– Ладно, я пока погуляю, – согласился Бао-юй, кивнув головой. – Пусть Сы-эр натаскает воды. Чунь-янь пойдет со мной!
Он вышел со двора и, убедившись, что поблизости никого нет, спросил Чунь-янь об У-эр.
– Я только что передала все тетушке Лю, – сообщила ему Чунь-янь, – и она очень довольна! Но только У-эр сейчас не может прийти, потому что после той ночи, когда ее обидели, она снова заболела. Придется подождать, пока она поправится!
Расстроенный, Бао-юй сокрушенно вздохнул.
– Си-жэнь знает об этом? – спросил он.
– Я ей ничего не рассказывала, – ответила Чунь-янь. – Не знаю, может быть, Фан-гуань сказала.
– Я тоже не говорил, – заметил Бао-юй. – Но ничего, еще расскажу!
Он повернулся и направился домой. Там он приказал, чтобы ему подали воду, и принялся мыть руки.
Когда настало время зажигать лампы, во двор с шумом ввалилась толпа людей. Служанки выглянули в окно и увидели жену Линь Чжи-сяо. Впереди нее шла женщина с зажженным фонарем, а позади следовали экономки.
– Они проверяют ночных сторожей, – шепотом сказала Цин-вэнь. – Сейчас уйдут, и мы сможем запереть ворота.
Люди, которые оставались на ночь дежурить во «дворе Наслаждения розами», вышли навстречу жене Линь Чжи-сяо. Убедившись, что все в полном порядке, она предупредила:
– Не спите до самого рассвета и не смейте пить и играть на деньги! Если узнаю, что мой приказ нарушен, – берегитесь!
– Да неужели кто-нибудь осмелится нарушить ваше приказание! – с улыбкой отвечали ей люди.
– Второй господин Бао-юй лег спать? – осведомилась жена Линь Чжи-сяо.
– Не знаем, – последовал ответ.
Си-жэнь поспешно подтолкнула Бао-юя, тот сунул ноги в башмаки и вышел.
– Я еще не сплю, – громко сказал он. – Зайдите к нам, посидите немного, тетушка… Си-жэнь, налей чаю!
– Вы еще не спите! – удивилась жена Линь Чжи-сяо. – Нынче ночи короткие, а дни длинные, так что нужно ложиться пораньше, чтобы пораньше просыпаться. Если вы будете вставать поздно, люди скажут, что вы барич, а ведете себя как последний кули.
Она улыбнулась Бао-юю. Тот тоже улыбнулся ей:
– Вы совершенно правы, тетушка! Я всегда ложусь так рано, что даже не слышу, когда вы приходите. Но сегодня я ел лапшу и решил немного прогуляться, чтобы не получилось засорения желудка.
– Надо было заварить чай «пуэр», – заметила жена Линь Чжи-сяо, обращаясь к Си-жэнь.
– Мы заварили целый чайник, – тотчас ответила Си-жэнь, – он уже выпил две чашки. Сейчас и вам нальем чашечку, попробуйте!
Цин-вэнь принесла чай. Жена Линь Чжи-сяо, продолжая стоять, взяла у нее чашку:
– Я слышала, второй господин, что вы стали называть барышень прямо по имени. Хотя в доме посторонних нет, все же следует с бо́льшим уважением относиться к людям, которые прислуживают вашим бабушке и матушке. Если это произошло случайно, еще куда ни шло. Но если это войдет в обычай, вашему примеру последуют братья и племянники, и люди станут говорить, будто у нас в доме младшие не уважают старших.
– И здесь вы правы, тетушка! – снова согласился Бао-юй. – Действительно, я иногда называю барышень по имени.
– Не упрекайте его, – улыбнулись Си-жэнь и Цин-вэнь. – У него по нынешний день слово «сестра» не сходит с языка, а если он и назвал кого-нибудь по имени, то это в шутку. В присутствии посторонних он себе этого не позволяет и ведет себя, как и раньше.
– Хорошо, – одобрительно заметила жена Линь Чжи-сяо. – Это доказывает, что он читает книги и знает этикет. Чем скромнее и уступчивее он будет, тем больше его будут уважать. Я уж не говорю о старых служанках, переведенных сюда из комнат старой госпожи, но даже собачек и кошек, принадлежащих старой госпоже, обижать без нужды не следует. Только такое поведение достойно знатного, воспитанного юноши!
Она выпила чай и собралась уходить.
– Ну, отдыхайте, – а мы уходим!
– Желаю и вам спокойной ночи, – сказал ей на прощание Бао-юй.
Жена Линь Чжи-сяо и сопровождавшие ее женщины отправились продолжать осмотр.
Цин-вэнь заперла ворота и, вернувшись в дом, со смехом воскликнула:
– Эта тетушка где-то подвыпила и вздумала читать нам нравоучения!
– Неужели она делала это из дурных побуждений? – с упреком возразила Шэ-юэ. – Она боится, как бы чего-нибудь не случилось, поэтому ходит повсюду, всех предостерегает, всем напоминает.
Она стала накрывать на стол и расставлять вино, фрукты, закуски.
– Не нужно высоких столов, – заявила Си-жэнь. – Поставим на кан низенький круглый столик и все усядемся за него – так будет и свободно и удобно.
По предложению Си-жэнь стол был принесен. Шэ-юэ и Сы-эр в несколько приемов перенесли все фрукты и закуски на кан. В прихожей возле жаровни на корточках сидели две старухи и подогревали вино.
– Жарко, снимем халаты, – предложил Бао-юй.
– Хочешь снять – снимай, – ответили ему. – А нам надо ухаживать за гостями.
– Ухаживать вам придется до пятой стражи, – проговорил Бао-юй. – Я не люблю все эти условности и никому не нужные правила приличия. Правда, при посторонних приходится соблюдать их, но если вы собираетесь меня раздражать, – достанется вам!
– Ладно, пусть будет по-твоему, – согласились все.
Девушки поспешно стали снимать с себя халаты. Вскоре головные украшения тоже были сняты, волосы кое-как собраны в пучок на макушке, и все остались лишь в легких кофтах, плотно облегающих тело.
На Бао-юе была только красная шелковая куртка да зеленые в черный горошек сатиновые штаны, завязки которых у щиколоток он ослабил, чтобы было свободнее. Повязавшись вокруг талии полотенцем для вытирания пота, Бао-юй сидел, подложив под руку новую шелковую подушку с узорами из разноцветных роз и лепестков гортензии, и играл с Фан-гуань в цайцюань[6].
Фан-гуань все время ворчала, что ей жарко. Она сбросила с себя все, кроме кофточки цвета яшмы да узких светло-розовых штанов, подпоясанных зеленоватым полотенцем. Волосы ее, заплетенные в косички, были собраны на затылке и ниспадали на спину толстой косой, в мочку правого уха был вставлен кусочек яшмы величиной с рисовое зернышко, а в левом красовалась подвеска из красной яшмы, похожая на вишню, вделанную в золото. На фоне этих скромных украшений особенно выделялись белизна ее круглого, как луна, лица и светлые, точно воды Хуанхэ осенью, глаза.
Глядя на нее и на Бао-юя, все говорили:
– Они словно близнецы!
Си-жэнь наполнила кубки вином:
– Погодите играть! Хотя за гостями никто не ухаживает, я хочу, чтобы все выпили глоток вина!
Она первая подняла кубок и осушила его. Ее примеру последовали остальные. После этого все уселись друг возле друга.
Чунь-янь и Сы-эр, которым неудобно было сидеть на самом краю кана, принесли для себя расписные табуретки.
Приготовленные сорок закусок были разложены на тарелках из белого динчжоуского фарфора; это были сушеные и свежие фрукты с севера и юга, а также самые разнообразнейшие яства.
– А теперь давайте сыграем в застольный приказ! – предложил Бао-юй.
– Только без шума, а то могут услышать! – предупредила его Си-жэнь. – И потом мы люди неграмотные, так что без древних текстов.
– А по-моему, лучше играть в кости, – предложила Шэ-юэ.
– Нет, – махнул рукой Бао-юй. – Лучше угадывать названия цветов.
– Верно! Я давно думала об этом! – поддержала его Цин-вэнь.
– Эта игра, конечно, интересная, – согласилась Си-жэнь, – но людей мало.
– Послушайте меня! – вмешалась Чунь-янь. – Давайте пригласим барышню Бао-чай, барышню Линь Дай-юй да барышню Сян-юнь. А когда настанет время второй стражи, отпустим их спать!
– Это вызовет шум, придется открывать ворота, – возразила Си-жэнь. – А вдруг нагрянет ночной дозор…
– Ничего! – возразил Бао-юй. – Третья сестра Тань-чунь тоже любительница вина, и если мы ее пригласим, нам ничего не страшно! Да и барышня Бао-цинь…
– Барышню Бао-цинь пригласить можно, но она ведь живет у старшей госпожи Ли Вань, и если пойти за нею, подымется переполох, – ответили ему.
– Пустяки! – заявил Бао-юй. – Сейчас же пригласите ее!
Чунь-янь и Сы-эр не решились возражать и, отперев ворота, в сопровождении других служанок побежали исполнять его приказание.
– Эти девчонки ничего не добьются, – заметили Цин-вэнь и Си-жэнь, когда служанки вышли. – Придется пойти нам самим, мы доставим всех сюда живыми или мертвыми!
Цин-вэнь и Си-жэнь приказали женщинам зажечь фонари и тоже отправились. И действительно, когда они пришли к Бао-чай, та отказалась пойти, ссылаясь на позднее время. Что касается Дай-юй, то она заявила:
– Я себя плохо чувствую!
Однако Си-жэнь и Цин-вэнь не отступали и продолжали их упрашивать:
– Ну окажите нам хоть немного уважения, посидите чуть-чуть, а потом уйдете…
Дай-юй и Бао-чай наконец уступили, чему Си-жень и Цин-вэнь обрадовались. Потом они подумали, что, если Ли Вань узнает о пиршестве, получится неудобно. Поэтому они позвали Цуй-мо и велели ей вместе с Чунь-янь пойти к Ли-Вань и Бао-цинь и привести их во «двор Наслаждения розами», что те и сделали.
Затем Си-жэнь чуть не силой притащила Сян-лин. На кане поставили еще один столик, и все наконец расселись.
– Сестрица Линь Дай-юй боится холода, пусть она сядет у стены! – воскликнул вдруг Бао-юй, подсовывая девушке под спину подушку.
Что касается Си-жэнь и других служанок, то они поставили для себя стулья перед каном.
Дай-юй сидела поодаль от стола, прислонившись спиной к подушке, и оживленно разговаривала с Бао-чай, Ли Вань и Тань-чунь.
– Вы всегда осуждаете тех, кто по ночам пьет и играет в кости, – говорила она. – Как же мы будем делать им замечания, если сами занимаемся тем же?
– А что здесь плохого? – с улыбкой возразила ей Ли Вань. – Мы ведь веселимся не каждый день, а только по праздникам.
Между тем Цин-вэнь принесла бамбуковый стакан с гадательными пластинками из слоновой кости, на которых были изображены цветы, потрясла его и поставила на середину стола. После этого она вынула игральные кости, положила их в коробочку, потрясла ее, затем открыла и объявила, что получилось шесть очков. Шестой с края оказалась Бао-чай.
– Хорошо, я буду первой, – улыбнулась Бао-чай, – но только не знаю, что вытащу!
Она потрясла стакан и вытащила из него одну пластинку. На пластинке был изображен пион и следовала надпись: «Красотой превосходит все цветы», за которой шла строка из стихотворения, написанного в Танскую эпоху: «Пускай бесчувственны цветы, но трогают людей». К этой строке имелось пояснение: «Все сидящие за столом должны выпить по кубку вина! Это самый красивый цветок – он приказывает любому прочесть стихотворение или станс либо спеть песенку».
– Как удачно! – засмеялись все. – Ведь ты сама достойная пара цветку пиона!
Все подняли кубки. Бао-чай тоже выпила, а затем сказала:
– Теперь пусть Фан-гуань споет!
– Если хотите, чтоб я пела, пусть все снова выпьют, тогда мое пение покажется более красивым, – поставила условие Фан-гуань.
Никто не возражал, все выпили, и Фан-гуань запела:
– Не надо! – закричали ей. – От тебя не требуют никаких поздравлений. Спой то, что умеешь!
Фан-гуань ничего не оставалось, как спеть арию «Когда любуюсь я цветами», начинающуюся со слов:
Пока она пела, Бао-юй взял со стола пластинку и несколько раз прочел на ней строку: «Пускай бесчувственны цветы, но трогают людей». Когда же Фан-гуань умолкла, он задумчиво посмотрел на нее. Сян-юнь тотчас отняла у него пластинку и отдала ее Бао-чай.
Бао-чай бросила кости – оказалось шестнадцать очков, а шестнадцатой по счету была Тань-чунь.
– Что мне выпало? – смущенно улыбаясь, спросила она.
Протянув руку, она взяла из стакана первую попавшуюся пластинку, прочла надпись на ней, потом бросила ее на стол и вся зарделась.
– Здесь много неприличных слов! В такую игру можно играть мужчинам, и то не дома!
Никто ничего не понял, и Си-жэнь с любопытством поглядела на пластинку. На ней был изображен цветок абрикоса и следовала подпись: «Божественный цветок Яшмового пруда». Затем шли стихи:
«Вот возле солнца абрикос у самых облаков…»
Потом следовало пояснение: «Девушка, которая вытащит эту пластинку, обретет благородного мужа; все должны поздравить ее и выпить по кубку вина, а после этого выпить вместе с ней».
– Оказывается, вот что! – засмеялись все. – В этой пластинке заключена насмешка над женщинами! Ну и что такого? Подобные надписи имеются лишь на одной-двух пластинках. Одна из наших родственниц стала женой государя, неужели ты не можешь уподобиться ей?
Все стали поздравлять Тань-чунь. Но она не соглашалась пить вино. Однако Сян-юнь, Ли-Вань и Сян-лин успокоились только тогда, когда насильно заставили Тань-чунь выпить. Тань-чунь просила прекратить эту игру, но никто и слышать не хотел.
Наконец, Сян-юнь вложила в руку Тань-чунь кости, потрясла ее руку и выбросила кости на стол. Получилось девятнадцать очков; таким образом, пластинку из стакана должна была тащить Ли Вань.
Вытащив пластинку, Ли Вань прочла надпись на ней и воскликнула:
– Замечательно! Вы только поглядите, как интересно!
Все посмотрели на пластинку. На ней был нарисован цветок сливы, за которым следовали иероглифы: «Холодная красота в морозное утро», и дальше шли стихи:
За надписью следовало пояснение: «Выпей кубок, и пусть следующий бросает кости».
– Действительно, интересно! – воскликнула Ли Вань. – Пусть бросает кости следующий! Я осушу кубок, хотя это вызовет ваше разочарование.
Она выпила вино и передала кости Дай-юй. Дай-юй бросила кости – оказалось восемнадцать очков. Тянуть пластинку из стакана должна была Сян-юнь.
Сян-юнь засучила рукава и, играя пальцами, вытащила из стакана пластинку. На ней была изображена ветка яблони-китайки и возле нее надпись: «Приятен и сладок глубокой ночью сон», а далее строки из стихотворения, гласившие:
– Лучше бы вместо «в ночи непроглядной» было «на камне холодном», – засмеялась Дай-юй.
Грянул общий смех – все поняли, что она намекает на тот случай, когда Сян-юнь пьяная спала на каменной скамье. Однако Сян-юнь не растерялась и, показав пальцем на лодку, стоявшую на шкафу, вскричала:
– А ты не болтай, а садись в лодку да поезжай домой!
Все так и покатились со смеху.
Наконец, немного успокоившись, решили прочесть пояснение к приказу: «Приятен и сладок глубокой ночью сон». Оно гласило: «Вытащивший эту пластинку велит выпить по кубку тем, кто сидит по обе стороны от него».
– Амитофо! – захлопала в ладоши Сян-юнь и засмеялась. – Вот замечательная пластинка!
Так как с одной стороны от нее сидела Дай-юй, а с другой – Бао-юй, им обоим наполнили кубки и заставили выпить.
Бао-юй выпил полкубка и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, передал кубок Фан-гуань, которая мгновенно допила оставшееся вино. Что же касается Дай-юй, то она, продолжая беседовать, сделала вид, что пьет, а сама незаметно вылила вино в полоскательницу.
Между тем Сян-юнь снова бросила кости. Выпало девять очков. Девятой по счету оказалась Шэ-юэ. Шэ-юэ вытащила пластинку. На одной стороне ее был изображен цветок чайной розы, сопровождаемый надписью: «Как изящен прекрасный цветок», а на другой стороне – строка из древнего стихотворения: «Цветами чайной розы настала пора, готовы раскрыться они».
И за нею пояснение: «Каждый из сидящих за столом пьет по три кубка вина в честь уходящей весны».
– Как это понимать? – с недоумением спросила Шэ-юэ.
Бао-юй нахмурил брови, поспешно спрятал пластинку и сказал:
– Давай лучше выпьем!
Все сделали по три глотка, вместо того чтобы пить по три кубка, что было бы слишком много. После этого кости бросала Шэ-юэ. Выпало десять очков. Десятой оказалась Сян-лин. Она вытащила из стакана пластинку, на которой был изображен цветок лотоса на двух сросшихся стеблях и следовала надпись: «Два стебля сплелись вместе, предвещая счастье», а на другой стороне пластинки была начертана строка из старинного стихотворения: «На ветвях, сплетенных тесно, расцвели цветы». Пояснение гласило: «Тот, кто вытащил эту пластинку, должен осушить три кубка, остальные – по одному».