шкафу и вернулся с бутылкой. – Эта?
– Она. – Еще одним несомненным достоинством Капелевича была его интуиция. Лично я, когда понадобилось долить бачок, искал эту бутылку по верстакам не менее получаса. – Открой, будь другом.
Я капнул на непокорную гайку немного тормозухи, потом смочил на всякий случай все остальные и вылез из-под машины. Теперь оставалось только ждать.
– Может, хряпнешь, пока время есть? – Гриша стоял у машины с налитым до половины стаканом и двумя дольками апельсина. Как он догадался, что мне нужно убить часа два времени, пока тормозуха ржу разъест?
Капелевич усмехнулся, глядя снизу вверх – ростом он вышел мне только до плеча – и потянул стакан.
Тощий, как глиста, маленький, как койот, юркий, как таракан, ловкий, как обезьяна, умный, как филин, юркий, как ящерица, хитрый, как африканский заяц! Откуда он такой взялся на мою голову?
– Все равно сегодня никуда не поедешь… – безразличным тоном заметил Капелевич. Это было истинной правдой. К тому же страшно болели зубы, голова, плечо, содранные пальцы. И вдобавок я успел здорово разозлиться на непокорные гайки… Водка оказалась на удивление холодной и совершенно безвкусной. Закинув в рот дольки апельсина я раздавил их языком, немного помял больными зубами и проглотил. А потом устало присел рядом с машиной, откинувшись на колесо.
Камень слегка холодил спину, на стене напротив солнечный свет из затянутого мельчайшей сеткой окна нарисовал слепящий глаза квадрат. Настолько яркий, что серый камень казался белым, а бурые полосы раствора вовсе не различались.
Что за черт? Ведь только сейчас, секунду назад я сидел в гараже рядом с машиной и трепался с Гришей Капелевичем! Ущипните меня! Некому… Только-только ведь ковырялся в «Латвии»… Или это был сон? Или наоборот, я заснул? Выпил сто грамм, разморило, вот и отрубился… Только уж очень хорошо помню, что наяву происходило…
С руки взлетела черная упитанная муха, сделала пару витков вокруг головы и метнулась в окно. Как бы не так – ячея сетки оказалась слишком мелкой. Муха поползала туда – сюда, ища дыру покрупнее, а потом забилась в верхний угол и обиженно затихла. С улицы доносился гул водопада и веяло полуденным теплом. Голосов слышно не было…
Камера моя оказалась весьма обширной. Арочный потолок на высоте в три метра тянулся шагов на тридцать от окна и упирался в глухую скальную породу. Там, у дальней стены, бесформенными грудами были свалены «сокровища» бандитствующих охотников. Какие-то кувшины, вазы, тарелки; что-то похожее на стремена, подсвечники, маятниковые весы. Бесформенные тряпки. Учитывая способ изготовления тканей – здесь они наверняка считаются большой ценностью. А мою одежду, кстати, эти мерзавцы оставили в камнях…
Я встал, сделал несколько шагов к завалу и тут же шарахнулся назад. Там, у подножия ближайшей из куч, зарытый в тряпье, лежал человеческий скелет.
Не самое приятное соседство. Как это его белые косточки сразу в глаза не бросились? Скрюченный в три погибели, едва прикрытый тряпьем. Череп откинулся назад, в широкую желтую чашу и смотрит на меня черными глазницами. Широкие белые зубы… Зубы покойника выросли невероятной длины, едва не оторвав ему челюсть и полностью закрыв рот. Бедняга наверняка умер от голода… И последние дни прожил с вывихнутой нижней челюстью – раскрыть рот так широко просто невозможно.
Минут пять я дрожал от страха в углу, потом взял себя в руки. Ну не встанет же он, в конце концов, и не бросится на меня как голливудский вампир?! И кусаться ему уже не дано, и мяса на нем не осталось… Фантасты и мистики могут говорить все, что угодно, но никогда не поверю, чтобы скелет, даже трижды оживший, смог двигаться не имея мышц.
Кое-как уговорив себя выйти из заветного угла, я, обойдя покойника метра за полтора, приблизился к груде «сокровищ» и попытался найти что-нибудь полезное. В идеале – автомат Калашникова.
Автомата в груде, естественно, не было. Зато нашлась увесистая золотая хреновина, нечто среднее между царской «державой» и гвоздодером. Украшенная мелкой вязью полусфера плавно перетекала в узкую, слегка изогнутую лопатку длиной в руку. Взяв найденный «инструмент» в руки я отправился изучать вход.
Отлитая из матовой стали дверь оказалась вогнутой. Причем под довольно большим радиусом. Открывалась она вовнутрь, и до неприличия плотно прилегала к каменному проему. Всунуть в нитеподобную щель между дверью и стеной толстую лопатку оказалось нереально. Бритвенное лезвие – можно, но бритвы в этом мире у меня не имелось. Я отступил, размахнулся «инструментом» и несколько раз ударил полусферой в районе задвижки – была там на камне характерная царапина. Дверь даже не звякнула! Она явно выдержала бы даже прямое попадание гаубичного снаряда. А вот на «державе» после ударов не осталось ни малейшего следа от рисунка, и да простят меня археологи всех времен и народов.
Пришлось перейти к окну. За мелкой металлической сеткой виднелись толстые прутья… Да и размер у окна не мой. Тесное, не пролезть. Пожалуй, тюрьму эту делали на совесть, с расчетом на умников вроде меня… Но стены я все равно простучал. Ничего. Правда, во многих местах на камнях были явные следы зубов. Я невольно покосился на покойника. Может это он зубки сточить пытался? Но для этого они должны быть прочнее стали! Будем надеяться, он не оживет, когда петухи откукарекают полночь…
Однако выхода обнаружить пока не удалось. Я вернулся к куче золотого хлама и попытался найти более приличное оружие. Меч, шашку, копье, ольхон или хотя бы перочинный нож… Тщетно. Ничего ценного. Единственной удачей оказалась находка кожаной рапсодии. Видимо, она служила воинским доспехом – толстая грубая кожа, бронзовые наплечники, широкая овальная пластина с изображением оскаленной пасти на груди. Там же нашелся и широкий ремень с пряжкой, больше похожей на сильно сплющенный рыболовный крючок.
Вновь подобрав тяжелую «державу» я уселся на пол рядом с дверью. В моем положении самое лучшее – дождаться, пока принесут пайку и попробовать треснуть «кормильца» по голове. Может, повезет.
Из окна послышались голоса. Мужские.
Боже мой… Тхеу… Как она там, что с ней?.. Женщина, которая рискнула довериться мне, помочь… Накормила, одела. Разделила со мной ложе. Что мог я дать ей взамен? Не сумел даже защитить… Передо мной, как наяву, заблестели голубые глаза с карими лучиками… Что может сделать мужчина для женщины? Я не сделал ничего. Слушал ее крики бессилия и трясся от страха. Мерзавец, подлец, трус!
Пальцы невольно крепче сжали «инструмент». Войди кто-нибудь – вколотил бы по плечи в пол без малейших колебаний… Но никто не шел. И даже голоса за окном смолкли…
– Хорошая водочка, жалко мало.
– А-а?
– Не в то горло пошла? – забеспокоился Капелевич. – Что-то у тебя взгляд стал безумный…
Он наклонился и похлопал меня по щекам. Только после этого я понял, в каком мире нахожусь.
– Гриша, сколько времени?
– Девять.
– Только девять? Слушай, а я никуда… Ну, вот сейчас… Никуда не исчезал?
– Что-о? Игорек, ты тормозухи случайно не глотнул?
– Нет. – Я встал, огляделся. Все как обычно… Только не выходят из головы светлые голубые глаза с карими лучиками. – Гриша, ты ни когда не задумывался, зачем женщинам нужны мужчины?
– Во, это уже вопрос здорового человека, – облегченно засмеялся Капелевич. – Отвечаю. Мужик существует для дамского удовольствия.
– Тут ты не прав, Гриша. Получать удовольствие она может и так. Женщина может зарабатывать, как мужчина, она может сама родить и вырастить ребенка, она может одна вести дом. Но она не способна его защищать. Мужчина всегда был, есть и будет сильнее. И должен суметь защитить ее даже ценою жизни.
– Да ты с ума сошел, мой мальчик, – испугался Капелевич. – Какая защита? Что за антизаконные поползновения!? Ты был на выборах? Голосовал? Вот и следуй решениям выбранного тобой правительства. А оно подобные выходки запрещает! Никогда никого защищать не смей! Даже самого себя.
– С чего ты взял?
– Согласно закона. А по закону ты не имеешь права владеть оружием. Даже холодным.
– Ты передергиваешь, Гриша. Владение оружием запрещено только для того, чтобы им не мог завладеть преступник…
– Игорек, если тебе запудрили мозги, то не надо пересыпать пыль в мою черепушку. Законодательный запрет имеет значение только для законопослушных граждан! А преступникам и бандитам на него плевать! Как ты собираешься самостоятельно защищать жену от вооруженного бандита?
– В милицию позвоню… – не очень уверено ответил я.
– Crazu mu little… Защитить себя человек может только сам! Всем остальным на это плевать. Милиция просто оприходует твой труп и попробует поймать конкурента.
– Какого конкурента?
– Неужели непонятно? Безоружные люди являют из себя безопасную аморфную массу, которую легко грабить и давить. И в этом святом деле уголовники составляют правительству конкуренцию. Вот потому их и ловят. А вовсе не для того, что бы тебя, сирого, спасти. Право на самозащиту ты получишь только тогда, когда выберешь правительство, желающее иметь полноценный народ. А до тех пор мужчина будет иметь значение только как игрушка для дамских развлечений. Вопросы есть?
– Есть.
– Оставь их при себе… – Капелевич поднялся на носочки и повел носом. – Сюда директор идет! Чао…
Он ловко метнул пустую бутылку в приоткрытый шкаф и юркнул в дверь.
А я полез под машину и в очередной раз накинул ключ на гайку рессорного пальца. Потянул. Она звонко щелкнула и пошла по резьбе. А буквально через минуту после того, как я выбросил свинченную гайку из-под машины, в гараж зашел директор. У Гришы либо нюх, как у трюффельной свиньи, либо интуиция, как у песчаного скорпиона.
Гладко выбритый Сергей Михайлович, в неизменном костюме и бежевой рубашке с галстуком, по-хозяйски прошелся вокруг «Латвии», постучал пальцами по треснутой фаре, потом наклонился и стал наблюдать, как я выбиваю рессорный палец.
– Опять втулки за свой счет покупать пришлось, – немедленно завел я свою любимую пластинку, – и ремкомплект для карбюратора. Вы мне чеки оплатите?
– Ты же знаешь, нет у нас на счету денег.
Еще бы не знать! Три месяца зарплату не платят! Если бы не удавалось на микроавтобусе подхалтурить, уже бы давно ноги протянул. А раз машина кормит, то и запчасти к ней прикупить не грех… Интересно, а как нянечки выживают?
– Резину давно пора менять. Таких денег у меня нет.
– Придумаем что-нибудь. – Он задумчиво почесал свой нос. – Ты главврача нашего знаешь? Галину Павловну?
– Нет.
– Плохо. Ну да ладно, увидишь. Ее на курсы направили. Надо будет забирать в два часа из Комитета по здравоохранению. В течении недели. Понял?
– Сделаем.
– Вот и хорошо.
Сергей Михайлович ушел, и сразу после его ухода резко разболелись зубы. Сразу все. Ладно бы, те шесть, которые вчера залатали, или хоть те, что остались нелечены, так нет – боль пульсировала и в передних зубах, и в резцах, и в коренных, и даже в тех трех, что давно не существовали, брошенные в миску стоматолога. Временами острая резь сливалась в единое целое, захватывающее нижнюю и верхнюю челюсть, временами докатываясь до глаз, отчего начинали течь крупные холодные слезы. Хорошо хоть на протяжении дня меня больше никто не трогал.
Втулки удалось заменить только к восьми вечера. Челюсти болели так, что хотелось выть на луну. Дома я не раздеваясь залез в постель и спрятал голову под подушку. Выспаться, естественно, не удалось. А к утру зубы начали выпадать…
На работе я первым же делом побежал в Гришкин кабинет, но он, паразит, именно сегодня ухитрился сесть на больничный. Пришлось с Терентий Палычем ехать на Аптекарские склады сдавать посуду. Болеть стало меньше, но зубы сыпались, как иглы с новогодней елки. И я смирился с тем, что придется делать искусственные челюсти.
К двум часам, когда настала пора забирать главврачиху, зубов не осталось совсем. Зато и болеть было нечему. Я даже довольно бодро поболтал с Галиной Павловной – милой женщиной лет сорока, люто ругающей начальника Комитета здравоохранения Корюкина за дурь.
Сюрприз меня поджидал вечером. Когда я забирался под одеяло, гадая, приснится долина охотников, или нет, челюсти снова стали ныть. Я шевельнул во рту языком, и ощутил, как из десен проклюнулись остренькие кончики новых клыков…
6. Прогулка при луне
Приснилась мне Леночка Тельная, бывшая одноклассница. Но во сне она почему-то оказалась пилотом истребителя-перехватчика, и активно учила меня летному делу. Я сидел на крыле и пытался заглянуть в кабину, а Леночка тем временем выписывала фигуры высшего пилотажа. Короче, обычный ночной бред. Легче даже на душе как-то стало. И проснулся я отдохнувшим, свежим, за пять минут до звонка будильника. Все было прекрасно. Вот только десны слегка ныли… и из них высовывались крепенькие макушки новорожденных зубов.